Огни Химеры
Шрифт:
– А как же свобода, – отвечали вторые, – больной безусловно должен отпустить здорового, а не держать его взаперти
– Что значит взаперти? – негодовали первые, – пусть катится на все четыре стороны, но тогда он вообще не нужен; если он уйдет, значит на него нельзя положиться.
– Стойте, стойте, почему нельзя положиться?! В серьезных вопросах положиться можно, он не подведет, но здесь – это совсем другое дело, ведь реальная забота заболевшему не нужна, – возражали вторые…
Так мы разделились на два лагеря. Лагерь первых, которые отстаивали «право больного на солидарность» (остаться!) и лагерь вторых, сторонников «права здорового на свободу» (кататься!).
Догадаться, где прошла линия размежевания
Была только одна пара, которая не разделилась: я и моя боевая подруга – жена. Мы – тертые калачи, столько раз женились и разводились, столько времени провели по отдельности, что привыкли к свободе. А, может быть, мы старше и слишком остро чувствуем ход времени, и все чаще понимаем, что второго шанса что-то сделать может и не случиться.
Так что моя жена оказалась единственной женщиной, которая поддержала идею свободы. Чему я был, безусловно, рад. А подростки, еще не обзаведшиеся парами, разделились по полу, как и взрослые.
Я произнес несколько речей. Одна была такая: «Если мы действительно пара, то я могу смотреть на мир глазами своей жены. И если я заболел, то мне особенно важно, чтобы она пошла на склон, и я увидел горы хотя бы через нее. Мне будет ужасно обидно, если она останется, потому что и я тогда не поеду на подъемнике, не вдохну горный воздух, не скачусь по склону, а так я буду наслаждаться ее руками, ее ногами и ее глазами. И если я когда-нибудь стану инвалидом, прикованным к креслу, то мне не хотелось бы, чтобы моя жена приковала себя рядом со мной, наоборот, пусть путешествует, смотрит мир и рассказывает мне о нем». А про себя я подумал, что если умру, то не хочу, чтобы моя жена вечно горевала и оставалась одна, наоборот, пусть побыстрее найдет себе мужчину и веселится с ним, а я присоединюсь к ним с того света. Но от озвучивания этой мысли я благоразумно воздержался, чтобы не напоминать детям слишком часто о том, что меня тяготит приближение старости. Жена уже ко всему привыкла, а дети пусть думают обо мне немного лучше, чем я есть.
Мои аргументы казались мне железными. И действительно, женщины временно заколебались. «Да, – сказала одна из них, – если уж ушел, то пусть тогда присылает фотографии и пишет смски о том, что видит». Но их ряды дрогнули ненадолго. Видимо, представить, что мужчина катается, а она сидит дома в одиночестве, было невыносимо, и женщины опять возмутились.
Я тоже стал горячиться, сказал, что я бы обиделся на свою подругу, если бы она осталась дома и лишила бы меня возможности радоваться ее радостью (а про себя подумал, что, может быть, мне даже и приятно было бы поплющиться в одиночестве при наличии такого законного повода).
Но моя битва за женские души была проиграна. И тогда мне пришел в голову аргумент от противного. Я сказал, что знаю, в каком случае второй должен безусловно остаться. «Представим, – продолжил проповедовать я, – что на лыжах поехали кататься тайные любовники. И тогда, конечно же, главное для них – это редкая возможность побыть вместе, а лыжи явно вторичны. И второй, конечно, останется с заболевшим». Дети притихли. Повеяло запахом запретной любви. Я невзначай напомнил, что мы с моей нынешней женой долгое время были именно такими тайными любовниками. И они, наверное, вспомнили, как вместе с мамой оставались дома, а я уезжал от них якобы один покататься на горных лыжах. Может быть, я зря так сказал? Нет, нет – все это было давно и неправда. Я уже дедушка, а жена уже сто лет как жена и давным-давно подружилась с моими детьми от прошлых браков. Старший сын легко разорвал тишину, заулыбался и сказал: «О, да – это случай особенный». Он лукаво посмотрел на свою собственную жену и спор завертелся дальше.
