Огонь души
Шрифт:
Он презирал это. Они понятия не имели, над чем он смеялся, но были настолько приучены разделять эмоции королевской семьи, что ловили любой знак, который могли получить. Поскольку смеялся именно он, а не его отец, смех никогда не подхватывал весь двор. Через мгновение смешки стихли. По тому, какой была повисшая тишина, Леофрик понял, что когда он повернется к отцу, то встретит хмурый взгляд.
И так и было. Хмурились двое, обоих звали Эдрик.
— Не поделишься ли ты с нами шуткой? — спросил его брат, и Леофрику захотелось пнуть его под столом.
Эдрик был всего на четыре года старше
Их отец, зная, что на них все время смотрят, не одобрял проявления чувств на публике.
В такие минуты Леофрик скучал по матери. Королева смягчала все жесткие черты их отца. Она была скромной, милой и любящей, и в ее присутствии отец был лучшим человеком на свете. С тех пор как она умерла, король, хороший человек и великий правитель, превратился почти в камень.
— Прости меня, папа, — сказала Дреда. — Я рассказала Леофрику о щенках, которых видела сегодня во дворе, и заставила его рассмеяться.
Леофрик был совершенно ошеломлен. Она солгала ради него. Она интуитивно поняла, что заставило отца нахмуриться и как это исправить.
О, она была бы поистине великой королевой, если бы не забывала об этикете.
На людях они должны были обращаться друг к другу официально. Только между собой они могли использовать имена и неформальные обращения. Но единственной трещиной в камне, которым стал их отец, была Дреда. Его хмурый взгляд исчез, он улыбнулся. Как и Эдрик.
— Отличная история, мой свет. Но давай впредь воздержимся от подобных историй до конца трапезы, хорошо?
Она присела в своем кресле в подобии реверанса.
— Да, папа. Пожалуйста, прости меня.
— Конечно, прощаю.
Все вернулись к еде, и гул в комнате снова возобновился. Через мгновение Леофрик снова почувствовал, как кто-то тянет его за рукав, и наклонился.
— Отведешь меня к отцу Франциску после обеда? — прошептала Дреда.
— Зачем?
— Я сказала неправду. Что, если я умру ночью? Мне нужно исповедаться.
Маленькая девочка, которая хотела быть пиратом, крала крестьянскую одежду, ускользала от своей гувернантки и нарушала правила, боялась лжи, которую сказала, чтобы защитить брата. Он мог бы снова рассмеяться, если бы не искреннее беспокойство на ее лице.
Его захлестнула волна любви к сестре. Она была достаточно храброй, чтобы солгать, хоть грех этого так пугал ее.
— Ты не умрешь сегодня ночью, я обещаю. Ты проживешь долгую и прекрасную жизнь, полную приключений, это я тоже обещаю. И Бог не против лжи, сказанной, чтобы защитить другого человека. Это доброта, а Бог не наказывает доброту. Тебе не в чем исповедаться. Поверь мне.
Только если Дреда сама не захочет провести день в молитвах.
— Правда?
Он прижал руку к сердцу.
— Я торжественно клянусь.
— Тогда ладно, — она вздохнула и вернулась к своим баклажанам. — Жаль, что щенков на самом деле не было.
3
Четыре корабля — четыре великолепных красавца-скейда (прим. большой военный корабль
Звуки стали и железа, ударяющихся о деревянные щиты, наполняли воздух, но эта тренировка была больше игрой, чем чем-то серьезным, заметила Астрид. Предвкушение отплытия, праздника, который должен был предшествовать ему, и набега, который должен был последовать за ним, поднимало настроение. Даже те, кто остался ждать в Гетланде, были полны радости и надежды. За три лета ни один налетчик не отправился в Валгаллу (прим. имеется в виду, не погиб в бою), и люди начали чувствовать себя неуязвимыми. Даже новички не боялись плыть в этот поход.
Астрид по-прежнему была обеспокоена, но она высказала свое мнение, и Леиф его услышал. Их приготовления стали более серьезными с тех пор, как она поговорила с ним на берегу, и в этом была его заслуга. Он говорил о чести и о Валгалле, и воины тренировались с большим усердием.
Но сегодня, когда солнце ярко сияло над сверкающей голубой водой, а скейды сверкали на пирсах, звон мечей, топоров и щитов превратился в хор торжества.
Вместо того чтобы поучаствовать в развлечении, Астрид бродила по берегу, наблюдая за своими Девами-защитницами, убеждая себя, что те, кто собирался пойти в море, был готов настолько, насколько она могла надеяться. С каждым последующим налетом на борту кораблей появлялось все больше женщин, и этот год не был исключением. Астрид была в какой-то степени ответственна за них всех — она определенно чувствовала это.
Молодые — да и опытные воины тоже, были изумлены, обнаружив, что с ними идет Око Бога. Бренна была не старше Астрид, но ее почитали выше всех живых и почти всех мертвых Дев-защитниц. Однако прошло уже много лет с тех пор, как она ходила в поход, и у Астрид были сомнения.
Она держала их, по большей части, при себе — и была этому рада, потому что Бренна была почти такой же подтянутой и подвижной, какой Астрид ее помнила. Наблюдая за ней сейчас, когда она тренировалась в паре с Вали, Астрид улыбнулась. Они сражались заточенными мечом и топором, но в их движениях, даже во взглядах было что-то любовное. Астрид спросила себя, сохранила ли Око Бога форму и в постельных сражениях со своим мужем.
Ольга подошла и встала рядом с Астрид. Сначала она просто наблюдала за тренировкой и ничего не говорила, ее глаза были обращены к мужу.
Леиф тренировался в паре с Яаном. Оба они были обнажены по пояс, как и большинство других мужчин, и Астрид старалась не смотреть на бывшего любовника. Яан был не только женат на огненноволосой целительнице Карлсы Фриде, но и вот-вот должен был стать отцом.
Эта новость привела Астрид в ярость, хотя и не по тем причинам, которые можно было бы предположить. Она не хотела ни мужа, ни ребенка, но ей очень нравился Яан, и не только из-за его тела. Он, казалось, не терпел слабостей. Ей было досадно, что теперь он, как и все остальные, был привязан к гнезду