Охота без милосердия
Шрифт:
Дорога заняла минут тридцать или немногим больше. Меня выпустили из железной коробки, и я очутился в каком-то заросшем саду.
Человек без лица указал рукой на двухэтажный дом, который с трудом проглядывался сквозь деревья. Он пошел впереди, я следовал за ним.
В доме пахло сыростью и плесенью. Проводник зажег электрический фонарик и осветил деревянные ступени.
Мы поднялись наверх, прошли по узкому коридору и уперлись в дверь. Заскрипели петли, дверь открылась. Огромная квадратная комната, горящий камин, у которого стояли два кресла.
Огонь из камина освещал только мое лицо, сидящего в углу я не мог разглядеть, но по силуэту догадался, что в кресле расположился мужчина крупного телосложения.
Я сел на предложенное место, достал сигареты и закурил.
— Хотите выпить? — спросил меня низкий приятный баритон.
— Джин без льда.
— Хороший вкус.
Человек, стоящий за моей спиной, вышел и вернулся через две минуты со столиком на колесах. На нем стояли бутылка джина, бокал и чистая пепельница. Я налил себе сам и выпил приличную дозу, чтобы унять озноб и снять напряжение.
Человек за моей спиной исчез, прикрыв за собой дверь. Мы остались вдвоем. Мои глаза привыкли к темноте, и зрение обострилось. Пламя в камине горело неравномерно, изредка вспыхивая, и при каждой вспышке я пытался разглядеть своего будущего собеседника. Мне удалось увидеть контуры его лица. При слабом освещении его мужественное лицо казалось каменным, грубо вырубленным, но не угрожающим, а, скорее, задумчивым. Возможно, все это я себе нафантазировал, но какое значение имеет внешность. Мне стало любопытно, что он знает и что хочет рассказать.
Возле кресла, в котором сидел этот тип, стояли бутылки из-под виски, и я не был уверен, что он полные.
— Значит, вы из тех писак, что выставляют полицейских в виде озверевших псов или дебилов, а частных сыщиков возводят в ранг неподкупных борцов за справедливость?! И у вас на каждой странице супермены поглощают виски ведрами, оставаясь при этом совершенно трезвыми, а неотразимые блондинки задирают юбки до пупа, обольщая наивных простаков…
Вступительная речь хозяина этого сарая мне не понравилась.
— Мне кажется, вы не с того начали. Вы, очевидно, полицейский?! Круто же вы настроены к нашему брату. Конечно, мы нередко потакаем не слишком требовательным вкусам, но и не так уж далеко уходим от действительности. Взять, к примеру, виски… Ваша сегодняшняя доза, судя по бутылкам у кресла, тянет не на одну страницу стандартного детектива. Это если судить по вашим меркам. Хотя я не прочь догнать вас в этом деле. И разве люди, о которых мы пишем, не имеют возможности менять блондинок и брюнеток когда им вздумается, да не тех, стандартных, которых навалом у каждого мало-мальски доходного кабака, а таких, которые простому смертному недоступны?! Только на таких героев клюет обыватель. Конечно, мы изображаем красоток с внешностью кинозвезд и сыщиков с мужественными лицами и цельными натурами. Вы, кстати, близки к категории героев одного из таких повествований.
— Вряд ли вы знаете меня.
— Чего не знаю, то дофантазирую и дорисую. Ну и, конечно же, хэппи-энд! Справедливость должна торжествовать!
— Она торжествует только в ваших книгах, но не в жизни.
— Никто и не требует от беллетристики правды жизни. Книга — это пучок мечты, иллюзия. Человек должен уйти от быта и ханжества, от беспомощности и страха. Он должен поверить вымышленному герою, вместе с ним бороться со злом и побудить. Иначе это не литература, а хроника, а хронику читают в газетах, а не черпают из полицейских романов. Жизнь слишком мрачна и убога, она не заслуживает бумаги и времени. Я хочу, чтобы читатель закрыл мою книгу с торжествующей улыбкой.
— Витаете в облаках. Кажется, ваш издатель ошибся и прислал мне не того человека. Он говорил об опытном журналисте и хорошем литераторе.
— Он говорил обо мне. Только не думайте, что я стану вас уговаривать. Я не гоняюсь за сенсациями, я их делаю. Меня не очень интересует банда Диллинджера. Это пройденный материал, и вряд ли к выходу в свет книги о нем будут помнить.
— Вы ошибаетесь. Из Диллинджера очень хотят сделать заурядного бандита. Власти желают, чтобы он вошел в историю страны как преступник № 1. У меня есть основания считать такую позицию заведомо лживой.
— Я готов написать правду без гарнира, если вы будете убедительны и я вам поверю. Только не требуйте сухого закона. Страна от него устала. На моих страницах всегда найдется место для девочек, виски и парней с хорошими мордами. Закон жанра, от которого я не собираюсь отступать.
Я специально промолчал о толстолобых полицейских. Мне казалось, что этот тип из их племени.
С минуту длилась томительная пауза. Я слушал треск дров в камине и ждал. Либо этот тип меня вышибет, либо развяжет язык. Перед тем как очутиться под дождем, я налил себе джина и выпил.
Кончилось тем, что неизвестный заговорил. Я торжествовал победу.
— Я расскажу, что знаю. Не корежьте эту историю своими вымыслами и фантазией. В ней хватит перца на всех: и для писателя и для обывателя.
— Но для начала объясните мне, какую роль вы исполняли в этой истории.
— Я был ее участником.
— На чьей стороне? Вряд ли вы сохраните объективность, если занимали чью-то сторону. Эта же история с колокольни противника будет выглядеть иначе.
— Я вышел из игры.
— Уже все вышли из игры. Одни победителями, другие побежденными.
— В этой войне проиграли все. Здесь не идет речь о преступлении и справедливости, здесь нет возмездия. Это одна из позорных страниц в истории нашей страны.
Мне не нравилась высокопарность этого человека. Вряд ли он был полицейским, но и к гангстерам его тоже трудно примерить. Темная лошадка в темном углу.
— Надеюсь, ваш рассказ окажется документальным и беспристрастным.
— Так оно и будет. Вы можете изменить внешность героев, назвать их другими именами, перенести их в другой век, но суть должна остаться незыблемой.