Охота на Герострата
Шрифт:
Когда он принял это решение, все остальное утратило значение. Он неторопливо обдумал план ухода, прочистил свой любимый вальтер — благо родителей не было дома — зарядил его, оделся, как обычно: вид должен соответствовать тому имиджу, к которому филеры успели привыкнуть. Спрятал пистолет под легкую летнюю куртку.
Потом он вышел из квартиры и, не оглядываясь, не попрощавшись, закрыл за собой дверь.
Остановился на лестничной площадке, через низко расположенное замызганное окно разглядывая двор. Двое шпиков пили, устроившись на скамеечке, «Пепси-колу». Заварзин, закусив губу, напряженно
Скамейка была расположена рядом с импровизированной дворовой автостоянкой, где сосед семьи Заварзиных по этажу, фанатичный автолюбитель Гриша держал свою рухлядь, древнюю, как мир, «Ладу». Несмотря на то, что машину пора было уже лет пять как сдать в металлолом, и никакой порядочный автоугонщик даже в пьяном угаре на нее не позарится, Гриша установил на своем «сокровище» электронную противоугонную систему. По причине дешевизны система частенько срабатывала просто от того, что кто-то проходил мимо, и тогда Гриша, матерясь на чем свет стоит, выскакивал в одних пижамных штанах на улицу и глушил пронзительные завывания обманутой в лучших чувствах электронной системы.
Заварзин вспомнил один из таких случаев и улыбнулся. Он наконец придумал, как ему избавиться от парочки шпиков из ФСК. Главное, чтобы система не подвела!
Он вышел из подъезда, спокойно двинулся в направлении автостоянки и дожидающихся его филеров. Подобрал по дороге камушек: небольшой такой и почти чистый. Подбрасывая его на руке, направился в обход «Лады» со стороны комитетчиков. Те делали вид, что он им неинтересен, посасывали свою «Колу» из горлышка.
Не доходя шага до положения, когда он с ними поравняется, и, на секунду оказавшись таким образом в зоне невидимости, Евгений отбросил камушек с таким расчетом, чтобы тот угодил прямо в боковое окно Гришиной «Лады». И противоугонная система не подвела.
Взвыла пронзительно сирена, замигали подфарники. Филеры подпрыгнули от неожиданности и уставились на автомобиль. Этим они подарили Заварзину целых три секунды. Он отработанно выхватил из-за пазухи пистолет.
Выстрел, приглушенный воем сирены. Ствол чуть вправо. Второй выстрел. Точно. Как в тире.
Шпики, что один, что другой, так и не успели ничего понять. Первого выстрелом отшвырнуло на «Ладу». Он ударился головой о дверцу и тяжело рухнул на асфальт. Второй, выпустив из рук бутылку «Колы», сумел удержаться на ногах, но Заварзин третьим выстрелом завершил начатое. Бутылка откатилась в сторону, оставляя за собой мокрую дорожку.
Заварзин спрятал пистолет в кобуру под курткой и, застегивая на ходу молнию, побежал прочь. Сирена громко завывала за его спиной. Можно подумать, усмехнулся про себя Евгений, что вся милиция города уже гонится за мной.
Через час он из телефона-автомата на Финляндском вокзале он позвонил подруге своей двоюродной сестры, с которой познакомился как-то по случаю на семейной вечеринке:
— Верочка? Здравствуй. Это Женя Заварзин звонит. Помнишь такого?.. Ага-ага, приятно слышать. Скажи, пожалуйста, твой брат, Дима, сегодня дома? В увольнительной до понедельника? Очень хорошо. У меня к нему просьбы. Когда я бы мог подъехать? Нет, когда вам удобнее… Понял, понял. Выезжаю.
Заварзин повесил трубку.
— Вот и пришла наконец пора покупать контактные линзы, — сказал он сам себе и снова улыбнулся.
Он имел право гордиться собой.
Глава десятая
— Второй, я первый, прием!
— Первый, второй слушает, прием!
— Второй, объект вошел в зону, прием.
— Понял вас, первый. Объект вошел в зону, прием.
— Берите его, второй, прием.
— Понял вас, первый, будем брать, прием.
— Конец связи.
Капитан ФСК Сергей Андронников спрятал «уоки-токи» и посмотрел на своего напарника, лейтенанта ФСК Максима Гамаюна. Встретив вопросительный взгляд, ответил:
— Кажется, сегодняшний балет подходит к концу. Объявили последнее па.
Гамаюн кивнул.
— Ребята готовы? — чисто ради проформы осведомился Андронников.
— Как юные пионеры, всегда готовы, — пошутил Гамаюн.
На этом обмен репликами между офицерами ФСК закончился, и они оба уставились в низкое окно подъезда, открывавшее им вид площади, одной из многих менее известных, чем Дворцовая, площадей Санкт-Петербурга.
Знойный июльский день. Вторую неделю стоит изнуряющая жара и конца-краю этому не видно. Плавится асфальт на площади; в мареве, стеной поднимающемся над ним, причудливо искажаются, дрожат фасады зданий напротив.
Справа работает бригада дорожных ремонтников: кладут асфальтовые заплаты на многочисленные колдобины — подготовка к Играм Доброй Воли идет полным ходом. Слева — обычная полуденная суета: прохожие, автомобили, двое парней устанавливают книжный лоток. Вот остановилось такси. Высунув локоть в раскрытое окошко, таксист задумчиво курит, лениво обозревая площадь. К нему подбегает женщина средних лет с матерчатой сумкой в руках, останавливается, что-то говорит: видимо, просит подвезти. Таксист вылезает из машины, отрицательно качает головой. На голове у него кепка. Женщина не отступает, продолжает убеждать, отчаянно жестикулируя свободной рукой. Тот в ответ снова качает головой, отворачивается…
— Вот он, наш долгожданный, — оторвал Андронникова от созерцания этой в общем-то заурядной сцены Гамаюн. — Появился — не запылился.
Андронников, мысленно чертыхнувшись, перевел взгляд, и перипетии сценки между женщиной и ленивым таксистом немедленно вылетели у него из головы. На площади действительно появился «объект».
— Пострел, однако, — заметил Гамаюн. — Вырядился, как на бал-маскарад. Родная мать не признает.
И в самом деле, «объект», уже двое суток скрывавшийся от сотрудников ФСК, находчиво переменил внешность: теперь это был коротко стриженный курсант, один из множества курсантов, шляющихся по улице в этот знойный субботний день.
— Черт, и очки даже снял, — произнес Гамаюн почти с восхищением. — Как он только видит без них? У него по минус девять на каждый глаз.
— Контактные линзы, — предположил Андронников.
— Очень может быть, — согласился Гамаюн. — Ну что, поехали?
Андронников еще раз напоследок окинул беглым взглядом площадь.
Ничего не изменилось. Только женщина с сумкой ушла, видимо, отчаявшись сломить водительскую непреклонность, а таксист вернулся в свое кресло и раскуривал теперь новую сигарету.