Огни Небес
Шрифт:
— Ранд принадлежит ей, — твердо заключила Авиенда.
Эгвейн вздохнула. Авиенда просто не желает понимать обычаев, отличных от ее собственных. Айилка до сих пор не отошла от потрясения, которое испытала, узнав, почему Илэйн не просит Ранда жениться на ней. У нее в голове не укладывалось, что с такой просьбой может обратиться мужчина.
— Уверена, завтра Хранительницы прислушаются к доводам здравого смысла. Не заставят же они тебя спать у мужчины в спальне, — сказала Эгвейн.
Авиенда посмотрела на подругу с нескрываемым удивлением. На мгновение ловкость изменила ей, и она ударилась пальцем босой ноги о кочку. Эта оплошность вызвала поток ругательств, к которым с интересом прислушались бы даже Кадировы возчики, а Бэйр потянулась бы за голубой колючкой,
— Не понимаю, почему это тебя так огорчает? В набегах мне не раз доводилось спать рядом с мужчиной. В холодную ночь я не единожды и одеяла с ними делила, но тебя волнует, что я буду спать в десяти футах от Ранда. Это как-то связано с вашими обычаями? Я заметила, ты не моешься в парильне, если там мужчины. Ты не доверяешь Ранду ал'Тору? Или ты не доверяешь мне? — Под конец голос ее упал до огорченного шепота.
— Конечно, я тебе доверяю! — с жаром возразила Эгвейн. — И ему. Просто это... — Она умолкла, не зная, что и как сказать дальше. Айильские представления о приличиях оказывались иногда куда строже тех, на которых воспитывали ее, но порой айильцы спокойно делали такое, от чего дома Круг Женщин растерялся бы в недоумении: то ли всем в обморок хлопнуться, то ли хворостину покрепче схватить. — Авиенда, если тут как-то замешана твоя честь... — Эгвейн затронула чрезвычайно деликатную тему, чреватую обидой. — Наверняка, если ты объяснишь Хранительницам, они не заставят тебя поступать против твоей чести.
— Здесь нечего объяснять, — категорическим тоном заявила айилка.
— Знаю, я мало понимаю в джи'и'тох... — начала Эгвейн, и Авиенда рассмеялась.
— Айз Седай, ты утверждаешь, будто ничего не понимаешь. Однако все твои поступки доказывают, что ты живешь согласно ему. — Эгвейн сожалела, что в ее отношениях с Авиендой сохранялась толика лжи — она насилу сумела уговорить айилку звать ее просто по имени, и все равно прежнее обращение нет-нет, да и срывалось у Авиенды с языка. Но чтобы тайна оставалась тайной, раскрывать ее нельзя ни перед кем. — Ты — Айз Седай, и в Силе настолько могущественна, что запросто одолеешь и Мелэйн, и Эмис вместе взятых, — продолжала Авиенда. — Но ты сказала, что будешь повиноваться, а потому скребешь котлы, когда они велят, и бежишь, когда они приказывают. Может, ты и не знаешь джи'и'тох, но ты следуешь ему.
Разумеется, они говорят о совершенно разных вещах. Скрипя зубами, Эгвейн делала, что ей приказывали, потому что это единственный способ научиться хождению по снам. А научиться она хотела, она страстно желала научиться всему, и даже больше того, что могла вообразить. Но сама мысль, будто она способна жить согласно этому дурацкому джи'и'тох, просто-напросто глупа. Она делает то, что нужно, причем только когда это нужно ей.
Девушки приблизились к месту, откуда начали бег. Завершив круг, Эгвейн сказала: «Это первый», — и умчалась во тьму. Ее никто не видел, и никто, кроме Авиенды, не узнал бы, отправься она сразу в палатку. Авиенда, конечно, никому ничего не скажет, но Эгвейн и в голову не пришло остановиться раньше, чем пробежав пятьдесят кругов.
Глава 6
ПЕРЕХОДЫ
Проснувшись в кромешной тьме, Ранд лежал под одеялами, пытаясь сообразить, что его разбудило. Ведь что-то его разбудило? Сон его тут ни при чем: он учил Авиенду плавать в пруду знакомого с детства двуреченского Мокрого Леса. Что-то другое. Затем это нечто возникло вновь — точно слабое дуновение, зловонный миазм пробрался под дверь. Вообще-то, это вовсе и не запах. Полная несхожесть, инакость — таким было это нечто по ощущению. Тухлятина, будто какая-то мертвечина с неделю лежала в стоячей воде. Оно вновь ослабло, но на этот раз не исчезло.
