Огненный тыл

Тамоников Александр

Шубин сполз за косогор, снова развернул карту, вооружился фонарем. Глаза устали, приходилось постоянно моргать, избавляясь от въевшейся мути. Он отыскал Теплый Ключ, уперся в него пальцем, чтобы больше не потерять. Западный лес на карте значился – зеленая полоса шириной в два километра. Далее – Днепр, и на той же широте – Ратниково. Никаких дорог между населенными пунктами, но это не значило, что их нет. Топографические карты страдали погрешностями, многие объекты и коммуникации на них попросту не отражались.

Соблазн одним рывком добраться

до Ратниково был велик. Двадцать минут по лесу, и они на месте. Но где тут эта чертова дорога? Логика подсказывала, что она должна быть. Пусть не та, что ведет от моста (последняя на карте обозначалась и убегала вдоль Днепра на север), но что-то ведь должно связывать два соседствующих населенных пункта? В противном случае перспектива невеселая: два километра на юг до дороги, выход к Соловьевской переправе, где делать совершенно нечего, и снова две версты на север…

Он тихим свистом подозвал бойцов.

– Климов, веди ребят в обход деревни с южной стороны. Закрепиться на опушке, ждать. Чусовой, Дубровский – за мной…

Группа разделилась. Основная часть скрылась за косогором. Остальные двинулись по прямой. Остаток пути до плетня пришлось ползти. С восточной стороны грудились сараи, вздымался бурьян. В высокой траве валялся мусор. Поднимать шум и ломать ноги в планы разведчиков не входило – пришлось огибать деревню с юга.

Между лесом и вереницей избушек тянулась проселочная дорога. Фасады жилищ были обращены в эту сторону. К большому огорчению, в лес дорога не сворачивала – шла вдоль опушки. Вполне вероятно, что она смыкалась с трассой от Соловьевской переправы.

– Товарищ лейтенант, не стоит будить лихо, – прошептал благоразумный Дубровский. – Нет тут никакой дороги. Пробежимся шесть километров, привыкать, что ли?

– Можем не успеть, – Шубин глянул на часы. – К тому же местность, по которой ты предлагаешь «пробежаться», занята немцами.

Интуиция в этот час отдыхала. Лейтенант испытывал мучительные колебания. Разведчики крались вдоль палисадников. Деревня помалкивала. Избушки в основном дощатые, законопаченные соломой, ограды – с дырами. У забора громоздилась груда осиновых поленьев. Одинокое развесистое дерево возвышалось между лесом и дорогой. Из растрепанной ветром скирды торчали вилы. К избам прижимались утлые сараи, грядки кое-где были возделаны. В первых двух домах жизнь отсутствовала, а может быть, сельчане уже спали. Протяжно завыла собака на задворках – вой оборвался. Осталась еще живность в русском селении…

– Подсолнухи незрелые, – посетовал за спиной Чусовой, – а то бы нарезали, скоротали бы дорожку…

Подсолнухов было море – целые заросли. С покосившихся электрических столбов свисали провода – значит, план ГОЭЛРО воплощался и здесь.

В третьей по счету избе были заколочены окна и двери, бурьян достигал человеческого роста. Следующая изба выглядела сносно: добротная, в отличие от соседских, с крепкой крышей. Палисадник был вычищен от мусора и сорняков. Из свинарника в глубине огорода доносилось глухое похрюкивание.

Внезапно Шубин остановился и замер. Встали и остальные разведчики. Донесся отдаленный гул. Шла машина, а возможно, целая колонна. Откуда доносился шум, определить было трудно. Звуки отражались от леса, распадались, создавалось ощущение, что гудит везде. Это могла быть дорога в районе Соловьевской переправы. Гул затих примерно через минуту. Глеб еще какое-то время напряженно вслушивался.

– Ложная тревога, товарищ лейтенант, – прошептал Чусовой. – Зайдем в хатку? Она вроде ничего, упитанная, свет горит. И скотина в хозяйстве присутствует, немцы не забрали…

– Мы-то зайдем, – усмехнулся Шубин, – вот только тебе, Виктор, снаружи постоять придется. Замри вон у калитки.

– Да не очень-то и хотелось, – обиженно фыркнул Чусовой. – Чего я там не видал в этой хате? Есть все равно не будете, самогонку потреблять – тоже…

– А вдруг? – задумался Дубровский. – Да ты не бойся, Витя, мы, если что, про тебя не забудем.

В принципе, Чусовой оказался недалек от истины. Бойцы пробрались через дыру в ограде, на цыпочках подкрались к крыльцу. Без шума не удалось – прошуршали камешки под ногами.

Дернулась занавеска на окне, пробежала тень по выцветшей материи. Шубин беззвучно ругнулся – и на старуху бывает проруха! Мглистый свет озарил двор. Он бегло огляделся. Напротив крыльца – крепкий сарай, примыкающий к соседскому участку. К сараю приставлена деревянная лестница. Дальние окрестности огорода поглощала тьма…

Шубин поднялся на скрипучее крыльцо, стукнул в дверь. В доме что-то скрипнуло, завозились люди. Охнула женщина. На нее шикнул мужчина. Словно прятали что-то. Недоеденный ужин?

На всякий случай Глеб отодвинулся за косяк – хотя пуля через дверь в подобной ситуации стала бы верхом безумия.

Скрипнула половица.

– Кого там черт принес? – хрипло проворчал мужик. – Не иначе соседушка? Какого хрена не спишь?

– Свои, открывайте. Все объясним.

Некоторое время за дверью было молчание. Потом раздался мучительный вздох, брякнула щеколда, и дверь приоткрылась. Мужчина в безрукавке из жиденького меха был невысок, плотно сбит. Он держал коптящую свечу. Плясали тени по настороженному лицу, по лысине, обрамленной тонкими волосами.

– Добрый вечер, – поздоровался Шубин, – войти позволите?

– Вы кто?

– Свои мы, – повторил Глеб, – свои, дядечка…

Мужик смиренно кивнул, отвернулся и побрел в хату, держа перед собой свечу. Он припадал на левую ногу – можно было и не спрашивать, почему товарищ не в армии.

В чистой комнате горела масляная лампа. Пламя колебалось, по стенам струились тени. За столом сидела прямая, как лопата, женщина с распущенными волосами. Она взволнованно вздрагивала, бегали глаза. В углу на лавке примостилась девочка лет шестнадцати в мешковатом одеянии – вся в маму. Она держала руки на коленях и жалобно моргала. Задрожала, когда Дубровский шагнул к ней, прижала руки к груди.