Огонь и ветер
Шрифт:
— Мы все молодцы. Ребята, с отъездом повременить никак не получится?
— Нет, — Ри отрицательно покачал головой. — Корабль уходит через двое суток, и нам кровь из носа надо будет уйти на этом корабле. Никак иначе.
— Жалко, — Берта явно расстроилась. — Мальчишки, пожалуйста, сделайте хоть какую-то связь. Ну не смогу я тут сидеть, ничего не зная.
— Какое-то время придётся. Не переживай. — Ит улыбнулся. — Всё образуется, вот увидишь. Клянусь.
— Хотя бы Берту удалось устроить. И мелких. — Ри сидел на полу, прислонившись
— Я не нервничаю, — возразил Ит. — Просто… ну, несколько неожиданно всё. Собраться с мыслями не получается.
— А ты сделай над собой усилие и соберись, — посоветовал Ри. — Во сколько нам завтра?
— В ночь, как я понимаю. Пойдём только через Вицама-Оттое, даже к Ойтману соваться не будем.
— Боишься?
— Не то чтобы боюсь, скорее по привычке страхуюсь.
— Это у него снова паранойя. — Скрипач затушил окурок о подошву и спрятал в пустую пачку. — А я вот думаю, что можно спокойно идти через Ойтмана. Официалы нас потеряли, а у Молота нет столько людей, чтобы за нами качественно и долго гоняться.
— Уж кого, а людей у них достаточно, — возразил Ит. — Мы просто не настолько нужны, наверное. Но я бы всё-таки подстраховался лишний раз.
— Бог с тобой, давай подстрахуемся, — согласился Ри. — Дальше, как я понимаю, отправим код.
— Верно, — кивнул Ит. — Вот это уже точно нужно через Ойтмана.
— Боишься транспортников? — Ри склонил голову к плечу.
— Да не боюсь я никого! Просто не хочу лезть в структуры, которые связаны с Официальной. Ойтман — с официалкой в контрах. Да, не везде. Да, не всегда. Но по большей части в контрах. А Транспортная напрямую с ней сотрудничает.
— Ит, давай ты будешь блуждать по лабиринтам своей паранойи самостоятельно? — попросил Ри. — Мы пойдём так, как будет удобнее. А Транспортной Сетью не будем пользоваться исключительно потому, что для нас сейчас это слишком дорого.
— Другой разговор, — согласился Скрипач. — Ит, ты действительно задолбал.
Ит вяло пожал плечами, отошёл к окну, сел на широкий подоконник. Сейчас они находились в последней незанятой комнате, огромной и совершенно пустой. Он глянул вниз, потом поднял глаза — из эллинга вылетело сразу несколько десятков местных небольших катеров. Они синхронно сделали какой-то сложный манёвр и вдруг порскнули в разные стороны, как стая птиц от хищника. Через секунду небо перед эллингом опустело.
— Это что такое? — с интересом спросил подошедший Ри.
— Понятия не имею, — отозвался Ит. — Полетели куда-то…
— Кто полетел?
— Кто-то.
— Послушай, — Ри взял его за плечи и развернул лицом к себе. — Не могу понять, что ты себе придумал на этот раз, но мне уже заранее это не нравится. Ты…
— Ну что — «я»? — переспросил Ит. — Переживаю я. За Берту, за вас. Что ещё?
— Поздновато ты спохватился переживать, — проворчал Ри. — Да ещё врёшь. Ведь вижу, что врёшь.
— Отстань от него. Захочет — сам скажет, — посоветовал Скрипач. — Я, кстати, тут
— Выкладывай, — приказал Ри.
— Не могут ли нас использовать в игре Официальной и Молота против ещё кого-то? — прищурился Скрипач.
— Против кого и в каком качестве? — тут же спросил Ри.
— Вот это я не знаю. Но… я просто не могу представить себе ситуацию, в которой мы могли бы понадобиться. Может быть, это какой-то «хвост», который из прошлого? Что-то, в чём мы работали, или где-то, где хотят для чего-то именно нас.
— Смешно, — заметил Ит. — У тебя сплошные «то» получились. Хотя в этом есть смысл. Возможно, что ситуация требует именно нашего участия, потому что мы были к ней причастны раньше.
— Ерунда, — возразил Ри.
— Почему? — с вызовом спросил Скрипач.
— Ау, дорогие мои. Нас списали больше восьмидесяти лет назад. Гипотетических ситуаций, требующих нашего участия, за это время могло случиться несколько сотен. Однако мы за эти восемьдесят лет никому нужны не оказались. Это раз. Два — незаменимых людей нет, поэтому я такое построение даже рассматривать не буду.
— Переливание из пустого в порожнее. — Ит помрачнел. — Если честно, у меня какое-то очень нехорошее предчувствие. Примерно такое, какое было, когда тебя, Рыжий, подстрелили на дамбе. За несколько дней до этого я что-то начал чувствовать, но объяснить этого не мог, равно как и не мог понять ничего конкретного. Как заноза… Бывает, загонишь в руку крошечную невидимую занозу, она мешает, колется, а ты даже понять не можешь, где именно она засела. Пока сама не выйдет, ничего не сделаешь.
— А твоё предчувствие — оно про кого-то конкретно или про всех нас? — Ри нахмурился.
— Кабы я знал, — с тоской отозвался Ит. — Оно точно не про Берту и про мелких… тут по ощущению всё будет хорошо. Значит, получается, что про нас.
Скрипач подошёл к ним, тоже сел на подоконник. Окинул взглядом комнату — блёклые стены, скругленные углы, потолок, с которого лился рассеянный неяркий свет. Неживая какая-то комната, живой сейчас только пейзаж за окном; летнее нахмурившееся небо, деревья, речка…
— Во всём плохом есть хорошее, — примирительно заметил он. — У тебя тогда было предчувствие, да? Но ведь мы оба в результате остались живы, и всё кончилось хорошо.
— Не врежь мне тогда караванный по морде и не заставь сделать то, что нужно было сделать, оно бы кончилось плохо, — ответил Ит едва слышно. — Ладно. Будем надеяться, что и в этот раз пронесёт. Только очень вас обоих прошу — давайте поосторожнее. Ничего поделать не могу, но мне чем дальше, тем больше не по себе.
Берта, конечно, поехала их провожать — невзирая на протесты и заверения, что ехать совершенно не нужно. Корабль должен был сесть в степи, километрах в четырёхстах от Саприи. Те полчаса, которые ехали, по большей части молчали — Берта сидела между Скрипачом и Итом, и они вдвоем держали её за руки. Ри, глядя на неё, заметил, что она всеми силами сдерживается, что во всём, буквально в каждом жесте её, в каждом взгляде сквозит тщательно скрываемое отчаяние.