Огни Юга
Шрифт:
Саванна аж застонала и подняла глаза к потолку.
— Да знаю я, знаю. Не такая уж я глупая. Для этого слишком рано, — сказала она.
Однако он ей очень нравился. Очень. И целовались они все чаще и чаще. Страсти накалялись.
— Все это так, но на всякий случай будь готова. Люди иногда обо всем забывают. Правда, сама я об этом почти не помню, — печально усмехнувшись, сказала Алекса. У нее бы для этого и времени не хватило. Она так много работала, готовясь к предстоящему судебному
В тот вечер они поужинали в уютном маленьком бистро, где ели свежего краба.
После позднего ужина они, взявшись за руки и чувствуя себя еще ближе друг к другу, чем обычно, возвратились в отель. Заказали какой-то фильм, который обеим нравился, а когда он закончился, улеглись на огромную удобную постель и проснулись утром свежими и отдохнувшими.
После завтрака мать и дочь, как и на прошлой неделе, прошлись по магазинам, потом Саванна отправилась на футбольный матч, а Алекса — в «Магнолии» на встречу с Томом. Он уже ждал ее и, судя по всему, нервничал. Как и она.
Их усадили за столик в глубине зала, и оба углубились в меню. Потом Алекса, отложив меню, взглянула на Тома:
— Прости, но все это весьма странно. Я просто не могла не сказать это вслух. Может быть, и ты чувствуешь себя странно?
— Так и есть, — сказал он и рассмеялся.
Она всегда умела вытащить на свет правду. Она не скрывала ее и не приукрашивала. Это шло вразрез с южным стилем, но он любил в ней эту способность. Никаких уловок, никаких игр. Она ничуть не изменилась. Более того, ему показалось, что она теперь, одиннадцать лет спустя, стала еще красивее. Красота ее стала более зрелой.
— Почему нам все это кажется странным? — сказал Том, глядя на нее.
Луиза понятия не имела, что он встречается с Алексой.
— Ты шутишь? — сказала Алекса. — Ты бросил меня. Я все последние десять лет ненавидела тебя. И вдруг — на тебе! — обедаю с тобой. И наша дочь живет у тебя. Все это, согласись, выглядит безумием.
— Может быть, нет. Ты имела полное право ненавидеть меня. И ты поступила очень любезно, согласившись пообедать со мной, но ведь ты всегда была чутким и незлопамятным человеком.
— Пока что не рассчитывай на это, — честно призналась она и снова рассмеялась. — Но почему тебе все это кажется странным? Или ты тоже ненавидел меня?
— Мне не за что тебя ненавидеть, — печально сказал он. — Я очень сожалею о том, что случилось.
— Это не «случилось». Это дело твоих рук, а также Луизы и твоей матушки. Они за тебя приняли решение избавиться от меня и вернуть тебя Луизе, а ты не возражал. Полагаю, ты тоже этого хотел.
Они с сожалением посмотрели друг на друга. Потом он медленно покачал головой:
— Все было не так просто. Я не знал, чего хотел. Я хотел успокоить свою уязвленную гордость, но любил я тебя.
—
— Да, я согласен с тобой. Полностью. И с тех пор не переставал сожалеть об этом.
Она не хотела обсуждать с ним эту тему. Не хотела об этом знать.
Они заказали обед, причем оба выбрали суп-пюре из лобстера и пирожки с крабами, что всегда нравилось обоим. Некоторые вещи не меняются. Алекса сказала себе, что единственным, что осталось у них общим, являются предпочтения в еде.
Потом они поговорили о других вещах. О Саванне. О судебном процессе Алексы. О его банке. О Трэвисе и Генри. Алекса мимоходом упомянула, что Саванна сказала ей, что Генри гей и что он ей очень нравится. Она не считала его образ жизни противоестественным и надеялась на разумное отношение Тома к этому, но сразу же увидела, как это больно задело его.
— Извини. Это тебя расстраивает? — спросила она. Трудно было поверить, однако она знала, как консервативен Том и как старомоден.
— Иногда. Но наверное, такой уж он есть. Конечно, не о такой жизни я мечтал для одного из своих сыновей. Но в конце концов я хочу лишь, чтобы он был счастлив. Мать знать этого не желает, из-за этого Генри еще тяжелее.
— С ее стороны глупо. — Алекса поморщилась. — Мне просто очень жаль, что Генри не может себя чувствовать самим собой с вами обоими. А Трэвис нормально относится к этому? Он так же консервативен, как ты. — Она очень хорошо знала сыновей Тома, хотя не видела в течение десяти лет, а когда-то оставила тинейджерами. Странно было сидеть за обедом с бывшим мужем и разговаривать с ним, как старый друг, а не как женщина, которая была ему верной женой и которую он предал. Жизнь вообще странная штука.
— Мне кажется, что Трэвис пытается относиться к этому с пониманием, но ты права, он довольно строг в вопросах нравственности. Мальчики выросли и теперь не так близки между собой, как прежде. Они слишком разные.
— Они всегда были разными, — спокойно заметила Алекса. — Плохо, что они не близки между собой, — с грустью сказала она. — Раньше они дружили.
Тома смутило, что он так мало знал о своем сыне, и он почувствовал себя виноватым. Ему было о чем сожалеть и в чем раскаиваться. И это прежде всего касалось Алексы.
— Я говорю серьезно, — заявил он за теплым персиковым кобблером и кофе, которые они взяли на десерт. Том добавил к этому ванильное мороженое, Алекса обошлась без него. Снова те же старые привычки. На мгновение она отчетливо вспомнила, как была счастлива с ним, вспомнила маленькую Саванну, их семью. Они так любили друг друга, причем Алекса продолжала любить Тома.
— О чем ты? — спросила Алекса, наслаждаясь десертом, который таял во рту. Она совсем забыла, о чем он говорил раньше. Они коснулись в разговоре множества тем, включая их дочь, которую он считал великолепной и очень хвалил, причем заслуженно.