Огонь блаженной Серафимы
Шрифт:
Каблук скользнул на припорошенном снегом ледяном пятачке, и я позорно плюхнулась на спину, взмахнув корзиной. Бубусик вылетел из нее по дуге, приземлившись, счастью, в сугроб.
— Дитятко! — картинно завопила навья. — На помощь! Барышне Абызовой плохо!
Меня подняли прохожие, кто-то откопал собачечку и угостил обиженного страдальца сахарком.
— Спасибо, люди добрые, — кланялась «Маняша». — Хозяйка у меня на голову слаба, нервический припадок у ней приключился. Мы вот на извозчике домой отправимся. А чего она там болтает, вы не слушайте.
Я сжала кулаки, ощущая, как осыпаются пеплом перчатки, но навья обняла меня за плечи и огонь ушел, я бессильно царапала кожу ладоней. Высокая статная женщина обхватила меня без усилий, повела к коляске, просила помочь прохожих установить в ногах корзинку, повторяла чушь про нервы, припадки и про то, что дома мне полегчает, что не в первый раз такое приключается.
Подбежал дующий в свисток городовой, толпа разбавилась мундирами.
— Какое счастье, ваш бродь! На Голубую улицу нам, в дом Бобыниных. Кузина это ихняя, чародейка из-за гор, может, в газетах читали. Да-да, та самая огненная Серафима, барышня А.
Позор! Я зажмурилась, чтоб не видеть этих сочувствующих и любопытных лиц. Ах, отчего я не могла заткнуть уши, чтоб еще и не слышать?
Городовой поехал с нами и понес корзинку с Гавром, когда коляска остановилась у крыльца.
— Извозчику заплатите, — командовала нянька горничными. — Вы, ваш бродь, в гостиную проходите, там Наталья Наумовна все вам обскажет про горести наши семейные да дни многотрудные.
Меня потащили по лестнице, в спальне я начала брыкаться, пытаясь вырваться из объятий.
— Пусти!
— Всенепременно, — навья сделала подножку, мы упали на кровать.
Бороться с человеком, превосходящим тебя в росте и весе, да еще и в умениях, было делом безнадежным. Но я старалась изо всех сил. Нянька навалилась на меня, прижимая к постели, придержала, свободной рукой скользнув себе за ворот и этой же рукой стукнула меня по горлу.
От крика моего задрожали оконные стекла.
— Будешь дергаться, я тебе ее под кожу вобью, — прошипела навья. — Лежи, дитятко, сейчас все кончится.
Шею сдавило, будто на ней затягивалась удавка, я захрипела, сжатие ослабло, сменившись покалыванием.
— Все. — Навья, тяжело дыша, сползла с меня и распрямилась, поправляя растрепавшуюся прическу.
— Что… — прикрыла ладонями горло, ощутив там плоскую твердую ленту и какой-то медальон. — Что ты со мной сделала?
— Обезопасила, — «Маняша» подошла к зеркалу. — Можешь и ты полюбоваться.
Я приблизилась, меня шатало, со всех сторон давила непривычная ледяная тяжесть. Зеркало отразило мои безумные глаза и камею на атласной ленте, плотно обхватившей шею.
— Так ты этим кулоном пользовалась, чтоб силу мою нейтрализовать?
Пальцем я попыталась скользнуть под удавку, но атлас будто прирос к коже, с камеей была та же история, вокруг нее набухали капельки моей крови.
Навья хмыкнула и промокнула влагу носовым платком:
— Переусердствовала. Но ты потерпишь. Гордись, дитятко, под тебя артефакт создавался, немало усилий для этого приложили.
— И что теперь? — Руки бессильно опустились вдоль тела.
— Да ничего. Щелкоперы столичные уже по газеткам своим разбежались, заметочки про твои нервические припадки строчить. А ты дома затаишься, по обыкновению. Вечером князь Новогодье праздновать явится, и про это в газетах тоже напишут что-то вроде: «Демонстрация силы вечной любви».
Вошла Марта-худышка, присела в книксене и молча приступила к уборке. На шее девушки я заметила темную плотную бархотку.
— Этот артефакт уже заурядный, — проследила нянька мой взгляд. — Надоели сарматки твои до одури, усмирять пришлось.
Горничная на слова не реагировала, двигалась сомнамбулически. Я пошевелила руками, прошлась по комнате. Кажется, мой ошейник лишь сдерживал силу огня, а не подавлял волю.
Да уж, Серафима, ежели ты эдак хотела врага спровоцировать, лучше бы не начинала.
В дверь постучали, и Марта-толстушка тихонько и хрипло сказала, появившись на пороге:
— Наталья Наумовна с городовым беседу окончила, теперь вас к себе требует.
— Меня?
— Марию Анисьевну. Немедленно.
Девушка, закончив говорить, стояла столбом, вперив в пространство невидящий взгляд.
— Ну чего еще? — Чтобы выйти, няньке пришлось отодвинуть девицу Фюллиг плечом.
— Бедняжки! — прошептала я и прислушалась.
Из гостиной доносились громкие женские голоса, кажется, назревал скандал.
Осмотрев бархотку на пухлой шейке, я сорвала ее одним резким движением.
— Барышня!
Повторив процедуру с девицею Царт, я засунула оба артефакта под подушку на постели.
— Времени нет! Марта, быстро отыщи похожие ленты!
Пока девушки закрепляли поддельные бархотки, я напористо бормотала:
— Делайте вид, что под действием чар находитесь. И ни словечка, ни косого взгляда. Покорность и послушание. Только возможность появится, хватайте Бубусика, это важно, и бегите. Только тихо и тайно.
— Куда? На помощь звать?
— Да кто тут поможет? Возьмите извозчика и на Цветочную улицу направляйтесь.
— В новом доме вас, барышня, ждать прикажете?
— Если не вернусь… Ах, вы сами со всем разберетесь.
— Вы — великая чародейка, барышня. — Толстушка доверчиво заглянула мне в лицо. — Вы всех злодеев дотла сожжете.
Я обняла горничных, чтоб они не видели моих влажных глаз. Пусть хоть Гавра мне сберегут, он ведь слаб совсем стал, раз в кота обернуться не может, ему кроме гроз и вихрей сны еще надобны для здоровья.