Огненный пояс. По следам ветра (сборник)
Шрифт:
Тире-тире-тире-тире… Я остановился и расшифровал эти сигналы: «Шестой, я второй… Шестой, как у тебя дела?..»
Шестой — это мой условный номер для вызова под водой. Второй — это номер Светланы. Видно, ей уже стало скучно и она решила поболтать со мной. Я вынул из ножен кинжал и постучал по баллону с воздухом: «Дела неважные… Атлантиды пока не нашел…»
«Я тоже, — ответила Светлана. — И мне уже надоело… Очень мутная вода…»
Точка-тире-тире-точка, — вдруг загремело у меня, казалось, прямо над самым ухом: «Прекратите
Ага, это Михаил скучает на катере и изображает начальника. Сейчас я ему отвечу!
Но кинжал выскользнул у меня из руки и, тускло сверкнув, провалился куда-то вниз.
Мне достался кинжал с обломанной пробковой ручкой. Все собирался ее приделать, да так и не успел. Вот теперь расплачивайся!
Мысленно обругав себя растяпой, я попытался найти кинжал на дне. Но сколько ни шарил, ничего, кроме ракушек, не попадалось под руку. Видно, он упал лезвием вниз и глубоко ушел в ил.
Потеря была не так уж велика. Жалко только, что не удастся продолжить беседу со Светланой.
А она так и сыпала точки-тире, отвечая Михаилу, чтобы «он не мешал своими глупыми замечаниями вести планомерный творческий поиск затонувших сокровищ глубокой древности».
Я тоже попытался добавить кое-что от себя, постукивая согнутым пальцем по баллону. Но звук получался слабый и невнятный, я сам его еле слышал.
«Шестой, шестой, — вызывала Светлана. — Почему не отвечаешь?»
Я решил немного изменить свой курс и плыть навстречу ей, чтобы она могла услышать меня. Плыл я довольно быстро и внимательно смотрел по сторонам.
И вдруг сильно ткнулся головой в какое-то препятствие. Оно было невидимым и упругим, словно совершенно прозрачная стена, которая слегка подалась под ударом, а потом, как резиновая, мягко спружинила и отбросила меня назад. Сколько я ни всматривался, ничего различить не мог. Это было так неожиданно и, главное, непонятно, что я напугался.
Я попробовал свернуть чуть правее. Невидимая преграда не только снова оттолкнула меня, но вдобавок еще цепко ухватила за манометр, выступавший над левым плечом. Я дернулся что было силы. Но невидимка держала крепко. Попытался оттолкнуть загадочную преграду рукой и почувствовал, что она тоже в чем-то запутывается.
Я стал вырываться как бешеный. Но чем больше барахтался, тем сильнее запутывался. Я поднял такую муть, что уже ничего не видел вокруг. От волнения я начал задыхаться, и мне показалось, будто запас воздуха в баллонах кончается. Теперь я понял, как должна себя чувствовать муха в паутине.
…Паутина?! И вдруг я догадался, что случилось со мной, на какую преграду я наткнулся. Конечно же, это была сеть, поставленная рыбаками! Я ведь видел вдали три баркаса, когда нырял. Уйдя со своего азимута, я дал большой крюк и прямехонько заплыл в рыбачьи сети.
Сообразив это; я стал успокаиваться. Мне вспомнилась первая заповедь подводника: никогда не поддаваться панике. Стоит только испугаться под водой, как опасность возрастет во сто крат, — испуганный человек не может принимать правильных решений. Дыхание у него
Расходилась она страшно медленно. Мне хотелось начать осторожно выкарабкиваться из проклятой сети. Но пока сеть не было видно. Надо ждать.
В этой мути я даже не мог рассмотреть часов на руке и узнать, сколько времени пробыл под водой. Вероятно, много, потому что снова услышал настойчивый стук: «Шестой, шестой, выходи на поверхность! Немедленно выходи на поверхность!» Это с катера вызывал меня Михаил. Но ответить ему я не мог.
Если бы не потерялся кинжал! С его помощью я бы уже давно освободился из этих злополучных сетей. Пока же мне оставалось одно: терпеливо ждать.
И вдруг услышал под самым ухом сухой, негромкий щелчок. Он был тревожнее самого громкого взрыва. Это указатель минимального давления предупреждал меня, что воздух в баллонах кончается. Надо немедленно всплывать!
Противный, липкий страх начал овладевать мною. Забыв обо всем на свете, я опять стал барахтаться, но только сильнее запутывался в тонких капроновых нитях.
И тут я почувствовал, что сеть начинает подниматься. Она суживалась, смыкаясь вокруг меня, как мешок. На меня стали накатываться рыбы, попавшие, как и я, в плен и обезумевшие от страха. Одна из них сильно ударила меня скользким хвостом по липу, едва не разбив маску.
Еще несколько мгновений — и в глаза ударил ослепительный, веселый солнечный свет.
Упираясь ногами в сеть и расталкивая метавшихся вокруг рыб, я высунул голову из воды. Прямо перед моим носом покачивался накренившийся борт рыбачьего баркаса. С него свесилось несколько загорелых лиц. Они выражали такую растерянность, что я едва не расхохотался и не выпустил из зубов мундштук.
— Вот так рыбка! — растерянно сказал один из рыбаков, молодой парнишка в выгоревшей тельняшке, и подтолкнул локтем соседа: — Что это, Петра?
— А вот мы сейчас проверим, — мрачно ответил склонившийся рядом с ним рыбак лет сорока, с черной гривой взлохмаченных волос, кривой на один глаз. Он взял в руки багор и встал во весь рост, чуть не опрокинув баркас.
Я ожидал, что он протянет багор мне и поможет вскарабкаться на борт. Но он угрожающе поднял его над головой, явно замахиваясь на меня, и гаркнул:
— Хенде хох!
«Руки вверх!» — настолько-то я знал немецкий язык. Да и так все было понятно и без перевода, стоило только взглянуть на эту грозную фигуру с занесенным над головой багром. Но почему вдруг он решил беседовать со мной по-немецки?! И как могу я поднять руки, если они запутались в ветке, а сам я един держу голову над водой?