Огонь! Бомбардир из будущего
Шрифт:
– Его величество обдумал ваше предложение и изволяет высочайшее согласие, но обязательно присутствие английского хирурга.
Я не возражал, и операцию решили провести на следующий день. В этот же день я отлеживался в постели, к спиртному не притрагивался, мысленно проигрывая ход операции. С утра заявился приятного вида старичок в мантии, переводчик представил его как королевского хирурга Патрика. Через переводчика я попытался выяснить уровень подготовки англичанина – делал ли он подобные операции, оказалось – нет, но рад будет посмотреть. Лучше бы помощь оказал, чем учиться, да еще на короле. Но выбирать не приходилось. Я вкратце пересказал ход операции, мы пришли в медицинскую комнату, оказывается, во дворце была такая с примитивным операционным столом, скудным набором инструментов. Под руки привели короля, мы вдвоем с Патриком уложили его на стол, я напоил короля настойкой опия, вместе с англичанином вымыли руки. Все свои действия я пояснял подробно, пока возражений или вопросов не было. Обработав живот высокопоставленного пациента спиртом, приступили к операции. Патрик внимательно смотрел, причем даже оказывал маленькую помощь, промокая кровь салфетками или держа крючки для расширения раны. Послойно разрезав кожу, мышцы, стенки мочевого пузыря, добрался до простаты. Этот доступ к аденоме называется в медицине чреспузырным. Вылущил узел простаты, все аккуратно зашил. На операцию ушло около полутора часов, закончилось все благополучно. Король постанывал, но пульс и дыхание были удовлетворительными. Наложили повязку, и по знаку Патрика четверо дюжих гвардейцев, осторожно переложив короля на ковер, унесли в королевскую опочивальню. Мы с Патриком вымыли руки, затем он набил трубку табаком и предложил мне. Давненько я не курил, даже запаха табака давно не ощущал. На Руси табак еще не был распространен, церковь относилась к курению резко отрицательно, предавая анафеме.
Мы уселись на стулья, закурили по трубочке. Табак на удивление был хорош – легкий, ароматный, с привкусом то ли дуба, то ли еще какого-то дерева. Сделав затяжку, я удивился, затем одобрил:
– Very good!
Эти слова даже при моем скудном словарном запасе я знал. Лицо Патрика расплылось в самодовольной улыбке.
– Вест-Индия!
Он поднял указательный палец. Я очень давно не курил, с непривычки слегка закружилась голова. Патрик достал бутылку виски, разлил по рюмкам. Мы выпили – это оказалось отменное виски. Я одобрительно поднял большой палец. Патрик захохотал и хлопнул меня по плечу. Затем через переводчика я ответил на его многочисленные вопросы, начиная, чем протирал живот и кончая вылущиванием узлов. Разговор продолжался долго, часа два, под конец я попытался сказать, что теперь мне надо проведать пациента. Патрик удивился:
– А зачем? У его постели будут бессменно дежурить два английских врача, при ухудшении состояния вас немедленно известят, единственная просьба – не уходить из дворца, дабы вас можно было быстро найти. Такие руки, как у вас, – Патрик завистливо покосился на мои руки – надо беречь, они стоят значительно дороже золота.
Он не предполагал, что в далекой Московии могут быть хирурги такого уровня. Поскольку он является членом Британского общества хирургов, просит разрешения подробно описать ход операции на собрании. Я великодушно согласился. Поскольку за операцию я все-таки устал, причем больше сказывалось нервное напряжение, все же король, владыка половины мира, если считать колонии, ошибка могла бы мне дорого стоить, решил отдохнуть. Утром,
Вдали показались паруса трех кораблей, они шли встречным курсом, быстро сближаясь. Капитан со старшим офицером долго смотрели в подзорные трубы, взволнованно переговариваясь. Засвистела боцманская дудка, матросы резво забегали, заскрипели люки орудийных портов. Похоже, корабли были неприятельские. Я подошел к старшему офицеру – указал рукой на корабли, он коротко бросил.
– Испания!
