Огненный столб

Тарр Джудит

— А как же ваши жены? А ваши дети? — Нофрет, забыв о всякой осторожности, стояла рядом с Иохананом перед старейшинами. — Вы так легко покинете их?

— Любимая… — начал Иоханан.

— Мы тоже пойдем, — сказала она четко и холодно. Во время этого странного разговора Мириам молчала, незаметная, укрывшись в уголке. Теперь же она приковала к себе всеобщее внимание, как умела делать, будучи царицей, и люди не могли отвести от нее взглядов.

— Те из нас, кто пришли из Египта, — пойдут вместе с вами.

— Но, — сказал Иоханан, — дети…

Нофрет поймала его на

слове.

— Вот именно! Ты собираешься бросить своих сыновей и дочку, которая так тебя любит?

— А ты?

Мириам стала между ними.

— Дети останутся среди народа. Здесь Зиппора, Кора, Элишеба — матерей им найдется достаточно, братьев и сестер сколько угодно. О детях будет кому позаботиться.

Нофрет обнаружила, что стоит разинув рот, и поспешила закрыть его. Меньше всего ей хотелось снова увидеть Египет. На Синае, среди апиру, она была счастлива. Египет означал рабство, бедствия, смерть.

— Египтяне увидят, кто к ним возвращается. Мертвые идут! Забытый царь, пропавшая царица возвращаются живыми — земля поднимется против вас. Если только… — Она помолчала. — Вы действительно не собираетесь…

— Я оставил посох и плеть, — сказал Моше. — И никогда не возьму их снова. Я принадлежу народу Бога. Он хочет, чтобы я вывел его народ из Египта.

— А если кто-нибудь тебя узнает? Что тогда?

— Мне кажется, — ответил Моше с удивительной мягкостью, — что я немного изменился — с тех пор, как умер в Двух Царствах.

С этим трудно было спорить. Человек, некогда сидевший на троне в роскоши золота, увенчанный двумя коронами, с посохом и плетью в руках, не имел ничего общего с пророком апиру. Длинный надменный рот был скрыт, а длинный нос незаметен среди роскошной белой бороды и пышных вьющихся волос. Но глаза, звенящий голос, частые запинки…

— Это было давно, — вымолвила Мириам, — и давно забыто. Египет увидит пророка апиру, а не человека, когда-то умершего в Ахетатоне.

— Это должен быть ты, — вмешался Иоханан. — Верно? Ведь Египет ни за что не позволит уйти такому количеству ценных работников. И только ты можешь заставить согласиться саму землю, богов и даже царя.

— Или они убьют всех вас. — Нофрет переводила взгляд с одного на другого, но они не обращали на нее внимания. Эти двое могли спорить бесконечно, но не станут обсуждать веление бога. Он сделал выбор, и они исполнят его волю.

Иоханан тоже. Иоханан прежде всего.

— Никогда не знала, — сказала она негромко, чтобы слышал только он, — что ты так ненавидишь Египет.

— Это не ненависть. Это неизбежность. То, что было со мной, прежде чем я ушел из Фив, — мелочь. Некоторые наши люди умерли из-за прихоти или злобы своих хозяев.

— Все люди умирают.

— Но не так, как мой народ.

Нофрет знала, что значит этот взгляд, этот затвердевший подбородок. Иоханана не переубедить. Он пойдет.

Она коротко кивнула.

— Ладно. У нас много дел. Ты собираешься продолжать болтать или поможешь мне?

Казалось, Иоханан готов огрызнуться, но что-то остановило его. Видимо, он заметил на ее лице то же выражение — несокрушимого упрямства.

Решившись

на что-то, Нофрет делала это без малейшего колебания или сожаления, за что уважала себя. Но ей никогда еще не приходилось решать такую сложную задачу: покидать место, ставшее ей домом, уходить от своих детей.

Это оказалось даже тяжелее, чем она ожидала. Близнецы и младенцами плакали редко, а теперь, как они объяснили матери, слишком выросли, чтобы плакать. Исхак уже давно ходил на охоту вместе с мужчинами. Анна становилась женщиной. Скоро она захочет замуж.

Не так уж скоро. Нофрет успеет вернуться гораздо раньше, чем ее дети станут взрослыми.

С Иегошуа возникли совсем другие сложности. Он уже вошел в свою пору, по крайней мере, с точки зрения апиру, и ушел к молодым мужчинам. Когда мать и отец собирали вещи, готовясь в путь неведомой длины и немалой опасности, юноша не выказывал особого огорчения. Он казался даже безмятежным, приходя по вечерам к их костру поужинать, что делал довольно часто, отмечая, что стряпня его матери куда вкуснее, чем то, что готовят на своем костре молодые люди.

Нофрет следовало бы чувствовать себя успокоенной, хотя и несколько огорченно: ее старший сын стал мужчиной и вел себя с мужской сдержанностью. Но она исполнилась подозрений и настороженно наблюдала за ним, пытаясь уловить в его словах, некий скрытый смысл. Иегошуа был вылитый отец в юности, нескладный, угловатый, с глазами, не умевшими лгать.

Вечером накануне отправления она поймала его у костра. По случайности, рядом никого не оказалось. Близнецы сидели в шатре Агарона, где играли с осиротевшим ягненком, которого воспитывали ручным. Иоханан был со старейшинами, где, конечно, шел спор, как шел постоянно со времени прихода Моше с горы. Обсуждали, сколько ослов взять с собой и каких, и надевать ли на них лучшую упряжь сразу или подождать, пока доберутся до Египта.

Нофрет собиралась идти пешком, а не ехать на осле. У ее вьючного животного была вполне приличная упряжь, годная и в пустыне, и при дворе египетского даря. Уже успели благополучно обсудить, какая будет одежда у посольства, какие украшения, сколько и когда их надевать. Нофрет была рада, что у ее костра спокойно, из кипящего горшка поднимается вкусный пар. Немного позже, когда стемнеет, все соберутся в середине лагеря, где жарятся бык и жирная овца.

Этот край лагеря был почти пустынен. Все собрались к площадке, где жарилось мясо. Некоторые, уже успев хлебнуть вина, пели, несколько человек закружились в танце.

Она несколько удивилась тому, что Иегошуа остался возле нее. Сын пришел взять свой охотничий рог, чтобы подыграть песням. Он задержался, чтобы сунуть нос в горшок и исследовать пирожки, пекшиеся в золе. Нофрет шлепнула его по руке, когда он хотел стащить один из груды остывавших на красивом бронзовом блюде.

Иегошуа посмотрел на нее большими голодными глазами.

— Ну всего один, — заныл он. — Надо проверить, годятся ли они для пира?

Нофрет фыркнула.

— Если в один прекрасный день хоть один мой пирожок окажется недостоин пира у самого царя, значит, меня пора заворачивать в саван.