И тут-то я вспомнил историю.
Впрочем, прежде чем рассказать ее, скажу, что тема, поднятая сыном, оказалась исключительно актуальной для всех нас, а также, я уверен, для многих современных пар. Эта тема баланса между близостью и наличием своего пространства. Мой старший сын бесконечно качался на качелях – то стремился слиться с женой, страдая, что она к нему недостаточно ласкова, то мучился от этой близости и сбегал пожить отдельно. Сын поменьше еще школьником влип в роман и немедленно сгорел от неумеренного слияния.
Мы с женой долго были любовниками, но между нами всегда стояла прочная преграда – необходимость хранить тайну. А когда тайное стало явным, и мы оказались вместе, на помощь пришли мои дети, а также многочисленные занятия и увлечения моей жены, которые не дали нам раствориться друг в друге.
Так что простенький вопрос о том, должен ли второй человек в паре проявить солидарность и остаться вместе с болеющим, или он может (а как я утверждал, даже должен) получить удовольствие за двоих, попал в яблочко.
А вот вспомнившаяся мне история. Речь тогда шла о болезни чуть серьезнее насморка, и все о том же выборе: уйти или остаться
Это было давно, во время моего предыдущего брака. Я купил только что появившийся первый айфон и был очень доволен этим замечательным девайсом. Холодным вечером, ранним, но темным, как это бывает в середине московской зимы, я шел в офис. И разговаривал по своему новенькому девайсу с одним приятелем. Я уже давно и увлеченно говорил и уже почти дошел до офиса, как вдруг кто-то ударил меня по голове, повалил на асфальт, вырвал телефон и чем-то твердым стукнул по уху. Человек напал на меня сзади и, сделав свое черное дело, немедленно исчез, так что я даже не успел его разглядеть. У меня в памяти остались только его дыхание и тень. Добивал в ухо он, думаю, специально, чтобы я не поднялся и не пустился в погоню.
Своей цели он достиг: вот я лежу в центре Москвы, оглушенный и растекаюсь мыслями по асфальту. Прохожие, игнорируя меня, идут мимо. И так я полежал-полежал, затем встал на колени и стал искать телефон, чтобы кому-нибудь позвонить. Например, приятелю, с которым я только что разговаривал. А может быть, и не ему. Но телефона не было. И тогда мои мысли собрались в кучу, я понял, что стал жертвой ограбления, что в общем-то ничего страшного не произошло, что я, похоже, жив, и вряд ли особо пострадал, а телефон, даже дорогой айфон, можно купить заново. И я потихонечку поднялся и продолжил свой путь в офис. В офисе я почувствовал, что ухо болит и из него идет кровь. Кто-то помог мне добраться до моего кабинета, положил на диван и стал слизывать с меня кровь. Это, конечно, мне показалось – кровь с моей щеки аккуратно стирали салфеткой. Сознание мое продолжало проясняться, и я опять подумал, что все хорошо, но лучше показаться врачу – потому что кровь неплохо бы остановить и проверить, нет ли сотрясения мозга. И я пришел в свое обычное начальническое состояние и стал командовать. Я велел дать мне воды и вызвать скорую помощь.
Когда все было исполнено, и я возлежал на диване на высокой подушке, кровь остановилась, я пил воду и ждал скорую помощь, в кабинет вошла моя жена. Предыдущая жена.
Она оказалась в офисе случайно вместе со своей лучшей подругой, которая по профессии ветеринар. Они собирались то ли в кафе, то ли в театр – я совершенно не помню. Я им все рассказал и повторил свою любимую шутку: попросил подругу-ветеринара меня осмотреть. Она это тут же сделала, и сказала, что беспокоиться не о чем – все заживет. Поранено внешнее ухо – из него и текла кровь, внутри все в порядке, ну а проверить, нет ли сотрясения на всякий случай нужно.