Огни Небес (др. изд.)
Шрифт:
Загвоздка же заключалась в том, что Мэт высказал вслух намерение уйти и едва ли почувствовал хоть малейшие угрызения совести. Не так давно он даже и помыслить не мог об уходе: когда он удалялся от Ранда, его тянуло обратно, точно рыбу на крючке, за невидимую леску. Потом он оказался в состоянии высказывать эту мысль вслух, даже строить планы, однако какая-нибудь незначительная мелочь отвлекала его, заставляла отложить всякие хитроумные затеи потихоньку улизнуть. Даже в Руидине, когда Мэт заявил Ранду, что уходит, он был уверен: что-то его все равно не пустит, каким-то образом удержит. Так и случилось, если можно так выразиться; Мэт выбрался из Пустыни, но он не дальше от
— Ну, я его не бросаю, — пробормотал Мэт. — Если уж теперь он о себе позаботиться не в силах, то никогда не сумеет. Я же ему не распроклятая нянька!
Осушив кубок, Мэт влез в зеленую куртку, рассовал по потайным кармашкам свои ножи, приладил на шее темно-желтый шарф, пряча шрам на горле. Потом подхватил шляпу и шагнул из шатра.
После относительной прохлады палатки жара тугим кулаком ударила его в лицо. Мэт не был уверен, как в этих краях со сменой времен года, но слишком уж цепко здесь, по его мнению, держалось лето. Покидая Пустыню, он предвкушал одно — наступление осени. Немножко прохлады. И тут не повезло. Хорошо хоть широкие поля шляпы отчасти спасают от солнца.
Кайриэнские перелески, раскиданные по холмам, не вызывали ничего, кроме жалости, — больше полян, чем деревьев, да и те изрядно побурели от засухи. Ни в какое сравнение с милыми уголками родного Западного Леса не идут. Повсюду низкие горбы айильских палаток, и издали, и вблизи их можно принять за груды палой листвы или земляные бугры, если только не откинуты боковые клапаны, впрочем, и тогда их разглядишь не сразу. Айильцы занимались своими делами и на Мэта лишний раз не глядели.
Пересекая лагерь, Мэт с гребня холма заметил фургоны Кадира. Фургоны стояли в круг, возчики валялись в тенечке под ними, самого же торговца на виду не было. Кадир все время отсиживался в своем фургоне и носу оттуда не казал. Покидал он свое убежище, только если приходила Морейн, проверить груз. Группки айильцев, вооруженных копьями, круглыми щитами, луками и колчанами, рассредоточились вокруг фургонов. Караульные почти не притворялись, будто заняты чем-то иным, кроме охраны. Морейн, должно быть, полагает, что Кадир или кто-то из его людей вознамерится удрать с ее трофеями, вывезенными из Руидина. Мэт гадал, понимает ли Ранд, что сам отдает ей все, чего бы она ни попросила. Какое-то время Мэт полагал, что Ранд берет верх, но уже не был в этом уверен, как раньше, пусть даже Морейн делает все, разве что в реверансе перед ним не опускается и за трубкой не бегает.
Естественно, палатка Ранда стояла особняком на вершине холма, а перед ней развевался красный стяг. Его трепало легким ветерком, и порой на нем становился виден черно-белый круг. При виде этой эмблемы по спине Мэта мурашек забегало не меньше, чем от Драконова Стяга. Если человек не идиот, то он стремится избегать всяких препон Айз Седай, и последнее, что он будет делать, — размахивать подобным символом.
Склоны были голы, но у подножия холма расположились палатки Дев, они терялись среди деревьев в седловине, виднелись и на другом косогоре. И это тоже обычная вещь, как и лагерь Хранительниц Мудрости внутри бивака Фар Дарайз Май— несколько дюжин невысоких шатров на расстоянии крика от холма Ранда. Там суетились гай'шайнв белых балахонах.
Мэт приметил всего нескольких Хранительниц, однако свою малочисленность они компенсировали пристальностью взглядов, которыми провожали юношу. Мэт представления не имел, сколько из них в той кучке способны направлять, но Хранительницы ничуть не уступали
Только вот когда Мэт стащил шляпу и нырнул в палатку Ранда, там не было никого, кроме Натаэля. Тот сидел, развалясь на подушках и поставив свою золоченую, в виде дракона, арфу на колено. В руке менестрель держал золотой кубок.
Мэт поморщился и тихонько ругнулся. Как же он не сообразил! Будь Ранд в палатке, пришлось бы миновать кольцо Дев перед ней. А Ранд, скорей всего, наверху, возле новопостроенной вышки. Кстати, хорошая придумка. Знать поле боя. Это второе правило, после «знать своего врага», а какое главное, лучше не выбирать — оба важны.
Промелькнувшая мысль наложила горький отпечаток на обычную ухмылку Мэта. Эти правила всплыли из воспоминаний других людей; сам же Мэт хотел помнить иные: не целуй девчонку, братья которой щеголяют шрамами от ножа, да не садись играть, коль не знаешь, как черным ходом удрать. Иных лучше и не знать. На худой конец Мэт готов был согласиться, чтоб чужие воспоминания лежали в его голове отдельными грудами, а не просачивались в его мысли, когда он менее всего этого ожидает.
— Что, с желудком неладно? Желчь разлилась? — лениво поинтересовался Натаэль. — У кого-нибудь из Хранительниц, может, какой корешок отыщется, чтоб боль унять. А то Морейн попроси помочь.
Этого человека Мэт вряд ли когда полюбит — вечно будто забавляется шуткой, которой ни с кем не делится. И вид у менестреля такой, словно о его одежде трое слуг заботятся. Все эти белоснежные кружева ворота и манжет всегда выглядят свежими, только что выстиранными и отглаженными. И похоже, этот приятель вроде и не потеет. А почему Ранд держит этого хлыща подле себя — та еще загадка. И на своей арфе Натаэль почти никогда не играет ничего веселого.
— А он скоро вернется? — спросил Мэт.
Натаэль пожал плечами:
— Когда сам решит. Может, рано, а может, и поздно. Никто по часам не отмечает, что и когда делает Лорд Дракон. Ну, может, какая женщина за эту задачку возьмется.
Ну вот, опять эта таинственная улыбка. На сей раз с мрачным оттенком.
— Я подожду. — Придется и через ожидание пройти. И без того уже Мэт столько раз, сам того не желая, откладывал свой уход.
Натаэль потягивал вино и изучающе посматривал на Мэта поверх ободка кубка.
Мало того, что этаким молчаливым ищущим взором Мэта разглядывают Морейн и Хранительницы — а порой и Эгвейн, тоже, бесспорно, сделавшаяся совсем другой, наполовину Хранительницей Мудрости, наполовину Айз Седай, — так теперь еще вдобавок и Рандов менестрель! Мэту это крайне на нервы действовало. Вот уйдешь, и самое лучшее — никто не будет смотреть так, словно понимает, что у тебя на уме, а то и знает, чистое ли на тебе белье.
Около переносного очага лежали две карты. Одна во всех деталях скопирована с оборванной, с разлохматившимися краями карты, обнаруженной в полусгоревшем городке. Она изображала северный Кайриэн к западу от Алгуэньи и до полпути к Хребту Мира. На второй же, вычерченной недавно и лишь в самых общих чертах, показана была местность вокруг столицы. На обеих картах лежали придавленные камешками полоски пергамента. Если Мэт решил остаться и в то же время не замечать пронзительного взора Натаэля, то заняться было нечем, лишь карты разглядывать.