Вот дела, мне не хватало встрять в морской бой, тем более один корабль против трех неприятельских навевал нехорошие предчувствия. Сделать что-либо я не мог, просто стоял, опершись на борт, и глазел, как испанцы обходят нас слева и справа. Слева по ходу надвигались два судна, по размеру вроде нашего – кажется, каравеллы, а справа тяжеловесной тушей подходил здоровенный галеон. Порты всех орудий были открыты, было уже видно, как на палубе суетятся матросы. Если сейчас грохнут, нам будет полный капут. С галеона засемафорили флажками, на английском бриге спустили паруса, и мы остановились. Вокруг капитана собрались офицеры, матросы с боцманом стояли у мачт, все ждали дальнейшего развития событий. От галеона отвалила шлюпка, стала приближаться к нам. Сам галеон – здоровенное судно с тремя рядами орудийных портов по борту – стоял недалеко, не более чем в кабельтове. Было видно, как испанский капитан стоит на корме и наблюдает за нами в подзорную трубу. Шлюпка подошла, с брига сбросили веревочный трап, и испанцы полезли на корабль. Первым на палубу взобрался молодой испанский офицер в расшитом золотом синем мундире, за ним посыпались матросы, держа в руках короткие абордажные сабли, но сопротивляться никто и не думал. Офицер подошел к англичанам, протянул руку, и капитан отдал ему свою шпагу. Испанец повернулся к галеону и в высоко поднятой руке помахал шпагой в ножнах. Как я понял, мы попали в плен. Мои нехорошие предчувствия еще там, в Москве, меня не обманули. Похоже, и деньги плакали, и сам теперь в испанском плену окажусь. И дернуло же меня связаться с англичанами. От галеона отвалила еще одна шлюпка, на палубу взобралась новая партия испанцев. Офицеров разоружили, отвели в кормовую каюту, меня после разговоров капитана и испанского офицера поместили к ним же. Матросов заперли в трюме. И у трюма, и у кают с офицерами поставили вооруженных часовых. По судну чувствовалось, что оно делает поворот, испанцы подняли паруса, и в окружении трех испанских судов английский бриг направился на юг, в Испанию. Английские офицеры вели себя спокойно, достали из шкафчика виски или бренди, уселись на пол и занялись поглощением алкоголя, неспешно переговариваясь. Было такое ощущение, что они не больно-то и переживали пленение и сдачу корабля. Для военного любой страны это позор, сдача вместе с судном без боя – позор вдвойне. Конечно, война в Европе идет давно, и воюющие страны от нее подустали, но не до такой же степени. Может быть, выдержка у англичан отменная? Скорее всего после окончания военных действий их обменяют на испанских пленных или выкупит английская казна. Я же сам по себе, обо мне английский король беспокоиться не станет, и как гражданскому лицу обмен на пленного испанца мне не грозит тоже. Может, по прибытии на место требовать интернирования? Россия сейчас ни с одной страной Европы не воюет, а с Испанией не воевала никогда, капитан судна должен подтвердить, что меня привезли из России и везли обратно, ни в каких военных действиях я участия не принимал. Другой вопрос – поверят ли пленному англичанину испанцы, а если и поверят, захотят ли отпустить? О жестокости испанцев разговоров было полно, слухи докатывались и до России. Могут посадить гребцом на галеры, век тогда не освободишься, тем более ростом и силой я не обижен. За размышлениями я не заметил, как наступили сумерки. Изредка небольшими группами нас выводили в туалет, дали питьевой воды. Офицеры улеглись в каюте на пол и дружно принялись храпеть. Ко мне же сон не шел, я крутился на жестких досках пола и строил планы своего освобождения. Ничего разумного в голову не приходило – ну не бросаться же с корабля в открытое море. С тем под утро и уснул. Нас в каюте никто не беспокоил, только в полдень принесли питьевой воды и сухарей. К вечеру по палубе раздался топот ног матросов, захлопали опускаемые паруса. Один из офицеров, стоя у кормового окна, сказал, что узнает эти берега – мы приближаемся к Картахене, одному из портов Испании. Мимо проплыли гранитные, обросшие мхом валуны портовой крепости, из амбразур торчали внушительные чугунные стволы крепостных пушек. Корабль мягко стукнулся о причал, пришвартовались. Часа через два открылась дверь, и нас поодиночке стали выводить из каюты. Стоящие у входа матросы накидывали веревочные петли на шею, связывали руки. Мы образовали цепочку связанных между собой людей. Спереди и сзади встали матросы из охранения, на плече у каждого висел мушкет, в руке обнаженная абордажная сабля. По трапу нас согнали на причал, где уже находились связанные матросы, и погнали в город. Среди матросов и офицеров раздавались возгласы «Картахена», видно, кто-то из них ранее посещал этот порт и город, но мало кто тогда знал, что придется вернуться в ином качестве. Дорога поднималась в гору, не доходя до города, мы свернули на боковую дорогу и через километр уткнулись в ворота крепости. Команда судна была слишком велика, чтобы поместить ее в городскую тюрьму, и нас решили заточить в крепости. Ворота со скрипом распахнулись, нас провели по территории. Пока мы медленно шли, я старался