Огоньки в ночи
Шрифт:
— Кабала? Какая кабала? О чем ты говоришь? Я чувствую себя настоящим патриархом. У меня чудесная женушка, детишки пойдут, потом внуки. Целый клан! — пошутил Дамиен.
— Вот как ты далеко заглядываешь... А если уже завтра поймешь, что совершил самую серьезную ошибку в своей жизни?
— Нет, этому не бывать. Еще в шестнадцать лет я сочинил план по захвату Вселенной. Я все рассчитал, и Челси полностью меня в этом поддерживает. Мы заполоним нашими потомками сначала Землю, затем близлежащие планеты, а после выйдем за пределы Галактики.
— Дамиен, ты можешь быть серьезным? — раздраженно бросил Калеб.
— А зачем? Я влюблен, я счастлив, я в эйфории и планирую как можно дольше оставаться в этом волшебном состоянии, чего и всем
— Спасибо, дружище, но я предпочитаю оставаться в своем уме, — сухо процедил Калеб.
— Ну и напрасно, братишка. То, что ты считаешь проявлением разумного взгляда на отношения полов, — не более чем банальный страх. А страх — это чувство столь же иррациональное, неуправляемое и всеобъемлющее, как и любовь. Но в отличие от любви, страх калечит душу и отравляет жизнь. Я отлично понимаю, что никто не гарантирован от фиаско. Но я не хочу. Знаю, что и Челси не хочет. И мы неоднократно говорили с ней на эту тему еще до свадьбы. Кое до чего мы договорились. Мы честно постараемся избежать такой опасности. И я полагаю, это вполне в наших с ней силах. Если бы я не готов был прожить с моей женой всю свою жизнь, то, разумеется, не женился бы на ней, а она, соответственно, не вышла бы за меня замуж. Но теперь, когда это свершилось и она стала моей, доверила мне свою судьбу, я сделаю все от меня зависящее, чтобы не разочаровать ее... Слушай, почему ты такой хмурый в последнее время? Я часом не утомил тебя своими разглагольствованиями?
— Не утомил, но ответь, пожалуйста, Дамиен, ты действительно веришь в то, о чем говоришь, или же занимаешься аутотренингом в ситуации, когда может помочь лишь самовнушение?
— Ну, ты, Калеб, и гусь! — покачал головой друг. — Я догадывался, что в твоей голове бесчинствует огромная популяция тараканов, но не предполагал, что эти паразиты полностью подчинили твой разум своей разрушительной воле. Невозможно добиться взаимопонимания с человеком, который во всем видит подвох. Уясни одно, приятель: мои отношения с Челси строятся на любви и желании быть вместе вне зависимости от переменчивых обстоятельств. И это все, что имеет для нас обоих значение... Кстати, я пытался дозвониться до тебя прошлой ночью, но ты не брал трубку, а потом и вовсе отключил телефон. Был не один?
— Хм... В аэропорт еще не пора? — откашлявшись, осведомился Калеб.
— Едем, — бодро ответил Дамиен и повернулся к выходу. — Но не удивляйся. Все семейство в сборе.
— Шутишь?
— Нисколько. Такова была реакция родителей, когда они узнали, что Ава собирается провожать нас с Челси. Про твое участие в этой акции им было известно заранее. Потому ее намерение показалось им подозрительным. И так вчера вы с ней провели много времени вместе.
— Но мы оба взрослые люди! — вскипел Калеб.
— Взрослые ли? — усмехнулся Дамиен. — Ава, может, и взрослая. Но она, похоже, идеализирует тебя. А ты как был отчаянным подростком, так им и остался. Буду откровенным, Калеб, мама и папа не хотят этих отношений, уж не обессудь. Нормальное желание защитить дочь. В подобной ситуации я поступил бы так же, — решительно произнес новобрачный.
Калеб усмехнулся, выслушав Дамиена.
— То, что происходит между мной и Авой, никого не касается! — резко объявил он.
— Ошибаешься, друг. Это касается всей ее семьи. Не знаю, известно ли тебе, но вчера у нее с отцом состоялся очень серьезный разговор. Отчасти речь шла и о тебе. Разговор, который мог бы перечеркнуть ее отношения с родителями. Но этого не случилось. Потому что, даже ошибаясь в чем-то, наши родители всегда оставались правы и честны в главном. Было бы грехом винить их за родительскую любовь. Ава понимает это, даже чувствуя себя в чем-то уязвленной. Лучше отступись, Калеб, не смущай ее в не самый лучший для моей сестренки момент. Все равно, кроме короткого, пусть и яркого, романа, ты не можешь ей ничего предложить, — настойчиво попросил Дамиен.
