Огни в тумане
Шрифт:
— Да нет, мы что ж, — замялся сосед. — Лицо в самом деле будто знакомое.
— Знакомое! — уже совсем возмутился Семен. — Ну откуда оно тебе будет знакомое, если вы все время во рвах торчите на закрытых позициях? Вы даже и немцев никогда не видите, палите минами в белый свет. А куда мины попадают, только мы, пехота, и видим... А раненый этот — разведчик Быков, командир роты у них капитан Омельченко с орденом Александра Невского. Ох и боевые ребята!.. Только похудел он очень, Быков-то.
— Похудеешь, — сочувственно отозвался сосед. — Погода чертова, а работка у них горячая.
Семен ранен в руку. Похожая в бинтах на белую куклу, она
«Ох, подведет он меня под ревизию!» — со страхом думала о нем Аня.
— Это уж точно, — подхватил Семен мысль соседа. — Работа нынче горячая, удар готовится такой, что придется немцам без штанов бежать до самого фатерлянда. Да и там дадим ли остановиться — это еще вопрос, покрытый неизвестным мраком.
— Тебе кто, сам командарм докладывал? — ехидно спросил раненный в ногу артиллерист сержант Попов. — Немцы так только в кинокартинах бегают, а на войне дерутся, подлые, возни с ними еще не оберешься. А Берлин, он пока за тридевять земель.
— Эх ты, тюря-тетеря! — обернулся к нему Семен, искренне считавший пехоту заглавным родом войск и никогда не упускавший случая поддержать ее честь в любом споре. — Поглядишь на тебя — солдат, а послушаешь — чисто наш колхозный сторож, дед Ефим. Вот, братцы, до чего же неприспособленный старик, прямо удивление! День, скажем, стоит первоклассный, в стереотрубу ни одной тучки не сыщешь в любом секторе наблюдения... Говоришь ему: погода, дескать, хорошая, дед. А он и начнет рассуждать, что, мол, на данном отрезке времени действительно ничего, но опять-таки еще неизвестно, что происходит в атмосфере, и, может, через один момент такой дождь с градом ахнет, что не приведи господи... И все оттого, что барометр в избе-лаборатории, балбесы, разбили в прошлом году. А барометр, надо сказать, всегда врал, и разбили его не мы, а кот, которого он сам туда посадил, чтобы мыши не заводились. Или гонишь коней по прогону, изгородь кругом — таракан не пролезет, а дед и начнет зудить, что, дескать, нечего зевать и ворон ловить, так и клевера недолго потравить... А клевера те, между прочим, за пять километров... И, скажи ты, по всем статьям подходящий дед — работящий, ребятам всегда рад смастерить удочку или вертушку на ручей. Один недостаток имел — сомневаться и разговаривать любил немыслимо...
— Ну, поехал, дед Ефим! — усмехнулся Попов. — Ты про наступление начал, так и выкладывай свои соображения, доказывай.
— Доказывать тут глухому или, к примеру, слепому надо. Вот, скажем, дней шесть назад танки шли мимо всю ночь, спать не давали, а утром на окошках пыли на сантиметр... Для парада, наверное, а? Или артиллерийская бригада к нам подошла... салют давать по случаю выздоровления одного сержанта... А про деда Ефима ты брось, он в партизанах был, геройский старик!
В это время дверь тихонько открылась, и на пороге появилась Аня Маленькая. Обычно в таких случаях Семен натягивал на голову одеяло и притворялся спящим, но сейчас было поздно.
— Ранбольные, опять вы клуб устроили! — сердито сказала Аня, но в глазах ее не было ни капельки строгости и обиды, потому что она не могла, просто не в состоянии была обижаться на этих людей, каждый из которых был ей по-своему близок и дорог, людей, героическим подвигам которых она страстно завидовала. — Новому больному отдых нужен, а вы все тары-растабары.
— Это вы про Быкова? — спросил Семен.
— Про Быкова... А вы разве его знаете?
— Эх, вот отсталость тыловая! Ну кто же в нашей армии не знает разведчика Быкова? Он же на армейском совещании выступал, и еще один геройский ефрейтор Куприяненко из левофланговой дивизии, которая к нам месяц назад пришла. В армейской газете фотографии их были.
— Вон что! — удовлетворенно сказала Аня. — А мы не знали, из какой он части, прибыл без направления из медсанбата, в себя не мог прийти после дороги, только фамилию кое-как и записали... Пойду скажу, чтобы в часть сообщили, а вы, товарищи ранбольные, потише, очень прошу вас.
— Тогда давайте нам книжки, — сказал Семен. — Без книжек я все равно не могу молчать. Вон у нас на передовой...
Семен хотел пуститься в воспоминания о том, как на передовой к ним попала книга Шолохова «Тихий Дон» и как они ее читали посменно, даже поссорились крепко из-за героев, но его перебил Попов:
— А меня скоро выпишут, сестра?
— Как доктор прикажет — так и выпишем,
— Я уже здоров!
— Это доктору видней.
— Бюрократизм у вас тут... Наступление скоро, а они задерживают.
— А без вас там не обойдутся?
— То есть как так «обойдутся»? — обиделся Попов. — Не понимаете, товарищ сестра, солдатской натуры. Я на Дону в наступлении участвовал, на Донце участвовал, на Буге участвовал. Ни одного наступления принципиально не пропустил, вот как! Хоть на средний, хоть на капитальный ремонт в госпиталь ставили, а к наступлению я тут как тут. Конечно, кто и прохлаждаться по госпиталям любит, а мне без моих ребят скучно. Я тут от скуки килограммы свои теряю. И харч у вас не тот, жидкий харч, и горючее не положено. Мне это по характеру не подходит. Однажды вот тоже бюрократы попались, так я взял и самосильно убежал домой.
— Как это так «домой»?
— Да очень просто. Достал вещички — и прямо к своим в блиндаж...
Аня рассмеялась: чудные эти ранбольные. И лечат их, и ухаживают за ними, а они все канючат, а некоторые и убежать норовят. И называют это смешно — «домой». Хорош дом — холодно, дымно, пушки бьют день и ночь... К нам вот тоже однажды попало в соседний дом два снаряда, так это ж ужас как грохает!
— Ну ладно, пойду книжки добывать...
Глава девятая.
НА ФРОНТОВОЙ ДОРОГЕ
Когда Дессен очнулся, была все та же тьма и, казалось, та же самая одинокая ракета висела справа. Солдат кончил перевязку, и к нему нагнулся Кассель.
— Печальный случай, — сказал он. — И обстрел, и дурак-солдат растерялся: зацепил винтовкой за ветку. Эти винтовки стреляют иногда совсем некстати. Надеюсь, вы сможете продолжать путь. Работе рана не помешает, она совершенно безопасная. Постарайтесь избежать медсанбата и направляйтесь прямо в госпиталь.
«Все врет, — подумал Дессен, — сам, собака, может быть, и стрелял. Дать бы в морду... Да черт с ним, все равно ничему уже не поможешь». На одну минуту у него мелькнула мысль: поскольку так произошло, вернуться назад, но тут же подумал, что пристрелят. Он хорошо знал основы немецкой дисциплины! И пополз под колючую проволоку, обдирая руки...