Охота на дракона (сборник)
Шрифт:
А потом со стороны оврага, где сидели ребята из резерва, вдруг Ударила молния, ударила прямо по вышке над ним, и вышка вспыхнула как порох, и в огне кто-то завыл и завизжал нечеловеческим голосом, а молния уже вдарила подругой вышке, мимоходом срезала кусок проволочной изгороди вместе с железобетонным столбом, и теперь гасила — один за другим — прожекторы. И тут Калинов понял, что это луч лайтинга, и оглянулся, и увидел, что тот, кто сказал ему “Салют!”, тоже смотрит в сторону оврага, на эту удивительную молнию. И тогда Калинов ударил его гранатой прямо в висок. Гвардеец удивленно хрюкнул и кулем упал ему под ноги. Руки и ноги его
— А-а-а! — надсадно заорал он. — Грехи вам простить?!
Ослепительная молния ударила прямо в барак охраны, и на месте его вспух огненный шар, и внутри шара тоже выли, заходясь от муки, десятки глоток.
— Я вам прощу грехи! — орал Калинов, летя вперед.
Ему показалось, что сердце его не выдержит натиска ненависти и взорвется, разлетится на куски, но сейчас это было совершенно неважно.
А потом они выстроили оставшихся в живых ошалелых гвардейцев в шеренгу. И пока узников выводили из лагеря, Калинов ходил вдоль шеренги, отбирал у гвардейцев шпаги и заглядывал им в глаза, пытаясь увидеть в их глубине что-нибудь звериное. Но это были обычные человеческие глаза, только тупые от страха. И тогда Калинову захотелось посмотреть на их сердца. Не может быть, чтобы сердца у них в груди бились человеческие…
— Ай, мамочка! — вскрикнула Вика.
И он увидел черный зрачок пистолета, нацеленный ему в голову, и прищуренные глаза жирного борова, устремленные прямо на его переносицу: видимо, туда должна была попасть пуля. И хриплый голос произнес:
— Не двигаться!.. Иначе я раскрою череп вашему приятелю!
Никто и не двинулся. Но оранжевый вдруг крутнул головой, как будто воротничок рубашки жал ему шею, вскрикнул и, выронив пистолет, ничком упал на плац. А мимо, спотыкаясь, брели уроды в драных комбинезонах, глядя ненавидящими глазами на гвардейцев, и слышался Мерный стук деревянных колодок о бетон, а над всей этой бесконечной колонной висел гул, как будто узники пели песню. Но они не пели, они плакали, и девчонки плакали вместе с ними, и оказалось, что это большое счастье — принести свободу истерзанным и измученным людям. А потом Джина взяла у кого-то лайтинг, сдвинула предохранитель, и Калинов понял, ’что она сейчас положит оранжевых, всю шеренгу, хладнокровно, в упор и, оцепенев от ненависти, будет смотреть, как они издыхают, булькая кипящей кровью. Над миром повиснет смрад, а Джина будет смотреть и смотреть, пока с ней не начнется истерика…
— Стоп! — крикнул Клод.
И все исчезло: колючая проволока и бараки, гвардейцы и уроды. Остались грязь и пот, счастье и ненависть.
Джина с возмущением смотрела на Клода:
— Почему?
— Потому! — сказал Клод. — Потому что с лайтингом и дурак сможет… А ты попробуй, разоружи гада голыми руками да так, чтобы он не успел убить ни тебя, ни твоего товарища…
— Нет, Клод! — загомонили все. — Это
— Был, — сказал Клод. — Но прежде всего надо оставаться людьми… — Он повернулся к Калинову. — А ты ничего, парень. — Я думаю, мы его примем. Так, ребята?
— Так! — заорали все.
Ах, мерзавцы, подумал Калинов. Это же они так играют…“Казаков-разбойников” устроили… Развлекаются, подлецы!
Клод подошел к нему и протянул руку. И тогда Калинов, размахнувшись, съездил- ему по физиономии.
— За что? — жалобно сказал Клод.
— За все! — ответил Калинов и съездил еще раз. — Как так можно?.. Ведь это… Ведь это… Это же как “казаки-разбойники” на братской могиле!.. Можешь врезать и мне!
Лицо, Клода залила краска. Кажется, до него дошло.
— Фу, какая мерзость! — сказал он. — Кто придумал этот интерес?
— Я, — сказал Игорь Крылов. — Мой дед освобождал концлагерь.
— Не говори глупости, — сказала Джина. — Что я, не знаю, когда родился твой дед.
— Ну, не дед, а сколько-то там раз прадед, — согласился Игорь. — Все равно мой предок.
— Тебе бы тоже надо отвесить, — сказал ему Клод. — Да ладно уж… Хватит на сегодня тумаков.
Он миролюбиво хлопнул Калинова по плечу.
— А ты ничего. — И засмеялся. — В который уж раз говорю это сегодня?
Калинов пожал плечами.
— Давайте еще какой-нибудь интерес, — попросила Вика.
— Нет, — сказал Клод. — Больше мне не хочется. Сегодня не надо… Пойдем, Зяблик, поваляемся на пляже.
Группа рассыпалась. Кто-то потянулся вслед за Клодом и Игорем на пляж, кто-то улегся на травке в тени деревьев.
— Вы остаетесь? — спросила Вика. — А я пойду, позагораю с ребятами.
И она умчалась к озеру, на ходу сдергивая с себя платье. Калинов проводил глазами ее хорошенькую фигурку. Джина фыркнула.
— Что? — Калинов повернулся к ней.
— Самая красивая девушка нашей группы, — сказала Джина, глядя вслед удаляющейся Вике. — Ты где живешь?
— В Ленинграде.
— И я в Ленинграде… Вообще-то в Мире мы не встречаемся. Но с тобой… — Она замолчала и отвернулась.
— В мире? — спросил Калинов. — В каком мире?
— В Мире. С большой буквы… Так мы называем настоящую жизнь. Землю…
Калинов снял с себя куртку и бросил ее на траву. Лег Джина пристроилась рядом.
— В настоящей жизни… — проговорил Калинов. — А что же здесь?
— Здесь?.. Здесь придуманная. Клод называет это Дримлэнд.
— А кто ее придумал?
— Не знаю… Наверное, мы все. Вместе… А почему ты все спрашиваешь?
— Потому что мне интересно.
— Странно, — сказала Джина — Обычно те, кто сюда приходит, кое-что знают… Кто тебе дал номер?
Калинов внутренне сжался. Соврать что-то надо. Например, сказать, что номер дал Фараон, Рамзес П.
— Никто, — сказал он — Я сам подсмотрел.
— Правду сказал. — Джина вздохнула с облегчением.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. Я чувствую, когда человек лжет. У нас тут не лгут.
— Совсем?
— Да. Даже те, кто в Мире лжет, тут не лгут. А если лгут, то больше здесь не появляются.
— Почему?
— Не знаю, — сказала Джина. — Не появляются — и все!
— Тогда я не буду лгать, — сказал Калинов — Мне здесь нравится.
— А что тебе нравится? — спросила Джина. Ты.
— Дурак! — Она отвернулась, но Калинов понял, что ей приятно.
— Давай сбежим, — сказала она.