рассмотреть, где что находится: вон вдали крепостная стена с пушками, почти в центре трехэтажное каменное здание, вероятно, комендатура крепости и крепостные службы, у небольшого домика толкутся испанские солдаты, в руках у них миски с похлебкой – тоже понятно, что кухня. Крепость была окружена только тремя стенами, с четвертой стороны – гора с довольно крутыми склонами. У подножия горы – небольшая дверь и часовой. Надо запомнить на всякий случай, скорее это склад, вот только какой – артиллерийский или продовольственный? Больше толком ничего рассмотреть не удалось. Нас затолкали в подвал, предварительно сняв веревки, да и зачем они были нужны, в стенах у самого потолка маленькие оконца с толстыми решетками, единственная железная дверь с двумя часовыми. Причем наша импровизированная тюрьма внутри крепости, где полно солдат, шансов сбежать отсюда тоже нет, надо было ждать удобного случая. В подвале было прохладно и сыро, на полу валялась слежавшаяся солома, в углу пищали крысы, с потолка капало. С непривычки уснуть здесь было тяжело, но сморенный усталостью, я нашел себе местечко, лег и уснул. Утром увели капитана и принесли воды с сухарями. Во время дележки сухарей я заметил у некоторых матросов ножи. Нас не обыскали на судне, крепостные вояки понадеялись на моряков, не видно в руках сабель и шпаг, а на плечах мушкетов, да и ладно. Вернулся капитан, переговорил с офицерами и подошел ко мне. Насколько я смог понять – из всей команды заинтересовались мной. Как бы интерес этот не вышел боком, испанцы большие любители жестоких пыток. Не успел я обдумать слова капитана, как пришли за мной, нашли безошибочно, ведь я единственный был в гражданской одежде, офицеры и матросы английского брига все были в форме. Как я и предполагал, меня повели в трехэтажное здание в центре крепости. Я как можно незаметнее попытался передвинуть оставшийся у меня пистолет подальше, чтобы он был хорошо прикрыт полой камзола. Меня провели в большую комнату на первом этаже, где за столом сидели два сеньора в испанской военной форме. Один был уже стар и сед, но строен и подвижен, в расшитом золотом камзоле и широкополой шляпе, второй значительно моложе и упитанней. Испанцы начали разговор по-английски, но я сразу сказал: «Ноу» и развел руками, продолжили на испанском, затем немецком, но я лишь разводил руками и повторял: «Русо, Московия». Испанец сделал знак, и меня снова увели в подвал. До вечера меня никто не беспокоил, но уже утром снова повели в комендатуру. Были те же лица, но прибавился еще один человек, сидящий в углу на стуле. Одет был скромно, если не сказать бедно, причем в гражданскую одежду. Переводчика отыскали – догадался я. И точно, испанец спросил, кто я такой и как попал на английский военный корабль, переводчик складно перевел, говорил он со странным акцентом, но понять его было можно. Я объяснил, что я лекарь из Московии, звать меня Юрий Кожин, по приглашению английского короля был в Англии, чтобы лечить короля Якова. После того, как переводчик перевел, седой расхохотался.
– Неужели в Англии перевелись хорошие врачи, что из далекой Московии, где люди ходят в шкурах зверей, надо было приглашать лекаря? Чем ты можешь подтвердить свои слова?
Я подумал:
– На английском корабле в сумке мои медицинские инструменты и награда за лечение – сто золотых монет. Пусть ваши люди проверят.
При упоминании о золотых монетах глаза обоих испанцев жадно блеснули. Больше меня ни о чем не спрашивали и снова отправили в подвал. Я хоть немного подышал свежим воздухом, стараясь идти медленно, в подвале воздух был влажным, спертым, вонючим из-за скученности и отсутствия туалета. На следующий день меня снова повели к коменданту. На этот раз, кроме троих уже известных мне лиц, присутствовал еще один, судя по подобострастному поведению испанских офицеров, довольно важная шишка. На его лице застыла гримаса презрения к окружающему миру, глазки злобно посверкивали. На столе лежала моя сумка с медицинскими инструментами, было видно, что в ней копались.
– Мы проверили твои слова, московит, в сумке действительно лекарские инструменты, но сумку ты мог взять с собой для того, чтобы укрыть тайные дела, признавайся!
– Мне не в чем признаваться, я только лечил короля!
– Мы подозреваем, что ты являешься тайным послом московитского царя Михаила, посещая Англию, чтобы сговориться о союзе Московии и Англии в совместной войне против Испании.
– Нет, я не тайный посол, все, что я умею, это лечить, причем очень хорошо, если вы можете проверить, то я лечил сына французского короля Людовика.
Испанцы переглянулись.
– Проверка займет слишком много времени, за лекарем не будут посылать военный корабль во время войны, здесь кроется какая-то тайна. Скажи, зачем ты был в Англии, какие грамоты передал королю Якову, или послание было только на словах. О чем сговариваются московитский царь Михаил и английский король?
Я лишь пожал плечами в ответ. Такого развития события я не предполагал, могли бы спросить о состоянии здоровья короля или еще какие-либо вопросы, но заподозрить во мне тайного лазутчика или посла?
