Огонь и ярость. В Белом доме Трампа
Шрифт:
Таким образом, оставался Райнс Прибус.
Для Капитолия он был единственным приемлемым кандидатом, поэтому его сразу и активно начали лоббировать спикер Палаты Пол Райан и лидер большинства в Сенате Митч Макконнелл. Если уж им приходится иметь дело с таким чужаком, как Дональд Трамп, так пусть хотя бы при посредничестве человека из их среды.
Сорокапятилетний Прибус не был ни политиком, ни тактиком, ни стратегом. Он был политической машиной из старых профессионалов. Фандрайзер.
Парень из рабочей семьи, родившийся в Нью-Джерси и переехавший
С учетом того, что значительная часть Республиканской партии неизменно противостояла Трампу, а в самой партии практически никто не сомневался, что он потерпит бесславное поражение и вместе с собой потянет партию на дно, после выдвижения Трампа в президенты Прибус подвергся сильнейшему давлению: чтобы он переключил ресурсы на другого кандидата в списке, а еще лучше полностью устранился от кампании Трампа.
Сам будучи уверен в том, что дело Дональда безнадежно, Прибус тем не менее сделал на него ставку. То, что он не бросил Трампа, возможно, добавило последнему несколько очков, необходимых для победы, и сделало Прибуса почти героем (точно так же, если бы кампания была проиграна, то, по словам Келлиэнн Конуэй, он оказался бы козлом отпущения). В результате Прибус, за отсутствием других кандидатур, стал главой аппарата.
Вхождению в узкий круг сопутствовала изрядная доля неуверенности и растерянности. После своей первой продолжительной беседы с Трампом Прибус вышел с ощущением: как это все странно и обескураживающе! Трамп не закрывал рта и повторялся снова и снова.
– Значит, так, – предупредил Прибуса близкий партнер Трампа. – Из отведенного на разговор часа пятьдесят четыре минуты у него уйдут на разные байки, которые будут бесконечно повторяться. Так что у вас должна быть одна-единственная заготовка, и постарайтесь ее вставить при первой возможности.
Назначение Прибуса главой аппарата, объявленное в середине ноября, поставило Бэннона на одну доску с ним. Трамп держался внутренней установки: никого не облекай реальной властью. Прибус даже на высокой должности будет, по заведенной традиции, не слишком сильной фигурой, как и все адъютанты Трампа в прошлом. Этот выбор также отлично работал в отношении других назначенцев. Том Баррак будет легко обходить Прибуса и разговаривать с президентом один на один. Позиция Джареда Кушнера как зятя и в ближайшем будущем главного помощника не пострадает. А Стив Бэннон, докладывающий Трампу напрямую, останется непререкаемым рупором трампизма в Белом доме.
Иными словами, будет один номинальный глава аппарата – не имеющий особого значения – и разные другие, на практике куда более важные, обеспечивающие хаос и личную, не ставящуюся под сомнение
Джим Бейкер, глава аппарата Рональда Рейгана, а потом и Джорджа Буша-младшего, в глазах подавляющего большинства образцовый менеджер Белого дома, посоветовал Прибусу не принимать это предложение.
Удивительное превращение Трампа из потешного кандидата в радетеля за недовольных, потом в смехотворного номинанта и, наконец, во взятого на неопределенное время напрокат избранного президента никак его не отрезвило. После первого шока он мгновенно переписал свой портрет, представ в образе неизбежного президента.
Низшей точкой его кампании и примером ревизионизма, связанного с осознанием нового статуса, можно считать видеозапись Билли Буша. В неофициальной беседе с ведущим дружественной кабельной сети он дал такое объяснение: “То был не я”.
Ведущий согласился, что несправедливо судить о человеке по какому-то одному событию.
– Да, – сказал Трамп, – то был не я. Мне говорили люди, разбирающиеся в таких вещах, как легко может все меняться: другой голос, другой человек.
Как победитель он ждал, что теперь станет объектом преклонения, обольщения и раздачи милостей. Он ждал, что это будет работать двусторонне: прежде враждебные масс-медиа превратятся в дружественные.
На деле же его, победителя, с ужасом рисовали как разрушителя те медиа, которые в прошлом, как нечто само собой разумеющееся, со всей почтительностью рассыпали похвалы будущему президенту, кем бы он ни был. (Нехватка трех миллионов голосов – эта тема продолжала преследовать Трампа, и ее лучше было избегать.) У него в голове не укладывалось, как те же люди – то есть СМИ, – которые жестоко критиковали его за высказывание, что он может не признать результаты голосования, теперь смеют называть его нелегитимным.
Трамп не был политиком, который мог проанализировать фракции своих сторонников и хулителей; он был торгашом, которому надо продать товар. “Я победил. Я победитель. Я не лузер”, – повторял он, словно мантру, отказываясь верить своим ушам.
Бэннон описывал его как такой простой механизм. Кнопка “вкл.” – сплошная лесть, кнопка “выкл.” – сплошная клевета. Лесть лилась рекой, подхалимская, изобилующая превосходными степенями и напрочь оторванная от реальности: такой-то самый лучший, самый невероятный, круче не бывает, бессмертный. Клевета была злобной, горькой, обиженной – “пошел прочь и закрой за собой железную дверь”.
Такова была природа Трампа-торговца. Он свято верил в то, что не существует причин не перехваливать перспективный товар. Если же покупатель бойкотирует эту перспективу, то почему бы не завалить его или ее презрением и исковыми заявлениями. В конце концов, если они не реагируют на подлизывание, то пускай хотя бы реагируют на эти ворохи бумаг. Бэннон был уверен – пожалуй, даже слишком, – что Трампа можно легко включать и выключать.
Его можно было подстрекать, чем и занимался Бэннон на фоне смертельной войны, кто сильнее – с медиа, с демократами, с вашингтонским “болотом”, – а можно было и обхаживать. Больше всего Трамп любил именно обхаживания.