Огневица
Шрифт:
Только с ними сгореть. Почему же ты не бежишь?
Почему, огневица, ты волков своих ждешь и молчишь?
Серый лес проходя, знай, что ты до костей обгоришь.
И, срываясь с обрыва, знай, что ты никогда не взлетишь.
Волчья стая рассыплется пеплом средь красных рябин,
И останется только одна
Из двух половин.
Итрида быстро шла прочь от площади, сунув руки подмышки. Ее лицо было спокойно, и никому не удалось бы прочесть, что творилось
Но в глаза бродяжнице никто не смотрел.
Итрида без приключений добралась до «Ладьи». К вечеру народу в корчму набилось столько, что яблоку негде было упасть, и оттого в едальне было тесно и душно. Поприветствовав Бояну и Храбра, Итрида на одном духу осушила кружку прохладного пива. Сейчас, когда глумец вместе с его колдовским инструментом и бьющими в самое нутро песенками остался далеко, бродяжница ругала себя, что не сдержалась и воспользовалась огнем. Она прижала ко лбу холодную кружку и устало закрыла глаза.
– Эй, – окликнула ее Бояна, уже какое-то время обеспокоенно наблюдавшая за подругой. – На тебе лица нет. Стряслось чего?
Итрида в ответ только покачала головой.
– Надо дождаться Даромира и валить отсюда. Какой ближайший город, куда мы можем податься?
– Пожалуй, Берестье, – прогудел Храбр, задумчиво потирая подбородок. – Только куды спешить? Расплатились с нами по чести. «Ладья» эта – лучшая корчма Каменки, а тутошнее пиво таково, что я готов его вместо еды кушать. Может, хоть пару дней дух переведем?
– Тревожно мне, – Итрида со стуком опустила кружку на стол и махнула разносчице, чтобы та снова ее наполнила.
– Встретила кого-то? – осторожно спросила Бояна, но Итрида лишь покачала головой.
– Нет. Из людей – никого.
Только из воспоминаний.
Итрида осматривала зал, скользя взглядом по лицам и не задерживаясь ни на одном из них. Пальцы покалывало. Итрида почувствовала, как к царапанью когтей внутри добавилось странное ощущение, словно ее касается чья-то жесткая шерсть. Бродяжница чуть поморщилась, скрывая исказившееся лицо за кружкой с пивом, потом заметила хозяина корчмы и невольно принялась за ним наблюдать. Его светловолосая голова и заплетенная в две косицы борода мелькали тот тут, тот там, пока он самолично разносил свое знаменитое пшеничное пиво, ловко сбрасывая на столы по восемь кружек за раз. В «Золотой ладье» было шумно; дымовая завеса от курительных трубок шеххов наполняла нос вкрадчивым сладковатым дурманом. Хозяин подошел к столу, где расселись, распоясав шелковые халаты и вольготно раскинувшись, шеххи, наклонился к ним и негромко что-то сказал. Купцы возмутились: их лица сморщились, затряслись короткие напомаженные бородки, – но корчмарь стукнул по столу внушительным кулаком. Неизвестно, чем кончилось бы дело, но тут старший шехх положил на стол два золотых кругляша и что-то негромко сказал. Корчмарь кивнул, сгреб монеты и пошел к другим жаждущим промочить горло, а шеххи под строгим взглядом старца погасили трубки и спрятали их в особые мешочки на поясах.
Бояна, нахмурившись, наблюдала за Итридой. Не выдержав, она тронула ее руку. Итрида тут же шарахнулась в сторону, но осознав, кто ее коснулся, сухо улыбнулась:
– Прости. Думала, какая-то пьянь лапы тянет.
– Ты сама не своя, – Бояна не слушала оправдания подруги. Она разглядывала побледневшее лицо Итриды, жалея, что они не могут остаться наедине. Легче всего успокоить тревогу черноглазой бродяжницы было прикосновениями, но на людях Итрида не разрешала себя трогать.
На взмокшем лбу Итриды закудрявились тонкие прядки темно-рыжих волос.