Хотя и в самом деле, для испанцев некоторые основания для подозрений были. Почему за гражданским лицом послали военный корабль в далекую страну, когда корабли нужны на войне? Стало быть, лицо надо доставить в целости, пушки хранят секреты лучше, чем сундуки. Опять же, при мне в каюте было значительное количество золотых монет. Поди угадай, за что, за лекарскую ли работу, на подкуп нужных лиц и еще за что-либо? Определенно, испанцы имеют основание для подозрений.
Испанцы посовещались, незнакомый мне тип со зловещей улыбкой пообещал завтра разговорить меня с помощью палача, ведь «испанские сапоги» разговорят любого. Меня снова увели в подвал. Похоже, завтра за меня возьмутся всерьез, что им и в самом деле стоит пригласить для неразговорчивого московита палача? Сказать я все равно ничего не смогу, так как не знаю, о чем речь, испанцы это воспримут как упорство и стойкость и будут пытать еще сильнее. В конце концов за несколько дней сделают из меня калеку. Видно, подходит момент для решительных действий. В узилище я подошел к одному из матросов, знаками показал, что хочу его нож, тот достал его из ножен, повертел его передо мной и потер большим пальцем об указательный, жест понятный всем. Я снял с пальца золотое кольцо и протянул его, взамен получил нож с ножнами и сунул его за пояс. Теперь у меня были пистолет с одним зарядом и нож. Лучше умереть, чем попасть в руки палача.
Ночь прошла беспокойно, я мысленно проигрывал различные варианты, но все они были утопическими. Уж воевать испанцы умели, и я не думаю, что в крепости солдаты были неумехи. Ладно, ввяжемся в бой, а там видно будет. Как говорится – «бог не выдаст, свинья не съест».
Утром я проснулся бодрым, несмотря на то, что спал мало, по жилам бежала кровь с адреналином, тело было готово к схватке. Как и оказалось, меня снова повели на допрос. Я старался идти медленно, исподтишка оглядывая крепость. До ворот далековато, но от горы в сторону стен и ворот был уклон, для того, что я задумал, это было то, что надо. Завели в комнату, где сидели испанцы. На этот раз рядом с переводчиком я увидел палача – одноглазый, с повязкой на пустой глазнице, со шрамом через всю щеку, в кожаном переднике, он только своим видом наводил страх. Сопровождающий меня солдат вышел. Вся троица сидела за столом, развалясь в креслах. Я решил использовать фактор неожиданности – выхватил пистолет и выстрелил в главного, что сидел с надменным лицом и обещал вчера пытать. От неожиданности все оцепенели, я выхватил нож и метнул его в коменданта. Нож попал очень удачно, я боялся, поскольку давно не тренировался, что он попадет ручкой или плашмя. Но нож вошел хорошо, чуть выше левой ключицы, в шею, почти по самую рукоять. Не давая опомниться, я подскочил к оседающему в кресле коменданту, выхватил из ножен его шпагу и резанул по горлу второго офицера. Захрипев, он повалился лицом на стол. В это время приоткрылась дверь, и зашел солдат, с недоумением глядя на побоище. Не давая ему времени вытащить саблю или снять с плеча мушкет, я перепрыгнул через стол и всадил шпагу ему в живот. Резко побледнев, он упал на пол. Но я недооценил палача. Пока я занимался офицерами, он схватил какие-то железные щипцы и ударил меня. Краем глаза я успел заметить предмет, летящий мне в голову, и успел отклониться. Каким-то чудом железяка пролетела мимо головы и больно ударила по плечу. Второй раз ударить у него не получилось, я ударил шпагой его в шею, провернув для верности. Единственный его глаз, до того пылавший злобой, помутнел, подернулся пеленой, и палач упал, засучив ногами. В углу сидел бледный переводчик, не ожидавший такого поворота событий. Он трясся от страха, глаза от ужаса лезли из орбит. От греха подальше я связал его и заткнул кляпом рот. Затем раздел убитого солдата, кое-как натянул на себя его форму. Если камзол еще налез, то штаны трещали по швам, сапоги оставил свои. На голову водрузил испанскую шляпу, опоясался солдатским поясом, на котором висели подсумки с порохом и пулями, подвесил к поясу солдатскую саблю в ножнах, она для меня была привычнее шпаги, взял в руки мушкет и выглянул в окно. В крепости пока было все спокойно. Поскольку звук пистолетного выстрела приглушили толстенные стены, беспокойства в стане противника не было. Я колебался, попытаться освободить матросов с английского брига или выбираться самому. Были бы русские, я бы не сомневался, но ведь может получиться, что я прорвусь с боем ко входу в подвал, без шума эта затея не обойдется, поднимется тревога, а команда брига может и не поддержать меня, по-моему, они