Огонь на поражение
Шрифт:
И когда вдруг выясняется, что Хуан Боскан, живший за пять столетий до меня, выразил мои переживания, что Ван Гог запечатлел мои красные виноградники, а Хемингуэй жил в моем Париже, — все становится просто и ясно. «Нет ни эллина, ни иудея», все мы — одно человечество… Назначение высокое, отраженное в названии:
ЧЕЛОВЕЧЕСТВО. Первые две составляющих понятны, третья означает СОТВОРЕНИЕ — этого мира и собственных душ…
…За окном — темно, гнусная непогодь. Пора на грешную землю…
Вот только… Странно, но писатели, поэты, художники — люди гораздо более влиятельные, чем министры,миллионеры, премьерь! и президенты. Ибо о самом важном в этой жизни — о любви, о дружбе, о
Как там у Оскара Уайльда? «Жизнь гораздо чаще подражает литературе, чем литература жизни». Может быть, это и хорошо?.. Стремиться походить на Гринева и питать отвращение к Яго, быть д'Артаньяном и не быть Рошфором… Ведь человек наполовину тот, кем себя считает. Половина — это уже не так мало.
А тем, на мой взгляд, у людей искусства немного. Всего две, тех, что заслуживают внимания. Любовь и смерть. Других просто не дано. Да и что можно добавить к Библии и Евангелию?
…Взгляд мой блуждает по полкам с книгами. Письменный стол… Машинка…
Уютно горит камин… С кем поведешься, от того и наберешься! Все, с философствованием и расслабухой заканчиваем.
Делом занимайся!
Обстановка, блин!.. Просто для «подполья» я выбрал достаточно комфортабельное местечко: дачу одного знакомого литератора в Переделкино. Так получилось, что года четыре назад я вытащил его из одной неприятной передряги; вряд ли наше знакомство как-то продлилось бы, но по случаю мы разговорились…
Мужик оказался интересный, гораздо более интересный, чем его книги. Так бывает: всю жизнь не своим делом занимался… Человек светский, порядочный, с манерами и прекрасный рассказчик. Сейчас ему за семьдесят, он возглавил какой-то Дворянский фонд и в Москве бывает наездами: Париж, Санкт-Петербург, Лос-Анджелес, Сидней…
Сохранившиеся там русские общины от старика просто без ума, да и внешность соответственная: грива седых волос, аккуратно подстриженная бородка, а сам — высок, широкоплеч, сухощав. И взгляд быстрый и зоркий…
«Как заметил кто-то из великих, молодой человек, вся литература да и искусство вообще — не что иное, как томление по краткости жизни… Я вот расскажу вам такой случай…» Наши беседы за чаем затягивались порой далеко за полночь и были нужны, наверное, обоим.
Дачей он разрешил мне пользоваться сразу и однозначно, тем более что сам здесь бывал теперь редко, ближайшие родственники осели где-то в Сибири… По правде сказать — старик был просто одинок: ровесники ушли, времена переменились.
Зато теперь он нашел, по-моему, то, чего ему недоставало всю жизнь. И слава Богу.
Так получилось, что о нашей дружбе никто не знал, даже Круз и Игорь: я умалчивал из щепетильности, — отношения у нас сложились доверительные, а фигурой он был все же весьма заметной и значимой… Ну а с его стороны — старик и понятия не имел о роде моих занятий… Хотя, может, я и ошибаюсь, — все мы склонны недооценивать прозорливость наших «предков» и почитаем их спокойную мудрость за наивность… Ладно, доживу до его лет — тогда и сравним.
Как бы там ни было, сейчас для меня эта писательская дача, стоящая немного на отшибе, не большая и не самая маленькая, является «чистой хазой». Где никому не придет в голову меня искать; где самые ближние соседи — все же достаточно отдаленно и уединенно живут, меня знают только по имени и считают родственником старика. Что еще хорошо — здесь есть телефонная линия, и первым делом я «оживил» телефон, какой с утра таскал в собственной сумке.
В хитрый этот аппарат вмонтирована парочка «прибамбасов», дающих возможность болтать, не опасаясь чужих ушей, и, что более важно, засечь и вычислить, откуда звоню, можно только после семи-восьми минут разговора, да и то при помощи суперсовременной аппаратуры, включающей спутниковые станции. Ну а поскольку супругу Клинтона или братана Хуссйна звонками донимать я не собираюсь, то, теоретически, тайна моего местопребывания почти абсолютна.
Естественно, временно. А что в этой жизни постоянно?..
Крузу я звонил из автомата и на работу, и домой. Тщетно. Везде автоответчик — в первом случае голосом исполнительной секретутки, во-втором — характерным Димкиным полубаритоном, извещал, что абонент отсутствует, но можно оставить информацию. Вот уж фигушки! Если время — деньги, то уж информация, даже о моей скромной персоне… Представляю, как носятся сейчас мои «опекуны»!
Ну а я займусь оружием. Ампулок и иных штуковин с дифференцированным поражающим эффектом у меня в достатке. Во времена пребывания в «межрегиональной» группе быстрого реагирования, сиречь в Отделе, куда набрали в свое время «каждой твари по паре» из разных контор и служб, мы активно общались. Делились знаниями, умениями, навыками. И «атрибутикой». Закрепляли полученные «в оздоровительных лагерях» навыки теплым, дружественным и вполне профессиональным общением.
Признаться, попервоначалу я чувствовал себя немного не в своей тарелке.
Во-первых, конкретно — в разрезе боевых действий, поделиться с партнерами было просто нечем. Несколько озадачил, а может быть, и задел перевод с аналитики пусть узкопрофессиональной, но стратегической, на чисто оперативную. Однако, посмотрев, как пашут ребята, включился в процесс легко и стал полезен. Не говоря уже о том, что научился по-настоящему обращаться с техникой, взрывчаткой, специальными веществами…
Ну а что до оружия, то с ним нужно не только уметь обращаться, к нему нужно относиться. Если револьвер, пистолет, винтовка для тебя лишь стреляющий кусок железа, — немудрено, что оружие тебя подведет. В самый неподходящий момент.
Странно, но у людей, самых далеких от военной профессии, я нередко замечал пристальный интерес и даже любовь к оружию. Причем не как к средству «решения проблемы» или к предмету, присутствие которого дает ощущение силы, уверенности, превосходства. Нет, этим людям оружие нравится само по себе. Да, любое оружие эстетично, потому что сконструировано целенаправленно. Вот только цель эта, мягко выражаясь…
Тем не менее девять из десяти опрошенных мужиков вам ответят, что оружие красиво. Не знаю, может, это «атавизм», может, генная память… Или — изначально заложенное нечто, отточенное веками войн: мужчина прежде всего защитник, боец, воин. Не знаю…
Я же отношусь к оружию, как к оружию. С уважением. И знаю — оно любит ласку, чистку и смазку.
Весь этот кропотливый процесс так же нужен револьверу, как и человеку, — ты привыкаешь к нему. Приноравливаешься. Узнаешь. Относишься. Ведь необходимо быть уверенным в нем, как в партнере, которому доверено защищать твою жизнь и жизнь других.
Я сдвинул барабан, высыпал патроны, разобрал револьвер. Состояние — безукоризненное, тут Игорю можно доверять вполне. Кстати, он не забыл снабдить меня кожаным мешочком со всем необходимым: ружейным маслом, ветошью, паклей, набором протирок, раствором для чистки ствола. Правда, последний мне не нужен — оружие еще не работало. Хочется надеяться, что и не пригодится. Надеяться-то можно, рассчитывать нельзя…