Огни Небес (др. изд.)
Шрифт:
— Думаю… по-моему… он так и сделает. — Эгвейн чуть побойчее добавила: — Но уверена, его можно убедить, и он поймет разумные доводы.
Она ни в чем не была уверена, даже в том, что найдется такой довод — судя по тону, Ранд говорил весьма уверенно. Но какой прок Ранду от справедливого наказания, если он вдруг обнаружит, что и другие обратились против него, как Шайдо?
Удивленная Сорилея глянула на Эгвейн, потом перевела взор на вождей вокруг Рандова коня — от чего многих могло и наземь посшибать.
— Ты меня неверно поняла. Он должен показать этой стае шелудивых волков, что он — вождь-волк. Вождь, юная Айз Седай, должен быть безжалостней
Эгвейн подметила, что в числе тех, кого следует вести, она не упомянула ни себя, ни других Хранительниц Мудрости. Бормоча себе под нос о «запаршивевших волках», Сорилея широко зашагала вперед, и вскоре все Хранительницы внимательно на ходу слушали ее. Что бы ни говорила Сорилея, до девушек ее слова не долетали.
— Кто такой Феран? — спросила Эгвейн. — Никогда не слышала, чтобы ты о нем говорила. Каков он из себя?
Хмуро глядя в спину Сорилее, то и дело терявшуюся за сбившимися вокруг старой Хранительницы женщинами, Авиенда рассеянно проговорила:
— Он очень похож на Руарка, только моложе, выше и красивей. И волосы у него порыжее. Почти год он пытается привлечь к себе интерес Энайлы, но, по-моему, скорей она его петь научит, чем от копья откажется.
— Не понимаю. Ты собираешься его делить с Энайлой? — Эгвейн по-прежнему испытывала странное чувство, столь небрежно рассуждая об этом.
Авиенда опять споткнулась и уставилась на подругу:
— Делить его? Да он мне и даром не нужен! Ни целиком, ни по частям! Лицом-то он пригож, но смеется, будто мул ревет. И в ушах ковыряется.
— Но ты так говорила с Сорилеей… я подумала… он тебе нравится. Почему ты ей не сказала того, что мне сейчас говоришь?
В негромком смехе Авиенды слышалась боль:
— Эгвейн, если б она подумала, будто я хочу увильнуть, то своими руками сплела бы брачный венок, и нас обоих, и Ферана, и меня, за шкирку поволокла на свадебную церемонию. И вообще, ты слышала, чтобы кто-то сказал Сорилее «нет»? Сама бы смогла?
Эгвейн открыла рот, готовая заявить, что она безусловно смогла бы. И тут же захлопнула его. Вынудить отступить Найнив — это одно, а попробовать провернуть нечто подобное с Сорилеей — совсем другое. Все равно что встать на пути оползня и велеть ему остановиться.
Чтобы сменить тему, Эгвейн сказала:
— Я поговорю о тебе с Эмис и другими. — Вообще-то она не думала, что из такого разговора выйдет какой-то толк. Время упущено, об этом надо было говорить много раньше, пока ничего не началось. Наконец-то хоть Авиенда осознала неприличие ситуации. Может быть… — Если мы пойдем вместе, я уверена, они нас послушают.
— Нет, Эгвейн. Я должна подчиниться Хранительницам Мудрости. Так требует джи'и'тох. — Будто она и не просила о заступничестве несколькими минутами ранее. Будто не она чуть ли не умоляла Хранительниц не посылать ее спать в палатку Ранда. — Ну почему мой долг перед народом — всегда то, чего мне не хочется? Почему все время получается так, что я скорей умереть готова, чем сделать то, чего требует долг?
— Авиенда, никто не заставит тебя идти замуж или рожать детей. Даже Сорилея. — Эгвейн хотелось бы, чтоб ее голос не дрогнул на
— Ты не понимаешь, — вполголоса промолвила Авиенда, — а я тебе не могу объяснить.
Девушка плотнее закуталась в шаль и больше не пожелала говорить об этом. Авиенда готова была обсуждать их занятия, беседовать о том, не повернет ли Куладин и не даст ли он сражения, или о том, как замужество сказалось на Мелэйн, которой теперь обычная прежде вспыльчивость давалась с трудом. Авиенда готова была говорить о чем угодно — только не о том, что же такое она не может, не сумеет объяснить.
Глава 24
ПОСЛАНИЕ ОТПРАВЛЕНО
Когда солнце начало скатываться за горизонт, местность вокруг изменилась. Холмы стали ниже, рощицы и кусты — гуще. Все чаще обвалившиеся каменные ограды вокруг того, что некогда было полями, оказывались в плену одичавших, разросшихся живых изгородей или тянулись среди длинных полос дубов, болотных миртов, гикори, сосен, берестянки и еще каких-то деревьев, названий которых Эгвейн не знала. У редких фермерских домов отсутствовали крыши, и за стенами, между балок, росли деревья десяти-пятнадцати шагов высотой. Внутри каменных дворовых оград шумели небольшие рощицы, а довершали картину щебечущие в ветвях птицы и пересвистывающиеся чернохвостые белки. Встречающиеся изредка ручьи вызывали у айильцев не меньше разговоров, чем зеленеющая трава и перелески. Да, они слыхали рассказы о мокрых землях, читали о них в книгах, купленных у торговцев вроде Хаднана Кадира, но мало кому из них доводилось видеть подобные картины своими глазами после того, как завершилась охота за Ламаном. Тем не менее приспособились жители Пустыни быстро — серо-бурые палатки сливались с палой листвой под деревьями и с пожухлой травой и бурьяном. Лагерь раскинулся на несколько миль, и в золотистых сумерках разгорелись тысячи походных костерков.
Как только гай'шайнпоставили для Эгвейн шатер, она с огромной радостью заползла в него. Внутри горели лампы, в очаге плясало невысокое пламя. Расшнуровав мягкие сапожки, девушка стянула обувку, сняла шерстяные чулки и растянулась на набросанных в несколько слоев ярких коврах. Сгибая и разгибая пальцы на ногах, девушка пожалела, что у нее нет тазика с водой, чтобы принять ножную ванну. Эгвейн нисколько не стремилась притворяться такой же выносливой, как айильцы, но тогда получается, что она и в самом деле изнежилась, коли несколько часов ходьбы — и ей кажется, будто ноги у нее стали вдвое больше. Конечно, с водой проблем никаких. Конечно, не все настолько просто — Эгвейн припомнила ту наполовину пересохшую речку, — но при желании можно и в ванне как следует искупаться.
Ковинде, покорная и молчаливая, в белом одеянии, принесла ужин; он состоял из бледного плоского хлеба, испеченного из муки земая,и густого рагу. Эгвейн больше устала, чем проголодалась, а потому ела из чашки в красную полоску чисто механически. Сушеные перцы и бобы девушка узнала, но чье это темное мясо, интересоваться не стала. Кролик,твердо заявила она себе и надеялась, что так оно и есть. Айильцы употребляли в пищу таких тварей, при одном упоминании о которых у Эгвейн волосы бы встали дыбом или в такие кудряшки завились, каким Илэйн позавидовала бы. Эгвейн готова была об заклад биться, что Ранд даже взглянуть не осмеливается на то, что же такое он ест. Мужчины всегда привередливы в еде.