уж очень легко сдались испанцам. Не получится ли так, что я останусь один на один с разъяренными испанцами, это как сесть голой задницей в развороченный улей диких пчел. Нет, рисковать попусту не стоит, я не настолько уверен в патриотизме англичан. Еще был вариант – сразу идти к воротам – но пропуска у меня нет, пароля не знаю, солдатам не знакомо мое лицо, а наверняка в крепости они знают в лицо друг друга. Тоже не пройдет вариант. Оставался еще один, к которому я склонялся, лежа ночью в подвале. Я еще раз выглянул в окно, вдали на плацу маршировали солдаты, у кухни толкались несколько испанцев, было спокойно. Мой расчет строился на входе в пещеру, где стоял часовой. Если это артиллерийские погреба, все должно быть хорошо, если же это вещевой или провиантский склад, то я пропал. Я вышел из комендантского здания и спокойным шагом направился к двери в пещеру. Пока на меня никто не обращал внимания – ну идет себе солдат по крепости, что здесь необычного. Сердце мое колотилось, казалось, на меня обращены все взгляды, хотелось припустить бегом, и приходилось сдерживать себя, раскрываться раньше времени не стоило. Я подходил к часовому ближе и ближе, наконец, когда нас разделяло метров двадцать, он забеспокоился, лица из-за низко надвинутой шляпы он разглядеть не мог, но что-то ему не понравилось – мундир ли сидел не так, или еще что-либо его встревожило, но он рявкнул что-то по-испански и снял с плеча мушкет. Я продолжал идти прежним шагом. Часовой приложил к плечу мушкет, но я был настороже, и когда грянул выстрел, упал на землю. Пуля просвистела высоко надо мной. Зато я не промахнулся, из положения лежа в стоящего человека с двадцати шагов попадет даже начинающий стрелок. Я несколькими прыжками подскочил к двери и прикладом мушкета стал сбивать замок. Выстрел и удары мушкета привлекли внимание. От марширующих на плацу солдат отделился сержант – или кто у них там в испанской армии – и быстрым шагом направился ко мне. Вероятно, издали он принял нашу перестрелку за пьяную разборку двух солдат. Проклятый замок не поддавался, я засунул ствол мушкета за дужку и, действуя им, как рычагом, сломал наконец замок и распахнул дверь. В лицо дохнуло прохладой и, мне на радость, пушечной смазкой. Артиллерийский склад! Сержант что-то кричал, вынимая на бегу из ножен шпагу. Ага, дождались! Я бросил мушкет с погнутым от моего усердия стволом, заскочил в пещеру и закрыл за собой дверь на засов. Дверь была серьезной, толщиной сантиметров пять, дубовая и обита бронзовыми полосами. Какое-то время у меня оставалось, такую дверь сломать непросто. В пещеру сверху, через узкое отверстие, проникал скудный свет, царил полумрак, ну конечно, испанцы должны были позаботиться о естественном освещении, не со свечками же им ходить среди бочек с порохом. Я немного постоял, пока глаза не привыкли к полумраку, и когда стал различать окружающие меня предметы, двинулся по пещере. Она имела несколько ответвлений, правда, были они короткими, метров по пятьдесят. Я беспокоился, нет ли второго входа, иначе мне придется туго. Но галереи были плотно заставлены бочками с порохом, в пирамидах стояли мушкеты, в другой галерее хранилось холодное оружие – шпаги, сабли, боевые топоры, алебарды. За полчаса я успел по-быстрому обойти все помещения. Устроено все было солидно, в горе руками рабов была выдолблена пещера, самое лучшее укрытие для любого склада – ни стены не разобрать, ни подкоп не сделать, да и крыша никогда не протечет. Со стороны двери раздались крики и удары, затем грянуло несколько выстрелов. От двери полетели щепки, появилось несколько пробоин. Однако раздался сердитый голос сержанта – до него дошло, что стрелять в пороховой погреб чревато взрывом. Я не спеша зарядил несколько мушкетов со склада, выбрал со стеллажа хороший нож толедской стали отличной выделки в кожаных ножнах и сунул его за пояс. Снял с себя мундир испанского солдата, оставшись в гражданской одежде. Осторожно подкрался к двери и заглянул в одно из пулевых отверстий. У дверей стояло несколько испанских солдат. Сержант с десятком солдат стоял у здания коменданта и яростно спорил, размахивая руками. Ага, ну это понятно – нашли убитых и выясняют, кто да зачем, похоже, офицеров в крепости не осталось, и решения теперь придется принимать сержанту. Жалко, что на этом складе не было продовольствия, есть и пить хотелось сильно, пустой желудок бурчал. За дверью послышались шаги, я заглянул в дырку – перед дверью стояли сержант и переводчик. Этот уже рассказал страшилки про меня, теперь испанцы знают, кто их противник.
