Огнепад: Ложная слепота. Зеро. Боги насекомых. Полковник. Эхопраксия
Шрифт:
Я чуть поддернул леску:
– Но корабли туда отправили.
И начал считать. Тысяча-раз, тысяча-два…
– Обычная предосторожность. «Икару» давно требовался осмотр. Ты же не станешь врубать машину на полную, не попинав хотя бы шины для порядка?
Чуть меньше трех секунд на ответ!
– Ты на Луне. Пауза.
– Почти.
– Что ты… пап! Зачем ты мне все рассказываешь? Разве это не нарушение секретности?
– Тебе позвонят, – сообщил он.
– Кто? Зачем?
– Собирают команду. Из… людей, с которыми ты имеешь дело, – отец слишком рационален, чтобы оспаривать достижения реконструктов и гибридов, но никогда
– Как удачно, что в твоей родне затесался один. Радио играет в пинг-понг.
– Это не кумовство, Сири. Я очень хотел, чтобы они выбрали другого.
– Спасибо за дове…
Но он все сразу понял и предугадал мои слова, прежде чем они преодолели разделявшее нас расстояние.
– Я не ставлю под сомнение твои способности, и ты это знаешь. Просто ты – самый подходящий исполнитель для жизненно важного задания.
– Тогда поче… – начал я и осекся.
От работы в какой-нибудь теорлабе западного полушария отец не стал бы меня удерживать.
– К делу, пап.
– Светлячки. Мы кое-что нашли.
– Что?
– Радиосигнал. Пояс Койпера. Мы отследили координаты.
– Они заговорили?
– Не с нами, – он откашлялся. – Нам просто повезло, что мы перехватили их передачу.
– Тогда с кем?
– Мы не знаем.
– Сообщение дружеское? Враждебное?
– Сынок, мы не знаем. Система шифрования вроде бы та же, но даже в этом мы не уверены. У нас есть лишь местоположение.
– И вы посылаете команду.
Посылаете меня… Прежде люди никогда не долетали до пояса Койпера. Последние роботы отправились туда десятки лет назад. Не то чтобы у нас не было технической возможности – пропало желание. Все, в чем нуждалось человечество, можно найти ближе к дому. Эпоха межпланетных перелетов запнулась на поясе астероидов.
Но теперь что-то затаилось на границе нашей лужайки и взывало к бездне. Может, говорило с другой звездной системы? А может, с чем-то поближе, на подлете.
– Мы не можем игнорировать подобную ситуацию, – заключил отец.
– Как насчет зондов?
– Разумеется. Но мы не можем ждать от них ответа. Экспедиция пойдет по их следам, обновления будет получать по пути.
Он дал мне несколько секунд, чтобы переварить информацию, и продолжил:
– Ты должен понять. По нашим предположениям, Бернс-Колфилд не знает, что мы его засекли. На данный момент это наше единственное преимущество. Мы надо извлечь как можно больше из этой возможности.
Но комета Бернса-Колфилда скрывалась от нас. Ей может не понравиться принудительное знакомство.
– Что, если я откажусь?
Задержка с ответом, кажется, говорила вообще о Марсе.
– Я тебя знаю, сынок. Ты не откажешься.
– А если? Если я лучший кандидат и задача так важна…
Ему не надо было отвечать, а мне не стоило спрашивать. При таких ставках люди, критически важные для миссии, лишаются права выбора. У меня не будет возможности даже с детской мелочностью задержать дыхание и выйти из песочницы: воля к сопротивлению – дело столь же механическое, как и необходимость дышать. С подходящими нейрохимическими отмычками можно подавить и то и другое.
– Это вы разорвали мой контракт с институтом, – сообразил я.
– Это самое малое из того, что мы сделали. Какое-то время говорил лишь разделяющий нас вакуум.
– Если бы я мог вернуться в прошлое и исправить то… что сделало тебя таким… – признался отец, сделав паузу, – я бы
– Ага.
– Мне пора. Просто не хотел держать тебя в неведении.
– Спасибо.
– Я люблю тебя, сынок.
«Где ты? Домой-то успеешь вернуться?»
– Спасибо, – повторил я. – Приятно слышать.
Вот чего мой отец изменить не мог. Того, кто я есть.
Я – мост между передним краем технологии и неподвижным центром, я стою между волшебником Изумрудного города и фокусником из Канзаса, который спрятался за занавесом. Я и есть этот занавес.
Такие, как я, появились давно. Наши корни у истоков цивилизации, но мои предшественники исполняли иную, менее почетную роль. Они лишь смазывали колеса общественной стабильности: подслащали горькие истины, ради политических выгод растили воображаемых чудовищ. По-своему они были незаменимы. Даже вооруженное до зубов полицейское государство не может постоянно использовать грубую силу против каждого из своих подданных. Меметический контроль тоньше: подкрашенное розовым отражение реальности, данной нам в ощущениях, и заразный страх перед угрожающими альтернативами. Всегда существовали те, кому доверено преобразовывать информационную конфигурацию, но на протяжении большей части истории никто не имел дела с ее упрощением.
С приходом нового тысячелетия все изменилось. Мы превзошли самих себя, ступили на территории за пределами человеческого понимания. Порой даже в обычном пространстве ландшафт оказывался настолько прихотлив, что наш рассудок просто не мог его охватить. Иногда сами координаты уходили в измерения, непредставимые для мозгов, приспособленных драться и спариваться в допотопной саванне. Слишком многое ограничивает нас со всех сторон. Самые устойчивые философские основы бескорыстия рушатся под натиском грубых эгоистических императивов спинного мозга. Изящные и стройные уравнения предсказывают поведение квантового мира, но не помогают его объяснить. За четыре тысячи лет мы даже не смогли доказать себе, что реальность существует вне наблюдателя.
Мы слишком нуждаемся в интеллекте, превосходящем наш собственный, но не очень хорошо умеем его создавать. Насильственное скрещивание разума и электронов оказывается удачным и провальным с одинаково впечатляющими результатами. Наши гибриды становятся похожими на гениальных аутистов. Мы насаживаем плоть на протезы, заставляем перегруженные моторные извилины жонглировать мускулами и механизмами, а когда пальцы подергиваются и язык заплетается, качаем головой. Компьютеры загружают своих отпрысков, множатся, обретают мудрость столь непредставимую, что их отчеты несут явную печать маразма – едва разумным тварям, оставшимся позади, они кажутся рассеянными и бессмысленными.
И когда ваши собственные творения, что намного вас превосходят, находят нужные ответы, вы не в силах понять их выкладки и не можете проверить решения. Приходится принимать слова на веру. Или воспользоваться теорией информации, сплющить полученные выводы, сделать из тессеракта двухмерную игрушку, а бутылку Клейна представить в простом 3Д – одним словом, упростить реальность. Попутно лучше помолиться богам, пережившим второе тысячелетие, ведь искажая истину, пусть и с самыми лучшими намерениями, можно попутно снести пару несущих стен, на которых держалась вся теория. Приходится нанимать таких, как я: гибридных потомков профайлеров, технических редакторов и спецов по теории информации.