Ограниченная территория
Шрифт:
Зал взорвался аплодисментами, когда на сцене появилась фигура мужчины в серебристом костюме – костюме, который стоил больше, чем наша с Антоном двухкомнатная квартира в новостройке Коммунарки, приобретённая четыре года назад.
Сыну прежнего директора НИИ, перенявшего после отца пост около шести лет назад, не так давно исполнилось сорок, но выглядел он лет от силы на тридцать с небольшим. А в своих постоянных интервью и на глянцевых фото журналов (от всех видов научных до некоторых светских) и того меньше. Внешне МиФи (этим произведённым от сокращения имени и фамилии прозвищем его часто называли как сотрудники НИИ, так и журналисты), и сам был глянцевым до приторности. Все его костюмы, сшитые на заказ у известных модельеров, дороговизной могли сравниться только с умелым кроем, выгодно подчеркивающим мускулы – спортивную форму молодой доктор
Но одного отрицать было точно нельзя: Филин-младший был очень умён, и в свои годы достиг уже небывалых высот, в том числе получение Нобелевской премии в прошлом году за открытие в области нейрофармакологии. Многие пророчат ему славу таких великих учёных, как Ньютон, Эйнштейн, Менделеев и Ломоносов, и, к слову, абсолютно не зря. Несмотря на это, те же самые люди высказывали сомнения относительно назначения молодого Филина на пост руководителя трёх крупных организаций после того, как одним декабрьским вечером страшная автомобильная катастрофа унесла жизни Павла Матвеевича и его дочери Виктории, старшей сестры Михаила (которую соответственно называли ВиФи). Но опасения были напрасными. Да и сам Филин, как впоследствии оказалось, мало участвовал в руководящих вопросах, предоставив это оставленному в должности папиному заместителю Даниле Ивановичу Звягину. Время своё он предпочитал проводить за исследованиями, написанием статей и выступлениями на различных мировых конференциях, параллельно руководя отделом неврологии.
– Здравствуйте, мои уважаемые коллеги, а также не менее уважаемые гости нашего научно-исследовательского института! – приятно улыбаясь сомкнутыми губами, проговорил Михаил в микрофон. – К сожалению, я не смог присутствовать на сегодняшнем открытии конференции, и поэтому выражаю огромную благодарность моему заместителю в отделе неврологии, Дашкову Максиму Юрьевичу, заведующему лабораторией изучения нейродегенеративных процессов, который любезно согласился произнести вступительную речь. Но вот я здесь, и рад поздороваться с вами лично.
Все снова зааплодировали. Он глубоко вздохнул, и посерьёзнел.
– Когда-то известный американский учёный-невролог и нейрофизиолог Оливер Сакс сказал: «неврология должна совершить огромный прыжок – от механистической модели к личностной, обращённой на себя модели мозга и разума», – благоговейно произнёс директор. – Он говорил, что если это случится – это будет самая значительная революция нашего времени. А также отмечал – признаки того, что это может произойти – уже есть.
Сделав эффектную театральную паузу, Филин продолжил:
– От себя и своих коллег я хочу сделать заверение: мы активно стремимся к этому моменту. Все вместе – в активном сотрудничестве с другими крупными научными институтами и кафедрами ведущих мировых вузов. Мы – мировое научное сообщество, объединившееся ради достижения великих целей. Благодаря нашему упорному труду и вызывающей уважение самоотдаче во имя новых животрепещущих открытий мы шаг за шагом подводим мир к наступлению новой эры в неврологии!
Речь Михаила была внятной, чувственной. Настолько красивой и правильно поставленной, что не проникнуться ею было невозможно. Его слова были пронизаны искренностью и чистой, как кристалл, верой. Сейчас он походил на могущественного, преисполненного силы полководца, уверенного в победе и правильности предстоящего сражения. Готового вести за собой толпы
– Уже завтра я вновь улетаю обмениваться опытом с нашими австралийскими коллегами из Мельбурна. А пока что я счастлив первым сообщить вам о завершении большого исследования, посвящённого изучению возможностей регенерации нервных волокон, и его результат, который – я не преувеличиваю – уже сейчас способен осуществить большой сдвиг вперёд в таких отраслях медицины, как неврология и нейрохирургия.
