Огонь в колыбели
Шрифт:
— Понял, — донесся голос Лайзе Иттурна.
— И еще. Платформа должна уцелеть, но надо подстраховать западный склон. Энергии у вас хватит? Нужно совсем немного, две сотых лимитной.
Слышно было, как Иттурн спрашивал по внутренней связи. Донесся голос Хемстона, резко и зло ответившего что-то.
— Хватит, — отчетливо произнес Иттурн.
— Спасибо, ребятки! — крикнул Паоло.
Защитные поля снимались неравномерно, вся высвобождающаяся мощь глубин ринулась в одном направлении. Полоса берега шириной в двадцать и длиной почти в пятьдесят километров откололась от материка и сползла в океан. Навстречу взметнувшимся двухсотметровым волнам полыхнул огнем страшный вулкан, почти не уступающий по размерам «Факелу». Взрыв смел окрестные вершины. Единственным предметом, оставшимся в покое, был медленно поднимающийся Диск. Экипаж станции Червлено Плато смотрел, как гибнет проект «Терра». Материк, правда, уцелеет, во всяком случае, их плато. Но атмосфера перенасытится углекислым газом, океан нагреется почти до кипения, плюс вулканы, землетрясения, цунами. Жить здесь будет нельзя.
Море бурлило от подводных извержений, береговой шельф сползал.
— Засыплем мы соседей, — сказал Дан Гварамадзе.
— Ничего, — ответил Нильсен и, помолчав, добавил: — Пробьются на Диске.
С самого начала работ Центр перенесли в орбитальный городок. Координатор был в курсе, но все же Паоло пошел докладывать Вахтеру.
В кабинете Бахтера не было ничего, кроме вывода информатора и нескольких переговорных устройств. С помощью индивидуального браслета можно говорить только с одним человеком, поэтому на Терре ими почти не пользовались. Паоло, протиснувшись вдоль спин толпящихся в кабинете людей, подошел к Бахтеру и доложил, как прошло снятие силовых полей.
— Спасибо, — треснувшим голосом сказал Бахтер. Он сидел согнувшись, глядя себе в колени, и сжимал в руках небольшой, слегка похожий на допотопный пистолет сварочный аппарат. Паоло удивленно взглянул на инструмент, потом на информатор и передатчики. Сваривать в кабинете было решительно нечего. Но потом заметил, что прямо на стальной стене столбцом выжжены больше десятка имен и фамилий. Некоторые были знакомы Паоло.
— Диск глубинщикам передали? — спросил Бахтер.
— Да, — Паоло отвечал механически, он разглядывал список и не мог понять, зачем Бахтеру понадобилось выжигать имена своих сотрудников.
— Раскачали ядро… — виновато произнес Бахтер. — Теперь бы планету сохранить. Все отдали глубинщикам.
— Кого еще нет? — спросил он вдруг.
— Команды Глубокого Хребта, — ответили из-за спины Паоло.
— Они скоро будут, — сказал Паоло. — Только немного задержатся. Иттурн обещал подстраховать западный склон шельфа.
— Чем? — Бахтер поднял голову. — У них забрали все до последнего эрга.
— Там же совсем немного надо, — пробормотал Паоло. — Они говорили, что у них есть.
— Защитное поле Диска, — сказал тот же голос. — Его хватит. А сами тем временем отсидятся на станции. Пять километров воды, стены выдержат.
Паоло вздрогнул, вспомнив прибрежную равнину, проваливающуюся прямо в котловину у подножия Глубокого Хребта.
Бахтер положил сварочный аппарат, потянулся было к передатчику, потом поднял к лицу руку с браслетом и набрал номер. За ним второй, третий, четвертый. Никто не отвечал. Вахтер взял сварщик, включил на самую малую мощность и начал писать на стальном листе:
Лайзе Иттурн
Семен Данько…
Глава 5
Грустная сказка
— Первая стадия полета прошла без отклонений, но в начале второго цикла начались биения в плазмопреобразователе, разгон пришлось прервать и переходить клонением в полтора парсека.
Вольт замолчал и поднял глаза от блестящей поверхности стола на лица людей. Все сидели, он стоял.
«Точно суд, — подумал Вольт. — Сейчас начнут перекрестный допрос».
Он кашлянул, чтобы оправдать ненужную паузу, и продолжал:
— Остановка сделана в системе типа «Солнце» — желтая звезда и пять планет. Две малых на дальних орбитах, два газовых гиганта, одна очень близко к звезде — полностью выжжена. В зоне жизни — пояс астероидов.
— Так! — выдохнул председатель комиссии.
— Посадку произвел на внутренней планете. На ремонт плазмопреобразователя ушло двое суток. Общие потери времени — пятьдесят три часа.
— Пояс астероидов обследовали? — спросил Юхнов, самый старый из членов комиссии.
— Две серии зондов.
— И что?
— Ничего, — ответил Вольт, зная, что именно такого краткого ответа ждет от него Юхнов.
— Что же, — сказал председатель, — действовали вы правильно, а вот контрольной бригаде надо дать нагоняй. Можете идти.
Вольт вышел. Его тут же догнал Юхнов и, просительно глядя в глаза, проговорил:
— Как же так? Совсем ничего?
— Это была очень молодая планета, — ответил Вольт. — Там еще ничего не могло появиться.
— Ах, как жаль! — пробормотал Юхнов.
— Я пришлю вам копию отчета, — сказал Вольт.
Юхнов был одним из немногих энтузиастов, которые еще не отчаялись найти в космосе жизнь. Шестьдесят лет он боролся за идею сплошного поиска автоматическими беспилотными кораблями, стал одним из виднейших специалистов и заслуженных деятелей, но идею свою в жизнь так и не воплотил и лишь изредка мог занести в картотеку данные о звезде, лежащей вне перспективной исследуемой зоны.
— А на первой планете? — спросил он.
— Жарко, — сказал Вольт. — Все сгорело, даже камни. Много сульфидов, кристаллы блестят сильно…
— Ах, как жаль! — повторил Юхнов.
Он отошел, и Вольт направился к Лунапорту. Больше всего его удивляло, что он сумел так легко и правдиво солгать.
Гравитационный челнок тащился от Луны до Земли больше трех часов, но это был единственный механизм, которому разрешалось пересекать озоновый пояс. Вольт устроился в кресле, протянул руку к информатору и набрал свой индекс. Информатор, пожужжав, выкинул белый кубик письма. Письмо было с Геи от Пашки. Оно уже трое суток ждало Вольта на Земле.