– Выходи добровольно, мы тебя не тронем, пусть судит королевский суд!
– И ваш суд меня отпустит?
– Это не наше дело, все равно долго не усидишь, там нечего кушать!
– А мне здесь нравится больше, чем в вашем вонючем подвале.
В ответ раздались ругательства, переводчик не переводил, но было понятно и так.
Часа через два у двери послышался шум, я приготовил несколько мушкетов, взвел курки и положил на ящик возле себя. Послышался стук топоров, испанцы пытались прорубить двери. Я схватил мушкет, выпалил в дверь, отбросил его и схватил второй, выстрелил, снова отбросил и, схватив третий, пальнул еще раз. За дверью послышались крики боли, видно, кого-то ранило. Стук топоров прекратился, к двери теперь боялись подходить близко. Я не спеша перезарядил мушкеты, положил их на ящик и пошел обследовать галереи пещеры более обстоятельно. Глаза уже привыкли к полумраку, и детали я различал более отчетливо. Нашел несколько небольших бочонков с порохом, килограммов по двадцать каждый, остальные были значительно больше – килограммов по пятьдесят-шестьдесят, и ворочать их было тяжело. Нашел и некое подобие бикфордова шнура – из ткани, набитый крупнозернистым плотным порохом. Я отрезал кусок в десять сантиметров, отошел от пороха подальше и поджег. Пока огонь горел, я считал, успел досчитать до пяти, пока кусок не сгорел. Теперь приблизительно я знал, какой длины шнур мне нужен. В дне всех бочонков проковырял ножом дырки, отрезал огнепроводный шнур и закрепил его на дне бочек. У меня образовались шесть просто замечательных бомбочек. Пора браться за большую бочку. Я подкатил ее к остальным, провертел дырку и воткнул небольшой фитиль, рассчитанный секунд на пять – семь. Подобрал на полке пару пистолетов и прочистил, зарядил, сунул себе за пояс, перезаряжать их потом будет некогда, придется бросить. Взял с полки незаряженный пистолет, коих здесь еще лежало много, и пощелкал курком, попробовал еще несколько и выбрал тот, который давал хороший сноп искр. Будет у меня вместо зажигалки. Я тихонько подкрался к двери и осмотрелся. Метрах в десяти стояли трое вооруженных солдат, вся остальная масса толкалась у кухни. Правильно, зачем всей толпой охранять одного московита, который к тому же и заперся. Надоест сидеть впроголодь – сам выйдет. Я решил подождать, пока наступят ранние сумерки. Солдаты наверняка хорошо знают окрестности, а мне ночью будет проще спрятаться. Прошло часов пять-шесть, часов у меня с собой не было, они остались с вещами на бриге. Время не прошло зря, прощаться так прощаться, я удумал испанцам еще один подарок, на этот раз большой. Ишь, попытать меня решили, будете долго помнить русского пленника. Собрал в центре, на небольшой площадке, куда сходились все галереи, несколько больших бочек пороха, к каждой пристроил по длинному куску огнепроводного шнура и связал их в центре в единый пучок, чтобы можно было поджечь все одновременно. Начало смеркаться, тени сначала стали длинными, затем начали расплываться и исчезли. Пора! Я собрался с духом, заглянул еще раз в пулевые дырки в двери. У дверей невдалеке стояли два солдата, остальные бродили по крепости, кто-то пил вино из бутылок, кто-то играл в кости, собравшись в кружок. Все расслаблены, не у всех даже при себе видно оружие. В самый раз. Я поджег большие бочки в центре, подбежал к маленьким у входа, поджег их, резко распахнул дверь и выстрелил из обоих пистолетов в обоих часовых. Одну за другой я выкатывал маленькие бочонки с горевшими фитилями и толкал их от пещеры. Поскольку уклон был от горы в сторону стен крепости, все шесть бочонков дружно раскатились по внутреннему двору. Сначала никто ничего не понял, но вот солдаты узрели дымящиеся фитили в знакомых пороховых бочонках и в панике бросились врассыпную. Солдаты сталкивались друг с другом, кричали и указывали на катящиеся бочонки. Прямо броуновское движение. Причем бочонки наталкивались на камешки, их траектория постоянно и непредсказуемо менялась. И вдруг, неожиданно даже для меня, грохнул первый взрыв, взметнулось пламя, полетели куски земли, камней, части человеческих тел, облако дыма затянуло место взрыва, не давая мне вдоволь полюбоваться на творение своих рук. Второй взрыв, третий! Паника наступила просто мировая! Один из бочонков ударился в стену комендантского дома и, пошипев шнуром, взорвался, снеся при этом половину дома. Еще один докатился до стены и взорвался там, изрядно повредив стену и сбросив вниз одно из орудий. Последний грохнул почти на плацу, разметав