Огонь и сера
Шрифт:
Сопровождая Пендергаста, д'Агоста при полной форме и знаках отличия не знал, куда себя деть. Добро бы гости сразу принимали его за недостойного внимания телохранителя, так ведь прежде каждый считал своим долгом обернуться и ощупать полицейского взглядом, словно какой-нибудь диковинный экспонат.
Он прошел за Пендергастом в зал и поразился, как стол не треснул под тяжестью угощений. Рядом стоял такой же – с вином и крепкими напитками, которых хватило бы свалить стадо носорогов. Гроув только два дня как помер, и если это и поминки, то скорее уж ирландские. В Нью-Йорке д'Агоста
10
Ирландские поминки справляются над гробом, до погребения, а не после него.
Устроители задумали шведский стол, так что гости не сидели с набожным видом, а всей ордой кочевали по залу. Рядом с накрытой ковром сценой, где дожидался своего часа маленький подиум, развернули оборудование телевизионщики. Из дальнего угла сквозь шум толпы еле-еле пробивались звуки клавесина. Если в зале кто-то и ронял слезу по Джереми Гроуву, этот кто-то хорошо спрятался.
– Винсент, – наклонился к д'Агосте Пендергаст, – самое время делать запасы съестного. С подобной толпой еды надолго не хватит.
– Съестного? Вы о продуктах на том столе? Нет уж, спасибо.
Знакомство с литературной тусовкой научило д'Агосту, что богемные вечеринки сервируются исключительно икрой или сыром. При запахе этих деликатесов его всегда тянуло проверить подошвы ботинок и оглянуться, не привел ли кто собаку.
– Ну, вливаемся? – И Пендергаст с грацией сильфиды заскользил сквозь толпу.
На сцену выбрался высокий человек в безупречном костюме: волосы тщательно зализаны назад, лицо сияет от наведенного гримерами лоска. Толпа умолкла еще прежде, чем он подошел к микрофону.
– Сэр Жервес де Ваше, директор музея. – Пендергаст взял д'Агосту под локоть.
Элегантно, с подчеркнутым достоинством, директор снял микрофон со стойки.
– Приветствую всех вас, – видимо, не сочтя нужным представляться, сказал он. – Мы здесь, чтобы почтить память нашего друга и коллеги Джереми Гроува. Почтить, однако, не кислыми минами и траурными речами, а едой и выпивкой, под музыку и с весельем.
В момент, когда речь началась, Пендергаст замер, его взгляд безостановочно рыскал по залу.
– Впервые я встретил Джереми Гроува лет двадцать назад, когда он писал обзор нашей выставки работ Моне. То была классическая статья в стиле Гроува, если можно так выразиться.
Что значит «стиль Гроува», знали все, и рябь смеха тронула гладь тишины.
– Джереми Гроув, помимо всего прочего, всегда говорил правду – такой, какой ее видел, решительно и со вкусом. Многие званые обеды остались бы серыми, если бы не его острый, как рапира, ум и непочтительные реплики...
Отключившись от происходящего, д'Агоста наблюдал за Пендергастом. Фэбээровец в деле – зрелище потрясающее. Наметив цель, он двинулся к ней с плавностью акулы, почуявшей кровь. У стола с выпивкой угощался молодой человек с аккуратной козлиной бородкой и невероятно большими
– Морис Вильнюс, художник-абстракционист, – пробормотал фэбээровец. – Один из тех, кто пользовался особым вниманием Гроува.
– Что значит «особым вниманием»?
– Несколько лет назад Гроув написал критическую статью на его работы. Вот самая яркая фраза: «Своей заурядностью его картины вызывают благоговейный трепет. Нужен особый талант, чтобы творить посредственность на таком уровне, и Вильнюс обладает этим талантом в избытке».
– Убить за такое не грех, – проглотил смешок д'Агоста.
Поспешно сделав серьезную мину, он с Пендергастом направился к Вильнюсу, который как раз обернулся.
– А, Морис! Как поживаете? – спросил Пендергаст.
Угольно-черные брови художника приподнялись, и д'Агоста, хлебнувший в свое время критики, ожидал взрыва гнева или хотя бы негодования. Однако лицо Вильнюса озарилось широкой улыбкой.
– Мы знакомы?
– Мельком – на открытии вашей выставки в прошлом году. Моя фамилия Пендергаст. Я подумываю купить кое-что из ваших чудесных работ для апартаментов в Дакоте.
– Польщен, – еще шире улыбнулся Вильнюс. – Приходите в любое время, – добавил он с русским акцентом. – Пожалуй, сегодня. Вы станете моим пятым покупателем на этой неделе.
– Неужели? – стараясь не выдать удивления, произнес Пендергаст, в то время как на заднем плане директор бубнил: «...Человек мужественный и решительный, он не ушел покорно в мрак ночной...» [11] – Морис, – продолжил Пендергаст. – Я бы хотел поговорить о Гроуве, о его последней...
11
Цитата из стихотворения Дилана Томаса «Не уходи покорно в мрак ночной...» (пер. с англ. Г. Кружкова).
Внезапно в разговор вмешалась женщина средних лет, похожая на труп, задрапированный в бархат и блестки. Словно на буксире, она тащила за собой высокого мужчину в смокинге, сверкавшего жемчужно-гладкой лысиной.
– Морис, – она потянула Вильнюса за рукав, – я просто обязана поздравить тебя лично. Великолепная вышла статья о твоих работах. Жаль, Гроув с ней запоздал.
– Вы уже читали? – обернувшись, спросил Вильнюс.
– Только сегодня, после полудня, – ответил высокий господин. – Мне в галерею прислали по факсу корректурный вариант.
– ...прозвучит одна из любимых Джереми сонат Гайдна... – Слова директора уходили в пустоту – гости не слушали.
Вильнюс на мгновение обернулся к Пендергасту.
– Было приятно вновь повидаться, мистер Пендергаст, – сказал он, вынимая из кармана визитную карточку. – Вот, заходите ко мне в студию когда пожелаете. – Удаляясь в сопровождении древней леди с эскортом, он произнес: – Поражаюсь, как быстро разносятся вести – статья выходит лишь завтрашним утром.
– Любопытно, – прошептал Пендергаст, глядя им вслед.