Огненный омут

Вилар Симона

Был еще Оттар – самый живописный из собрания за столом, абсолютно лысый, с красным одутловатым лицом и свисавшими едва не до груди усами. Его гигантские бицепсы на обнаженных до плеч руках так вздувались, словно желали разорвать обшитые бляхами наручи и надлоктевые браслеты. Говорили, что в бою на Оттара нисходит священный пыл, что он выходит из себя, на губах его появляется пена, он грызет свой щит и в горячке сечи может убить и покалечить неимоверное число врагов.

Ролло по-своему любил Оттара, как и Лодина, и Эгиля. Все они в свое время бежали из Норвегии, возвысились при Ролло и были ему беззаветно преданы. Чего нельзя было сказать о сидевшем подле Ролло Гауке. Этот викинг сам некогда прибыл в Нормандию и завоевал для себя богатые области Гурне и Брей. Он не сразу признал власть Ролло, и они долго воевали. Гаук одевался, как франки, даже обрезал волосы

по франкской моде. Теперь он ходил с короткой завитой на лбу челкой светлого пшеничного цвета. Он был красив: тонкие черты, светлая, какая-то даже слишком нежная для мужчины-воина кожа лица и пристальный взгляд ярко-голубых эмалевых глаз. И все же красота этого человека была настолько холодной, что невольно вызывала оторопь. Гаук невзлюбил Эмму с первых же дней, ибо, как она узнала, считал, что Ролло должен был выбрать в жены свою соотечественницу, и даже одно время прочил ему в жены свою высокородную сестру.

Сейчас Гаук что-то холодно говорил Ролло, и Эмма опять разобрала имя Торлауга. Ролло бросил подбежавшей собаке кость. Слов Эмма не могла разобрать, ибо хотя в одном конце залы происходил совет Ролло, в другом шла обычная дворцовая жизнь, ходили служанки с ведрами воды, дворцовые рабы разносили хворост, проходили воины, играли дети.

Похоже полученные известия не слишком Ролло радовали, он был молчалив и глядел отрешенным взглядом. Лишь вечером, когда Эмма взяла лиру и стала петь, глаза его немного смягчились. Пение жены всегда действовало на него умиротворяющее.

Желая потешить мужа, Эмма пела для него старую скандинавскую балладу на родном языке Ролло:

Восемь братьев Дидрик [13] имел,Богатой Вероной правил,И каждый по дюжине сыновейУ трона его поставил.

На треногах ярко пылали огни, отбрасывая красноватые отблески на темный мрамор колонн вдоль зала. Дым темным облаком поднимался к сводам потолка. Викинги и их женщины чинно восседали за длинными столами, слушая пение супруги правителя. У нее был удивительный по силе и красоте голос, а легкий франкский акцент в ее скандинавском выговоре только придавал очарование старинной балладе.

13

Дидрик – фольклорное имя Теодориха, короля остготов, завоевавший Италию. Верона одно время была столицей его королевства.

Двинулось восемь тысяч коней,Что в Данию с грохотом адскимВезли из Вероны незваных гостей —Свидеться с Хольгером Датским [14] .Король королю посылает гонца,С противника требуя дани:«Если откажется Хольгер платить,Пусть выйдет на поле брани».Откликнулся Видрик Верлансен,Что слова зря не скажет:«Кто в землю родную нашу войдет,Тот в землю сырую и ляжет!»

14

Хольгер Датский – национальный герой датчан.

Норманны, завоеватели и набежчики, с гордостью слушали о славных деяниях предков, начинали прихлопывать, топать ногами. У Эммы горели щеки, она видела восхищение в глазах слушателей, упивалась всеобщим вниманием.

Два

войска на черной равнине сошлисьДля богатырской сечиИ скорбным ристалищем стало тогдаМесто кровавой сечи.Витязи Хольгера бились три дня,Исполнены доблестей ратных.Несметное множество там полеглоВитязей чужестранных.

Когда Эмма окончила песню, в зале поднялся шум, загремели рукоплескания. И пусть Гаук лишь скупо улыбался, а Лодин Волчий Оскал мрачно уставился в свой кубок, зато берсерк Оттар даже вытирал выступившие на глазах слезы, а шустрый Эгиль вскочил на стол и, размахивая секирой, выкрикивал цветастые кенинги [15] в честь Эммы:

– Ай да рыжекудрая калина злата, липа запястий, земля ожерелий!

Эмма смеялась. Ей было хорошо, она была дома. А главное – вспыхнувшие гордым блеском глаза Ролло, его посветлевшее лицо делали ее счастливой, уверенной в себе женщиной.

15

Кенинги – иносказательные выражения.

В их почивальне, когда Ролло еще в одежде лежал на спине поперек ложа, закинув руки за голову, Эмма осмелилась спросить, чем вызвал неудовольствие конунга такой славный парень, как Торлауг.

При упоминании этого имени Ролло резко и шумно задышал. Сел, принялся разматывать ремни башмаков, оплетавшие его голени. Затем, рывком скинул через голову тунику.

– Недавно он захватил Санлис, – коротко и мрачно ответил он на ее вопрос.

Эмма соображала: город Санлис был во владениях короля Карла Каролинга. И обаятельный Торлауг устроил на него набег, как грабитель викинг. Для жителей тех мест это беда, однако Ролло должен вроде как порадоваться успешному походу своего ярла.

Когда она сказала об этом мужу, он пояснил:

– Войска Карла снова смогли осадить город. Вестей об этом мне не поступало, и я не смог помочь. А потом… Клянусь молотом Тора, от кого угодно я мог бы ожидать такого, но не от Торлауга. Он оказался коварен, как Локи [16] и пошел на переговоры с Карлом. В конце концом они уладили дело, когда Торлаугу пообещали руку единственной дочери графа Санлиса и титул, если он крестится и принесет Каролингу вассальную присягу. Так что теперь Торлауг стал графом с христианским именем Герберт. Часть викингов, принявших с ним крещение, он оставил при себе и дал им земельные наделы. Тех же, кто не отказался от старой веры, отпустил.

16

Локи – бог коварства и лжи.

Эмма молчала, не решаясь сознаться Ролло, что, по сути, рада за Торлауга. Стать графом, сеньором, обзавестись семьей, а главное, спасти свою душу… Но Эмма поняла, какого опасного врага отныне приобрел новоиспеченный граф Герберт в лице бывшего покровителя Ролло Нормандского.

Она постаралась отвлечь мужа от тяжких дум, принявшись рассказывать о том, что предприняла во время его отсутствия в руанском дворце. Ролло сперва не сильно прислушивался, но когда она сообщила, что велела привести соседний флигель под детские покои их ребенка, он заулыбался и повернулся к ней. Его сердце забилось сильнее.

Эмма сидела на складном стуле подле ложа и расчесывала волосы. И эти волны ее рыжих волос, на которых отсвечивало пламя, эта сливочно-белая кожа, этот рот, блестевший, как орошенные росой лесные ягоды… Тонкая рубаха сползла с ее плеча, нежный изгиб шеи отливал розоватым от отблесков огня. Конунг видел, как вздымается ее увеличившаяся грудь, с темневшими сквозь ткань набухшими сосками. И располневший живот на фоне все той же плавной линии длинных бедер в складках легкой белой ткани до пола… Ролло стало казаться, что все его неприятности отходят на задний план, когда его дома ждет такое существо. Его рыженькая красавица, его жена. И у них будет ребенок. Его ребенок… Ее ребенок.