несколько солдат. Пора и нам, время поджимало, я буквально спиной чувствовал, как горят фитили в центре галереи. Подкатив большую бочку к выходу, я зажег фитиль и стал толкать бочку в сторону ворот. Катилась она сама легко, приходилось лишь подправлять направление. Завидев меня, бегущего за бочкой с горящим и дымящим фитилем, стража у ворот разбежалась. Я видел, что фитиля осталось немного, буквально на несколько секунд. Подправив в последний раз направление катящейся бочки, я упал на землю и прикрыл голову руками, зажимая уши. Грохнуло значительно сильнее, чем от первых бочонков, меня сильно подбросило и приложило о землю. В ушах звенело, я на какое-то время оглох. Зато ворот и стоящих рядом башен не было, лишь дымились обломки. Я вскочил и бросился в пролом, всем нутром ощущая, что сейчас рванет арсенал. Вдогонку за мной все-таки бросились несколько наиболее упертых солдат. Видно, гибель сослуживцев их сильно разозлила. Выскочив из крепости, помчался по дороге, но, не успев отбежать и ста метров, услышал за спиной чудовищной силы рев, обернувшись, увидел, как часть горы приподнялась, откуда, как из жерла вулкана, выплескивалось пламя, вылетали огненные головешки. Воздушной волной меня сбило с ног, мои преследователи просто кувыркались по дороге. Головешки попадали на деревянные крыши зданий, и дерево принялось гореть. В крепости разразился рукотворный ад. Не теряя времени, снова вскочил и бросился бежать. Меня преследовали лишь пять или шесть солдат, хуже всего было то, что в руках они держали мушкеты, а у меня за поясом были лишь один заряженный пистолет и нож. Раздалось несколько выстрелов, но пули просвистели далеко, но если меня догонят, будет плохо, я не смогу с ножом обороняться от нескольких опытных солдат. Темнело, я начал спотыкаться о камни на дороге, сказывались усталость, нервное напряжение и голод. Бежать становилось все тяжелее, пот заливал глаза. Справа мелькнула гладь моря, дорога в этом месте делала изгиб, вплотную приблизившись к обрыву, подбежав, я посмотрел вниз, в темноте трудно было определить высоту, я не знал, глубоко ли у берега, но особого выхода не было, я разбежался и прыгнул вниз. После мгновений полета я шумно упал в воду, к счастью, не ударившись о камни, коих здесь было много. Вынырнув на поверхность, я поплыл к берегу, он оказался недалеко, буквально в десяти метрах. Под кручей оказался узенький участок каменистого берега, покрытый скользкими водорослями. Прижавшись вплотную к скале, я притих. Сверху раздавались возбужденные голоса преследователей. В темноте они меня не видели, скорее всего гадали – разбился я или нет. Преследователи некоторое время потоптались на месте, но удобных мест для спуска не было, а лезть в темноте по крутому склону охотников не нашлось, и испанцы вскоре ушли. Надо было уходить и мне, по возможности поскорее. Такой грохот слышали и пламя пожара наверняка видели в городе, и скоро придет помощь. Стоило испанцам послать несколько лодок или мелких суденышек, как меня можно будет брать чуть не голыми руками. Порох в пистолете намок, и толку теперь от него нет, потому что нет сухого пороха, но выкидывать его я пожалел. Спотыкаясь о камни в темноте, оскальзываясь на водорослях, я двинулся дальше от крепости и города. Надо было до рассвета уйти как можно дальше, если поймают, думаю, жестокой казни не избежать. Все-таки на моей совести разрушенная крепость и десятки, если не сотни убитых солдат короля Филиппа. Сейчас никто не поверит, что я лекарь. Я брел всю ночь, уже скрылись из виду огоньки города и пожарище в крепости. Небо становилось серым, задул легкий ветерок, я замерз в мокрой одежде. Хоть в Испании и зима, но температура градусов десять-пятнадцать тепла, если бы не мокрая одежда, было бы совсем неплохо. Я нашел расщелину, укрытую кустами, разделся, выжал одежду и прилег отдохнуть. Сил бежать или даже идти уже не было. Каменистая земля за ночь совсем остыла, было холодно. Пока я шел, было терпимо, но лежать в неподвижности – холодно, зуб на зуб не попадал. Сморенный усталостью, я уснул. Проснулся, когда уже было светло, тело немного отдохнуло, и я стал думать, что делать дальше. Нет сомнений, что испанцы разошлют гонцов во все города и поселки вокруг Картахены, и идти по дорогам было равно самоубийству. Пробираться по берегу – долго и тяжело. К тому же я решил пробираться на север, во Францию, а по суше передо мной встали бы горы Пиренеи, почти непроходимые зимой. Оставался только водный