Филин обратил внимание на экран с названием презентации.
– Пять лет назад я лично спланировал, а затем возгласил этот проект. Под моим началом так же работала группа людей из моего отдела, – он перечислил несколько имен и фамилий. – Пять лет нашей тщательной, кропотливой работы – и вот мы наконец-то пожинаем плоды, – лицо Филина светилось от гордости. – Ладно, хорошо. Чтоб вы не сгорали от нетерпения, я забегу вперёд и кратко расскажу суть: нам удалось значительно модифицировать фактор роста, трофики и защиты миелинового волокна BDNF, который локализуется наолигодендроцитах. Для облегчения работы с ним нам удалось искусственно его уменьшить, а затем, благодаря ряду испытаний – увеличить его продолжительность жизни. А кроме того – усилить его влияние на белок trkB, который стимулирует рост миелина, нашего известного изолирующего вещества нервной ткани.И на основе всего этого, в скором времени мы планируем выпустить новый лекарственный препарат, который поможет миллионам и миллиардам пациентов во всём мире.
Все зааплодировали.
– Но есть ещё кое-что. То, в чем хочу признаться вам здесь и сейчас, – лицо докладчика сделалось грустным. – О необходимости этого исследовании я задумался пять лет назад – именно когда в моей жизни произошли… трагические события.
В зале наступила тишина.
– Я полагаю, все слышали об автомобильной аварии, в которой погибли мой отец, Павел Филин, и моя сестра Вика.
На лице его отразилась глубокая печаль, коей был наполнен и голос, а глаза заблестели.
– Говорят, он сам был тогда за рулем, – прошептала, наклонившись ко мне, какая-то полная женщина с короткой рыжей стрижкой, сидевшая справа – очевидно, изнывала от желания прокомментировать сказанное выступающим. – И что до сих пор считает себя виноватым. Конечно, это было не так – но Ми такой добрый и сопереживательный! Я думаю, он считал, что всё равно должен был всех как-то спасти.
Понятно. Значит, моя соседка – из наших сотрудников.
– Сам я, как это говорится, легко отделался: пара царапин, перелом ключицы и лёгкое сотрясение мозга, – продолжал тем временем Филин. – Никого не удивит, какие мысли я обдумывал, лёжа в палате, и позже, проходя курсы реабилитации: что, если бы я получил более серьёзные травмы? Что чувствуют люди, оказавшись на таком месте, и больше не имеющие возможности жить полноценной жизнью – прежней жизнью? Да, бесспорно, такие мысли меня посещали. Это и положило начало плану по разработке вещества, способного усилить нервную регенерацию.
Его бархатный голос убаюкивал, но не усыплял: вкрадчивыми, «гладящими» интонациями Михаил словно отключал мозг от всего лишнего, давая нужной информации беспрепятственно в него проходить.
– Я начал этот проект не как единственный руководитель, – он снова сделал паузу. – Но к большому сожалению, этого замечательного человека, который стоял со мной у его истоков, не стало.
По залу прокатились небольшой шум.
– Конечно, я имею в виду Илону. Илону Правкину, одну из лучших сотрудниц нашего НИИ, и мою покойную ныне супругу. Я знаю, многие из присутствующих здесь в зале помнят её как выдающегося сотрудника и удивительную женщину. Она сделала немало научных достижений, и могла бы стоять сейчас здесь, рядом со мной.
Все снова затихли.
– Илона надеялась, что результаты исследования принесут людям пользу во всём мире, однако… не успела даже приступить к работе, в которой была очень заинтересована. Но я закончил проект. Ради неё. Ради нас всех. Мне только жаль, что она уже этого не увидит.
Он едва заметно выдохнул.
– И я выражаю ей благодарность. Мысли о ней вселяли в меня уверенность на тех этапах, когда у нашей команды возникали сомнения в успехе. Илона словно была рядом, и поддерживала нас.