Отбросив в сторону одеяла, Ранд встал, обернувшись в саидин. Внутри Пустоты, наполненной Силой, он чувствовал, как вздрагивает его тело, но холод,
Рука нашарила в кармане куртки маленькую резную фигурку — толстячок с лежащим на коленях мечом. Это был ангриал; с ним юноша мог направлять столько Силы, сколько не сумел бы удержать под контролем без помощи со стороны. Ранд надеялся, что фигурка ему не пригодится. Кто бы ни затеял нападение, они не ведали, с чем теперь имеют дело. В противном случае они не позволили бы ему проснуться.
Мгновение он стоял в нерешительности. Что бы ни послали против него, Ранд готов принять бой, но враг пока не здесь, он внизу. Где, судя по тишине, по-прежнему спят Девы. Может, повезет, Ранд их и не разбудит, если только не затеет стычку там, где они спят. Тогда айилки несомненно проснутся, а стоять в стороне и смотреть они не станут — это ведь Девы! Лан говорил: если можешь, выбирай место для боя сам и заставь врага прийти к тебе.
Ранд улыбнулся и затопал сапогами к ближайшей лестнице, изгибаясь, уходящей вверх, потом, нарочито шумя, поднялся на последний этаж. Наверху был один громадный зал со слегка закругленным куполом и несколькими колоннами со спиральными каннелюрами. Сквозь лишенные стекол окна лился лунный свет, не оставляя тени даже уголка. На запорошенном пылью и песком полу еще слабо виднелись следы сапог Ранда, оставленные им в прошлый приход сюда. Других отпечатков не было. Замечательно.
Широким шагом выйдя в центр зала, Ранд встал, расставив ноги, на выложенном мозаикой древнем символе Айз Седай, десяти футов в поперечнике. Подходящее место. «Под этим знаком он будет побеждать». Так гласило о нем Пророчество Руидина. Он стоял на разделенном надвое волнистой линией круге одна нога на черной перевернутой слезинке, которая ныне называлась Драконьим Клыком и считалась символом всякого зла, другая — на белой капле, ныне именуемой Пламенем Тар Валона. Некоторые утверждали, что она символизирует собой Свет. Подходящая поза, чтобы встретить врага — стоя между Светом и мраком.
Ощущение мерзостности усилилось, запах горелой серы наполнил воздух. Неожиданно началось какое-то движение. Точно крадучись, какие-то твари лунными тенями расползлись по залу. Тени медленно превратились в трех черных псов — темнее ночи и ростом с пони. Собаки, сверкая серебристыми глазами, настороженно обступали Ранда. Преисполненный Силой, он слышал, как бьются их сердца — точно глухой стук барабанов. Но дыхания собак Ранд не слышал; возможно, они и вовсе не дышали.
Он направил Силу, и в руках его возник меч. Слегка изогнутый клинок с клеймом в виде цапли казался выкованным из пламени. Ранд ожидал Мурддраала или чего похуже, чем Безглазый, но для собак, даже для собак, порожденных Тенью, меча достаточно. Кто бы их ни послал, он не знал Ранда.
Лан говорил, что юноша в своем владении мечом уже вплотную приблизился к уровню мастера клинка. Страж скуп на похвалу, поэтому Ранд подумывал, что, вполне вероятно, он уже перешагнул эту ступень.
Рыча — будто перемалывали в пыль сухие кости, собаки с трех сторон кинулись на Ранда — быстрее, чем несущиеся галопом лошади.
Ранд не шелохнулся, пока псы не оказались совсем рядом; потом он плавно — слившись воедино с мечом — двинулся, словно в танце меняя одно за другим положение оружия. В мгновение ока стойка с мечом под названием «Смерч на горе» превратилась в «Ветер, дующий через стену», а тот стал «Раскрывающимся веером». Огромные черные головы отлетели от черных тел. Капая слюной с по-прежнему оскаленных и блестящих, словно сталь, зубов, они запрыгали на полу. Ранд даже не переступил границ черно-белой мозаики, когда темные тела рухнули судорожно подергивающимися кровоточащими грудами.