путь. По-моему, самое разумное – идти по берегу до первой рыбацкой деревушки, украсть там лодку и на веслах, а если повезет и под парусом, двигаться на север. Я поднялся и пошел по побережью. Сегодня идти было несколько легче – было светло и хотя бы видны камни, во-вторых, одежда подсохла и не липла к телу. Часа через полтора-два, когда солнце уже почти стояло в зените, показалась маленькая рыбацкая деревушка – на берегу сушились сети, лежали лодки. К сожалению, я не мог подобраться поближе, несколько рыбаков смолили дно лодки, рядом бегали дети. Наверняка сразу поднимется тревога. Залег в кустах недалеко от деревни и решил дожидаться удобного момента. В обеденное время рыбаки и дети ушли в деревню, сиеста. Согнувшись, я подбежал к лодкам. Вот незадача – лодки были, но не было весел, рыбаки уносили их с собой. Решил пробираться по берегу дальше. Отойдя несколько километров, увидел невдалеке от берега рыбацкую лодку. Была она невелика, но с небольшой мачтой – стало быть, был и парус. Видны были два рыбака, они стояли в лодке спиной к берегу и вытаскивали сети. Пожалуй, момент подходящий. Стараясь не шуметь, я вошел в холодную воду и поплыл. Сапоги мешали, но и сбросить их я не решился, если бы я был босиком, недалеко мне удалось бы убежать по береговым камням. Тихонько я подплыл к лодке, рыбаки меня не замечали, взялся за борт и рывком влез в лодку. Лодка от моего веса качнулась, и рыбаки обернулись. Один рыбак был молодым парнишкой лет пятнадцати, второй – стар, сед и сух, однако лицом они были похожи, скорее всего внук и дед. Внук выхватил из-за пояса нож и двинулся ко мне, я вытащил из-за пояса пистолет и направил на него. Видя такой оборот дела, дед что-то приказал внуку, и тот остановился. Я жестом показал парню, чтобы он выбросил нож за борт, что он с видимой неохотой и сделал. Знали бы они, что порох сырой и выстрелить из пистолета невозможно, наверняка никто из них не общался с огнестрельным оружием. Человек, вылезший из воды, просто не может сохранить огнестрельное оружие действующим. Я показал пистолетом на сети – выбирайте, мол, и дальше. Пока сети не выбраны, хода у лодки нет. Испанцы выбирали сети, тихо переговариваясь. Я сидел на носу лодки и не спускал с них глаз. Старик казался более мирным, но кто знает, есть ли у него еще нож и не всадит ли он его мне в спину при удобном случае? Когда сети были выбраны, я показал стволом пистолета на север и сказал: «Франция, Марсель». Может быть, ближе были и другие французские города, но я их просто не помнил. Дед покачал головой и быстро заговорил по-испански. Ничего не поняв, я отрицательно замотал головой. Дед показал три пальца и руками сделал движение, что он гребет веслами. Ага, плыть до Марселя три дня. Далековата эта чертова Картахена. Я показал рыбакам на весла, они переглянулись и показали рукой на мачту, я кивнул, подросток поднял за шкоты небольшой косой парус, дед сел на корму к рулевому веслу, лодка пошла на север, постепенно удаляясь от берега. По крайней мере солдат теперь можно было не бояться, но появлялась опасность нарваться на испанский корабль. В Средиземном море кто только не плавал – и французы, и испанцы, и османы, и итальянцы, и все не прочь были пограбить, обобрать более слабого. Я вертел головой, пытаясь высмотреть, не видно ли где парусов. Пока было спокойно, море чистое, никаких судов видно не было. Часа через два дед показал на селение на берегу – издалека оно казалось небольшим – и сказал: «Валенсия». Мы держались вдали от берега, но в пределах видимости земли. У порта вертелось несколько мелких суденышек, но они были далеко и опасности для меня не представляли. Так мы плыли до вечера, передо мной вставал вопрос – что делать с рыбаками ночью? Их двое, а спать надо. Решил их на ночь связать. Я выбрал пустынный берег и указал на него, мы пристали. Я жестами объяснил, что надо подкрепиться. Рыбаки собрали по берегу плавник, развели костер и пожарили на прутиках рыбу. Все с жадностью поели. Я связал поочередно обоих, для верности повернул их спинами друг к другу и еще раз связал, благо веревок на лодке было достаточно. Теперь можно было и самому отдохнуть. Ночь прошла спокойно, хотя сон был беспокойным. Я периодически просыпался и поглядывал за рыбаками. С утра еще раз поели жареной рыбы, днем вряд ли бы удалось покушать, напились воды из маленького ручья и снова отправились в путь. День протекал без происшествий, к концу дня старик показал на редкие огоньки на берегу – Барселона.