Огненный волк (Чуроборский оборотень. Князь волков)
Шрифт:
– Где же он? – спросил Рьян у русоволосого. – Разъясни дорогу, добрый человек. А то уж мы думали в Кошец возвращаться. Дорога дальняя, а время не терпит.
– Найти его нетрудно. – Русоволосый оглянулся назад, словно думал отсюда увидеть за три версты, и показал плетью вдоль берега. Плеть у него была северной заморянской работы, со звенящими кольцами – такой и бить коня не нужно, он повинуется одному звуку. – Поедете вверх по реке, а как минуете три сосны, там, за ручьем, и будет брод. В былое время там коням по колено было воды, а теперь по брюхо – видишь,
– Да там берез – сам погляди! – Любица сердито махнула рукой на тот берег, сплошь заросший березняком. – Где ни стань – против березы будешь!
– Плохо ты слушала, почтенная. – Русоволосый поглядел на нее. – Говорю же – береза с грибом. Гриб тот с овечью голову, береза кривая – увидите.
– Ой, темна вода, помоги Попутниче! – вздохнул Рьян. Как и Любице, ему не нравилась эта затея с переправой.
– Едем, едем! – требовала княжна.
– Может, проводим их? – негромко предложил русоволосому один из его спутников.
Он был смуглым, темноглазым, бурая медвежья накидка плотно обтягивала широкую грудь, черные волосы тоже были сзади связаны в длинный хвост.
Русоволосый призадумался.
– Хотите, проводим вас, брод покажем? – все же предложил он Рьяну. – А то и правда не переедете – на нашей совести будете. Ведь девки у вас…
Теперь призадумался Рьян. Осторожный десятник не хотел подпускать близко к княжне чужих людей, но отказаться от их помощи в таком трудном деле тоже было бы неумно.
– Спасибо! – наконец согласился он.
В самом деле – что они сделают княжне? Их четверо, а у него двадцать кметей!
Развернув коней, четверо дебричей поехали впереди глиногорского отряда. Не проявляя неприличного любопытства, они не расспрашивали, кто эта красивая, богато одетая девушка и почему ее провожает такая внушительная дружина. Чуть побольше – и это уже будет маленькое войско. Только один из дебричей, светлоголовый кудрявый парень, тоже с длинными волосами – все, что ли, дебричи теперь так ходят? – в рыжей лисьей накидке, все поглядывал на Даровану с задорным восхищением. Четвертый, смуглый, с густыми, сросшимися угольными бровями, ни разу не оглянулся даже на новых попутчиков, а молча смотрел на дорогу впереди.
Глиногорцы тоже ни о чем не спрашивали. Едут куда-то четыре кметя, и пусть себе едут – никого ведь не трогают.
День был холодным, с неба посыпал мокрый снег, сменивший наконец бесконечные дожди. Снег в этом году запоздал, но вот и мелькнул за облаками край подола Зимерзлиной шубы. Белые волки со льдистыми глазами везут ее сани, из-под лап их сыплется снег. Земля уже промерзла, с каждым днем холодает – скоро снег ляжет, укроет грязь, дорога полегчает. Обратно из Макошина ехать будет намного легче, как утешал себя Рьян. Добраться бы добром.
– Вот здесь! – Русоволосый показал плетью на широкий разлив впереди. – Вон и береза,
Дарована двинула коня вперед, Любица заверещала, Рьян ухватил коня княжны за повод.
– Постой, куда ты! Соколко, ты сперва! – Десятник махнул одному из кметей на реку. – А мы после тебя.
– Первым уж я тогда, – сказал русоволосый. – А вы за мной.
– Да погоди, ишь заспешил! – ворчливо крикнула бабка Любица и принялась суетливо шарить в узлах и мешках, которыми была увешана вся спина ее рыжей кобылы, так что старуха сидела словно на возу.
Из груды поклажи она извлекла белый княжеский калач и завозилась, пытаясь слезть на землю. Двое кметей сняли ее с седла, и старуха подошла к бурлящей воде. Пустив калач в воду, она быстро забормотала, кланяясь стремительной реке:
– Прими, Кошица-матушка, калач румяный, пусть будет наше угощение и воде, и рыбам, и солнцу, и месяцу, и Водяным, и водяницам, и бродницам, и жальницам, и чтоб как калач круглый катится, так и мы гладко да быстро через реку переправилися!
Калач мгновенно умчался и исчез в водовороте – надо думать, река и ее многочисленные обитатели благосклонно приняли угощение. Да только хватит ли им на всех?
Смолятичи терпеливо ждали, пока старуха умилостивит брод и всех его хозяев, а дебричи обменялись быстрыми насмешливыми взглядами. Они-то, видно, никаких жертв не приносили.
– Ну, может, теперь… – с ворчливым удовлетворением бросила Любица и заковыляла к своей кобыле. – Ох, беды наши тяжкие…
Двое кметей ждали рядом, чтобы посадить ее назад на узлы, но смуглый молчаливый дебрич подъехал и взял кобылу за повод.
– Намокнешь, бабушка, – сказал он. – Ростом твоя кобыла не вышла для таких переправ, на ней только через лужи ездить. Садись-ка ты к кому из своих, кому лучше веришь, а я твою кобылу переведу.
Старуха хотела было возмутиться, но дебрич говорил так почтительно и вместе с тем так уверенно, что нянька сочла за лучшее признать его правоту.
Русоволосый дебрич уже въехал в воду, позвякивая плетью над ухом коня, которому совсем не хотелось опять лезть по самое брюхо в эту пронзительно-холодную, липкую от грязи, сильно толкающую в бока и норовящую опрокинуть воду. Вслед за русоволосым несколько глиногорских кметей стали перебираться, правя под углом, чуть выше по течению, как их провожатый.
Дебрич первым выехал на берег возле старой кривой березы с черным пятном чаги на стволе. Его товарищ уже довел кобылу старухи почти до середины реки, а сама Любица, сидевшая позади седла одного из смолятинских кметей, покрикивала на него, требуя вести кобылу поосторожней. Кудрявый светловолосый парень тем временем подмигнул челядинке княжны.
– А ты, краса девица, поезжай со мной! Я тебя как лебедь на тот берег перевезу, и ножек не замочишь!
Девка не удержалась от улыбки в ответ – дебрич был так хорош собой, такой веселый задор играл в его голубых глазах, что ни одно девичье сердце не устояло бы. А четвертый, что предложил проводить их, подъехал к княжне.