Огненный пояс. По следам ветра (сборник)

На протяжении последующих трех суток велись поиски батискафа как с борта „Богатыря“ так и с воздуха — экспедиционными вертолетами и несколькими самолетами, специально выделенными береговыми аэродромами. Поиски затруднялись плотной и низкой облачностью, закрывавшей все это время возможный район всплытия батискафа, и ни к чему не привели.

Радиосвязь с берегом и самолетами часто нарушалась из-за сильных магнитных возмущений, что весьма осложняло координацию поисковых работ.

Запас воздуха позволял батискафу находиться под водой в погруженном состоянии максимум двадцать часов, Если даже он всплыл раньше истечения этого времени, то, вероятно, в поврежденном состоянии, о чем свидетельствует отсутствие с ним связи. За трое же суток безрезультатных поисков в данном районе произошли новые серьезные стихийные бедствия, которым не приспособленный к надводному плаванию и к тому же поврежденный батискаф противостоять не мог:

1. 20 августа в 05.48 московского времени прошли одна за другой с интервалом 12-15 минут три волны цунами, достигавшие, по наблюдениям с борта „Богатыря“, девяти метров высоты. Они были порождены, видимо, землетрясением в районе Алеутской гряде.

2. Через восемнадцать минут после прохождения последней волны цунами — в 06.83 московского времени — судовыми сейсмографами, было зарегистрировано новое землетрясение на дне океана, эпицентр которого располагался на глубине 70-80 километров в, точке с координатами 45°18' сев. 154°33' вост. Сила землетрясения достигала девяти баллов.

8. По данным авиаразведки, в тот же день в указанном районе акватории произошло извержение подводного вулкана. Пламя было видно даже сквозь толщу облаков, достигавшую здесь 600-800 метров. В дальнейшем намечено специально исследовать этот район.

Учитывая все вышесказанное, считаю…»

Докончить фразу было нелегко. Начальник экспедиции отложил перо, сердито потряс рукой — было неприятное ощущение, что она страшно затекла.

Потом он, ссутулившись, с минуту смотрел, ничего не видя, куда-то в угол каюты. Было тихо. Только изредка что-то щелкало в трубах судового отопления.

Вздохнув, он снова взял ручку и твердо, с нажимом дописал:

Старик яростно, разбрасывая брызги с пера, подписался и швырнул ручку на стол. Она скатилась на пол, но он не стал наклоняться за ней, тяжело поднялся, медленно подошел к койке, отдернул, едва не сорвав, веселенькую шелковую занавеску и лег, не снимая кителя с золотыми нашивками.

Он лежал так долго, глядя в потолок, по которому скользили туманные блики. В дверь громко постучали.

— Да. Войдите, — буркнул начальник, поднимая седую лохматую голову.

Вошел капитан. В одной руке он держал фуражку, в другой — голубой листочек радиограммы.

— Вы отдыхали, Григорий Семенович? Виноват…

— Ничего. Что там?

— Сообщение, Григорий Семенович. Береговые станции прослушивания уловили в звуковом канале на глубине четырехсот метров слабые сигналы. Позывные батискафа и несколько отрывочных фраз: «…вынуждены всплывать… не работает… определиться не… баз», — прочитал капитан. — Очень плохая слышимость. Старик сел на койке, задохнувшись, спросил:

— Запеленговали?

— Да. Это миль семьдесят от нас, к северо-востоку. Вот точные координаты.

Они одновременно подошли к столу. Начальник экспедиции углубился в радиограмму, капитан развернул лежавшую на столе карту. Оба склонились над ней.

— Подают сигналы, значит живы, — проговорил Старик и посмотрел на капитана, потом снова начал внимательно изучать радиограмму. — Но какой дьявол их туда занес, хотел бы я знать? И что вообще с ними приключилось? «Баз…» — это, видимо, Базанов. Тарабарщина какая-то. И добавил, опять поднимая на капитана удивленные глаза:

— Но как они уцелели под водой, если прошло трое суток, а воздуха у них было на двадцать, часов?!

Славное было утро, когда, плотно позавтракав, я вышел на палубу. Легкая зыбь лениво и мерно покачивала корабль. Небо было чистым и синим, море сверкало под солнцем. От иллюминаторов и надраенных поручней по волнам танцевали веселые «зайчики».

По палубе, топоча сапогами, сновали матросы. Скрипели тали, где-то на баке постукивала лебедка. Начиналась станция.

Станцией мы, океанографы, называем каждую остановку в море для производства научных наблюдений. Иногда она бывает короткой, иногда — продолжительной. Порой приходится стоять на одном месте целые сутки, регулярно повторяя наблюдения, чтобы знать, как живет океан в этом месте и днем и ночью.

Но сегодня станция была необычайной. Под нами Курильская впадина — огромная трещина в морском дне с глубинами до десяти с лишним километров. И вот в нее-то и предстояло нам нынче нырнуть.

На юте трое матросов готовили к спуску дночерпатель, широко разинувший свои стальные челюсти-ковши. Когда он сядет на дно, челюсти захлопнутся, захватив кусочек грунта со всеми обитателями морского дна, подвернувшимися по неосторожности.

Рядом, придерживая одной рукой фуражку, опускал за борт вертушку для измерения скорости подводных течений мой приятель Павлик Зарубин. Проходя мимо, я успел вытащить у него одну папироску: они, как газыри, торчат из карманов куртки.

Увернувшись от его дружеской затрещины, поспешил дальше — туда, где виднелся из-за мачты наш батискаф, подвешенный на талях на специальной площадке возле кормовой рубки.

Мы с ласковой фамильярностью называем его «лодочкой». Он действительно напоминает маленькую подводную лодку. Такой же прочный стальной корпус, узкий и заостренный. Наверху — рубка, антенна — все, как у настоящей подводной лодки. Только стальная кабина, выступающая полушарием снизу из корпуса, придает батискафу необычайный вид. Зато он может спускаться на такие глубины, какие совершенно недосягаемы для обычных подводных лодок.

Возле нашей «лодочки», конечно, уже суетился Базанов с гаечным ключом в руках, Обычный светло-кремовый костюм он сменил на синюю рабочую курточку, но менее щеголеватую. Она вся «механизированная», на сплошных застежках-«молниях». И галстук у него опять новенький…

Откуда-то из-под батискафа вылез и третий непременный член нашего дружного экипажа Мишка Агеев.

— Ну, мальчики, за дело. Через полчаса наш номер, — весело сказал Базанов. — Коронный номер: баланс с кипящим самоваром на лбу. Музыка выбивает «смертельную дробь».