Огонь в крови
Шрифт:
Когда открывала дверь в его спальню, ждала противного, зловещего скрипа, как в фильмах ужасов, который был бы как нельзя кстати в этой ситуации, но нет, дверь открылась тихо, а в спальне царила та же беспросветная темнота, что и в коридоре. Шторы были задернуты, лунный свет не проникал в комнату, а я как бы в темноте не видела, и если по коридору на ощупь и по памяти еще смогла пройтись, отчего-то боясь включать свет, то тут просто потянулась к вделанному в стену выключателю. Руки дрожали, и пальцы скользнули по гладкому камню резче, чем следовало, свет вспыхнул ярко, неожиданно, просто ослепляюще.
Я
Вэйд налетел на меня неожиданно, навис сверху, закрывая от света, и яростно ударил по выключателю. Тот обиженно хрустнул и затушил светильники.
— Ты что… здесь делаешь?
Я чувствовала, как горячее дыхание касается моих волос, откуда-то знала, что одна его рука упирается в дверь всего в каких-то десяти сантиметрах от моего виска, и что по камню, который здесь свет включал, скорее всего прошла трещина.
— Свет можно, пожалуйста, вернуть? — сдавленно прошептала я, боясь отнять руки от лица и продолжая вжимать голову в плечи. Нервные клетки истерично паковали чемоданы, собираясь валить на все четыре стороны, лишь бы от меня подальше. Прогулка по ночному городу их не доконала, зато женишок мой психованный, кажется, смог.
Кристаллы тускло засветились, но мне все еще было очень неуютно.
Стоять в тени этой дышащей громадины, почти утыкаясь носом в его рубаху, вообще оказалось малоприятным занятием. Слишком уж близко стоял этот страх и ужас, слишком неспокойно от этого делалось.
— И отойдите, пожалуйста.
— Селина…
— Лучше делайте, что я говорю, — я не хотела, чтобы мои слова прозвучали как угроза, но именно как угроза они и прозвучали, — у меня нервы вообще на пределе, будете упрямиться – огребете море слез и бурную истерику, а оно вам надо?
Отстранился медленно, забирая вместе с собой и этот давящий напор, и свое тепло. Меня больше не прижимали к двери, но и полной свободы не дали, Вэйд все еще был слишком близко, чтобы я могла перевести дыхание, но уже достаточно далеко, чтобы прекратить вжиматься в теплое дерево и, наконец-то, открыть глаза.
— Ясной ночи, — и ведь голос у меня почти не дрожал, когда я заговорила, — а я вот, представляете, с прогулки.
— Что?
— Гуляла я. Ночью. По городу. Во… во сне, — не успела я договорить, как руки мои схватили, ощупали, а потом еще и на меня с осуждением посмотрели, — чего не так?
— Руки холодные.
Нервный смешок вырвался помимо моей воли, как и едкое:
— Это вы еще ноги не трогали.
Признаю, сама дура, сама ему эту мысль в голову вложила, но это же не повод честных невест хватать и на кровать бросать! Я даже пискнуть не успела, как уткнулась носом в смятое одеяло, а мои ноги от колен и ниже уже основательно ощупывали.
А дальше случилось то, чего я могла ожидать только от мамы, всегда считавшей меня крайне болезным ребенком.
В одеяло свое Вэйд закутывал меня с совершенно непроницаемой рожей, а я покорно заматывалась, потому что уже совсем ничего не понимала и решила просто смириться с происходящим. Моих сил хватило только на хриплое:
— Ссспасибо… — когда меня полностью замотали и усадили на кровать.
— Рассказывай, — велел он, полностью проигнорировав мою благодарность, зато продолжая шокировать странными действиями. Потому что это совсем ненормально, когда страшный, хмурый дядька садится на меховую шкуру, заменяющую тут ковер у кровати, и щупает твои ноги.
Не сразу до меня дошло, что мне их растирают, пытаясь согреть. Повезло ему, что весь песок я еще внизу, на первом этаже оставила, иначе испортила бы шкуру ведь. А она красивая, черная, с густым, длинным мехом…
— Селина, — позвали меня, вытягивая из заторможено-созерцательного состояния.
— Ммм?
— Рассказывай.
— А что рассказывать? В себя пришла около парка, как до него добралась не помнила, почему не оделась и гулять пошла в том же, в чем и спала — не знаю. Что происходит… тоже не знаю, — призналась и затихла ненадолго, всматриваясь в сосредоточенное, хмурое лицо продолжавшего греть мои ноги ужаса. Я чувствовала, как горячая ладонь растирает ступню, спускается к поджатым пальчикам и осторожно растирает их, потом к пяточке и вверх по ноге до середины икры. Это было настолько невероятно и удивительно, что на несколько секунд я даже забыла о том, что этот мой жених — совсем незнакомый мне человек, что я почти ничего о нем не знаю и, в общем-то, не пыталась даже узнать.
Мне просто сказали, что этот вот хмурый тип — будущий муж Селины… мой будущий муж, и я это приняла. До странного легко, не до конца даже осознавая, что это все на самом деле, что от Селины мне досталось не только тело и проблемы с храмом, но также семья, которая ее любила, и жених… который ее не любил, но собирался взять в жены. А сейчас он сидел передо мной на коленях и растирал мои ноги. И казался каким-то совершенно родным. Именно эти странные размышления толкнули меня то что, чтобы выпутав из одеяла руку, склониться к нему, легко коснувшись плеча, и сдавленно шепнуть, стоило только нашим глазам встретиться:
— Вэйд, мне страшно.
Он смотрел на меня устало, я бы даже сказала – с сочувствием, и ладонь, которой Вэйд накрыл мою руку, продолжающую цепляться за рубаху на его плече, была крепкой, очень надежной, успокаивающей:
— Я во всем разберусь, — пообещал он, осторожно отцепив от себя мои пальчики.
Легкое прикосновение губ к ладони было настолько быстрым, что уже через минуту я была уверена, что мне просто показалось.
— Ложись, — велел Вэйд, отходя к стене. Свет потух неожиданно, и свой растерянный вопрос я задала уже в темноте:
— Что, здесь?
— Да.
— Ну, вообще-то, я не уверена, что смогу уже уснуть…
— Селина, сейчас два часа ночи, тебе нужно отдохнуть, — терпеливо заметил Вэйд, открывая дверь, — будет лучше, если ты останешься здесь, под присмотром.
И вот он мне тут про присмотр вещает, а сам слинять пытается, а у меня очень важный вопрос же есть:
— И кто за мной присматривать будет?
— Я.
Жених мне достался не просто странный, а на всю голову пришибленный, потому что я-то точно знала, что присматривать за кем-то через дверь очень сложно, а он, кажется, был не в курсе.