Огни Юга
Шрифт:
Саванна вошла в дом следом за Томом. В холле с высоченного потолка свисала гигантская хрустальная люстра, которую первоначальные владельцы привезли из Франции. А такие широкие лестницы, как здесь, Саванна видела только в кино. Теперь она смутно припоминала, как сбегала по ней вместе с матерью, когда они куда-нибудь торопились. Ее комната была тогда расположена рядом с комнатой родителей, а дальше по коридору находилась комната братьев. Саванна смутно помнила хорошенькую розовую комнату, залитую солнечным светом, полную мягких зверушек и других игрушек. Мебель там была обита английским вощеным ситцем в цветочек. Комната резко отличалась от комнаты, обставленной для Саванны матерью в Нью-Йорке, — простой, современной и окрашенной в белый цвет.
Отец провел ее в гостиную, выдержанную в таком же напыщенном стиле и тоже полную старинных вещей. Здесь висела еще одна великолепная люстра, а мебель была обтянута изящной парчой. На стенах висели семейные портреты, везде стояли статуи и вазы с цветами. В комнате приятно пахло, и, как заметила Саванна, абажуры и шторы здесь были отделаны шелковой бахромой и кистями.
Это напомнило ей Францию. Все содержалось в безупречном порядке, но вокруг ни души. Не видно ни Луизы, ни их с Томом дочери. В доме стояла гробовая тишина.
Они прошли через огромную столовую, где на каждой стене висел портрет одного из генералов Конфедерации — их предков. Том проводил Саванну на кухню — просторную, светлую, очень современную — и сказал, что она может поесть там, когда захочет. Еду готовили кухарка и две ее помощницы, но их тоже не было видно. Дом словно вымер.
Оставив Саванну в ее комнате, Том отправился в спальню, расположенную в конце коридора, и обнаружил там Луизу, которая растянулась под балдахином громадной супружеской кровати с мокрой салфеткой на голове и с закрытыми глазами. Она слышала, как он вошел, но ничего не сказала.
— Мы приехали, — просто сказал он с порога.
Время от времени он спал в своем кабинете, когда жена «плохо чувствовала себя», а это означало, что они не разговаривают друг с другом. Ее мигренями и нежеланием отца беспокоить мать объясняли Дейзи тот факт, что они не спят вместе. Они пытались скрыть от нее, что их брак весьма неустойчив. Она была еще слишком мала, чтобы понять это, по крайней мере так они думали.
— Луиза, — произнес он чуть громче, не получив ответа.
Он знал, что она не спит. Она лежала, стиснув зубы, полностью одетая. Розовый костюм от Шанель с розовой блузкой украшало множество рюшечек, а черные с розовым туфельки, также от Шанель, валялись сброшенные второпях возле кровати. Скорее всего Луиза нырнула в постель, схватив мокрую салфетку, когда услышала их шаги по коридору. Она не имела ни малейшего желания приветствовать Саванну. Нечего ей здесь делать, никто ей не рад.
— У меня мигрень, — заявила она с таким же сильным южным акцентом, как и у него. Его семья жила в Чарлстоне уже несколько сотен лет, а ее предки изначально прибыли в Новый Орлеан и перебрались в Чарлстон только перед Гражданской войной. Их биографии, корни и традиции были прочно связаны с Югом. Никому из них и в голову не пришло бы жить не здесь, а где-нибудь в другом месте. Семилетнее пребывание в Далласе, когда Луиза бросила Тома, было для нее мучительным. Она считала техасцев людьми нецивилизованными и вульгарными, но зато в большинстве своем они были людьми богатыми, по крайней мере те, с кем она встречалась, будучи замужем за одним из них. Но как она любила говорить, хотя у них были деньги, они и понятия не имели о том, что такое хорошие манеры. Луиза страдала снобизмом и считала эталоном все южное, а у техасцев и деньги были «новые» и не было ни многовековой истории, ни чувства собственного достоинства в отличие от жителей Чарлстона.
— Ты должна выйти и поздороваться с Саванной, — твердо сказал Том, не проявляя ни малейшего сочувствия к ее головной боли, которой он ни капельки не поверил. — Она в Голубой комнате.
— Немедленно выставь ее оттуда, — сказала Луиза. — Эта комната предназначена для важных людей, которые приезжают к нам, а не для ребенка. Помести ее в одну из комнат наверху. Пусть живет там. — Она говорила все это с закрытыми глазами, причем двигались только ее губы. Речь шла о комнате служанки на чердаке, и Том, возмущенный сказанным, тем не менее не удивился. Утром Луиза по телефону объявила войну ему и Саванне.
— Она будет жить в Голубой комнате, — решительно сказал он. — Где Дейзи?
— Спит.
Он взглянул на часы: было половина десятого.
— В такое время? Что ты с ней сделала? Напоила снотворным? Она не ложится спать раньше десяти часов.
— Она устала, — заявила Луиза, наконец открыв глаза, но не делая попытки встать.
— Что ты ей сказала? — допытывался он. Том понимал, что это только начало. Ему ли не знать, на что способна Луиза! Порой она вела себя отвратительно. Тому стало жаль Саванну. Он привык к вендеттам и злобным выходкам жены, а Саванна была к этому непривычна и представить не могла, на что способна мачеха. Но он привез Саванну сюда, чтобы уберечь от опасностей, которые подстерегали ее в Нью-Йорке, и хотел, чтобы она находилась здесь. Он сделает все, чтобы защитить дочь, хотя от Луизы можно ждать чего угодно.
— Ты о чем?
— Ты знаешь, о чем я спрашиваю. Что ты сказала Дейзи о Саванне? — сказал он, пристально глядя на жену.
Она была белокурой, как Саванна и Алекса, но в отличие от них красила волосы. Как и в шестнадцать лет, Луиза носила длинные волосы и трижды в неделю бывала у парикмахера, который поддерживал их в порядке, не жалея лака для волос. Всегда безупречно ухоженная, она в одежде предпочитала вычурный стиль, на его взгляд, злоупотребляла косметикой и носила слишком много ювелирных украшений, часть которых перешла к ней по наследству от матери, а остальное было куплено Томом или ее последним мужем.
— Я лишь сказала ей, что в юности ты совершил опрометчивый поступок и в результате появилась Саванна, но мы молчали об этом. — Том пришел в ужас, потому что если она так объяснила все Дейзи, то получалось, будто Саванна его незаконнорожденная дочь.
— Ты говорила, что я был женат на ее матери?
— Я сказала, что предпочла бы не разговаривать об этом и что Саванна приехала сюда ненадолго, потому что ее мать попала в беду.
— Побойся Бога, Луиза, из твоих слов следует, что ее мать посадили в тюрьму. — Он был возмущен, но не удивлен.
— Дейзи слишком мала, чтобы знать об уголовных преступниках, угрожающих жизни Саванны. Это могло бы ее травмировать, — сказала Луиза. Ложь матери травмирует Дейзи ничуть не меньше, но трудно остановить Луизу, которая привыкла из каждой истории извлекать пользу для себя. В Луизе сосредоточилось все самое плохое, что говорили о женщинах-южанках. Их считали лицемерными и лживыми, но прикрывающими эти качества притворной ласковостью и обаянием. Конечно, на Юге было немало людей искренних и честных, но Луиза к их числу не относилась и всегда имела какой-то скрытый мотив, плела какую-то интригу и что-то затевала. Сейчас в ее планы входило по возможности испортить жизнь Саванне, так же как и Тому.