Калеб застыл, сраженный такой откровенностью.
— Ты не обязан принимать никаких решений, старик. Ава уже все решила. Ее рейс через пару часов после нашего. И поэтому, если ты не уверен, что готов смириться с этим, лучше не провожай нас, — осторожно предложил он.
— Для этого ты перехватил меня в офисе? Ну, конечно, Ральф в очередной раз обо всем позаботился... Я поеду в аэропорт! — объявил Калеб. — Ни ты, ни Ральф, никто не сможет остановить меня! — воинственно воскликнул он.
— Не знаю, что у тебя на уме, но таким ты мне нравишься больше, старик! — рассмеялся Дамиен. — Поспешим каждый навстречу своей судьбе. Только приготовься, что придется иметь дело с кровожадным папой Ральфом, — предостерег он друга. — И не только сегодня.
— Пора отправляться в аэропорт, дочка. Ты уложила вещи? — тихо спросил Ральф Хэллибертон у Авы, застывшей в нерешительности на террасе родительского дома.
— Да, папа, — так же тихо ответила она.
— Милая, мы бы хотели, чтобы ты погостила подольше... — осторожно начал он.
— Не надо, папа, не сейчас, — с трудом сдерживая слезы, прошептала Ава.
— Прости, милая. Мне очень жаль...
— Скажи папа, — нетерпеливо перебила его она, — ты счастлив?
Ральф задумался. Несколько раз он порывался что-то ответить, но всякий раз останавливал себя, не произнеся ни звука.
— Не понаслышке знаю, что было время, когда вам с мамой буквально было противопоказано оставаться под одной крышей. Но теперь-то, преодолев кризис в отношениях, благодаря чему я уважаю вас еще больше, теперь вы счастливы? Ты, отец, доволен той жизнью, которую сейчас ведешь?
Ральф тяжело вздохнул и, глядя поверх Авы, заговорил:
— Ты знаешь свою мать, дорогая. Как же меня бесили эти ее привычки: теннис по три раза в неделю, бесконечные посиделки с подругами, вечная телефонная трескотня... И дело даже не в том, что она спускала огромные деньги во всех этих салонах, магазинах, а любимым видом спорта было перебрасывание последними сплетнями и досужими домыслами. Меня бесило ее отношение к жизни, ее своеобразные суждения, прямо скажем, недалекие, то, что она считает авторитетным и определяющим мнение какой-нибудь нагловатой кумушки, а отнюдь не требования здравого смысла... В определенный момент я оказался не в состоянии это больше сносить. Нам нужно было расстаться, что мы и сделали... Но прошло какое-то время, и я понял, что мне остро не хватает ее. Представь себе, Ава, я жил работой, я отдавал себе отчет в каждом поступке, в каждом своем желании. Моя жизнь была абсолютно рациональной. И очень скоро я осознал, что не развиваюсь — ни как мужчина, ни как личность. Мне стало недоставать того откровенного абсурда, который Рейчел всегда вносила в мою жизнь. Благодаря ей, я понял, что люди состоят не только из целей и достижений, они парадоксальны по природе своей. Тебе ясно, малыш?
— Лучше, чем ты можешь себе представить, отец, — серьезным тоном ответила Ава. — Но как тебе удалось преодолеть ощущение крайнего неприятия? Как ты примирился с тем, чего прежде на дух не переносил?
— Мне кажется, нужно просто помнить, что перед тобой дорогой тебе человек, которого ты сам однажды выбрал себе в спутники, полюбил, прожил с ним неплохую жизнь, родил и воспитал чудесных детей, унаследовавших как хорошие, так и дурные черты обоих родителей. А придурь, которой становится только больше с каждым годом, я воспринимаю как то, без чего однажды чуть на стену не полез в своей предельно осмысленной и этим ограниченной жизни. Теперь я смотрю на Рейчел как на участницу какого-нибудь реалити-шоу или забавную, взбалмошную, порой истеричную, но при этом совершенно безобидную в любом своем заблуждении героиню мыльной оперы. И порой ловлю себя на мысли, что действительно счастлив от того, что все в моей жизни вышло именно так, а не иначе. Во всяком случае, винить в чем-нибудь твою мать мне не приходит в голову, — признался отец.