Она не ответила подруге и снова принялась осматривать зал. Неподалеку сидели четверо путников – Итрида приметила их, едва они расселись. Трое ничем не отличались от небогатых торговцев, заглянувших в корчму промочить горло после удачной ярмарки, а вот четвертый…
Он был тощий, но высокий – когда выпрямлялся, почти на голову превосходил любого из спутников. Вот только выпрямлялся мужчина редко – почти все время он сидел, сгорбившись, кутался в теплый тулуп, невзирая на летнюю ночь, и трясся, как в лихорадке. Однажды незнакомец словно почувствовал внимание Итриды и поднял голову, посмотрев прямиком на нее. Бродяжница взгляда не отвела, но внутри нее все сжалось. Мужчина выглядел больным: под его глазами залегли тени, нос заострился, на бледных щеках алели неровные пятна, волосы и борода были всклокочены, а тулуп застегнут кое-как. Итриде поблазнилось на мгновение, что в тусклых глазах мелькнула красная искра. Впрочем, видение тут же сгинуло, и бродяжница решила, что это был лишь отблеск от свечи. Мужчина ничего не сказал, быстро отвернулся и сжался еще сильнее.
Завидев пристальное внимание Итриды, один из спутников недужного неспешно поднялся и подошел к столику бродяжников.
– Лучом золотым дорога, паны и пани. Вы не бойтесь, Лексей не заразный. Он головой ударился сильно, с тех пор и трясется.
Друзья переглянулись, и за всех ответил Храбр:
– Уж не в Болезный ли дом вы свово друга привезли?
– Туда, – кивнул торговец. – Слыхал, в Каменке отменные знахари, а порой и лаумы заглядывают. Лексей хороший мужик… был. Пошел на охоту и пропал. Нашелся две седмицы спустя на болотах совсем в другой стороне, и с тех пор он вот такой. Всем богам молились, все жрецы его глядели и все в один голос сошлись: навьего духа в нем нет, только телесная немощь. А мы как раз в Каменку на ярмарку собирались, когда все стряслось. Вот и взяли его с собой. Так что нечего его бояться, – снова повторил воленец, кивнул и вернулся к своим друзьям.
Итрида проводила его взглядом.
Под крышей «Ладьи» собрались шеххи – дети Великой пустыни, воленцы – самый многочисленный народ Беловодья, караалы – белокожие крепкие северяне, и даже, кажется, мелькнули бледные лица кого-то из живников, но последние могли и померещиться. Вдруг Итриду словно ожгло: она поняла, что уже какое-то время разглядывает мужчину в одежде воленского наемника. Он показался ей смутно знакомым, и Итрида припомнила, что видела его на площади, где выступал Волоха. Гордая осанка, ярко-зеленые глаза и необычный цвет волос, в которых мешались красные блики, чернота и тонкие серебристые прядки, привлекали внимание не меньше, чем меч, который наемник прикрепил за спину. Носить мечи могли только знатные люди, а значит, он был не так прост, как мог показаться на первый взгляд. Впрочем, Итрида позабыла о зеленоглазом, стоило Волохе запеть ту морокунову песню. И вот – судьба свела их снова.
За стол воленца присел хозяин корчмы. Судя по завязавшемуся разговору, они были знакомы. Итрида еще какое-то время полюбовалась красивым мужчиной, потом поднялась из-за стола и запахнула куртку.
– Ты куда? Я с тобой! – обеспокоенно привстала Бояна, но Итрида жестом остановила ее.
– Не надо. Я на улицу, подышу немного и вернусь. Лучше возьми мне еще пива. И пирог с вареньем.
– И как в тебя столько сластей влезает? – буркнула Бояна, но послушно замахала разносчице. Итрида пробралась к выходу, умудрившись ни с кем не столкнуться, пропустила стайку раскрасневшихся юнцов, спешащих отведать горячительного, пока родители не хватились, и вышла на улицу. Прохладный ночной ветерок приятно охладил разгоряченное лицо. Прислонившись плечом к резной балке, бродяжница задышала глубоко и ровно, наполняя грудь этой прохладой.
Вдруг ее взгляд упал на тень, размазанную по забору возле одной из распахнутых створок ворот. Тень шевельнулась, и бродяжница всмотрелась внимательнее.
Показалось?
Люди входили и выходили, гомонили и всплескивали руками, делились новостями прошедшего дня, обсуждали цены на зерно и скотину, жаловались на мужей, жен и детей – ничего нового и ничего необычного. Все выглядело так мирно, что Итрида почти убедила себя, что ей все-таки почудилось. Но она все равно успела прижать ногти к запястью и прочертить ими четыре ярко-красные полосы. Девушка поморщилась и одернула рукава, скрывая царапины. А когда подняла голову, то увидела его.