Охота на Герострата
Шрифт:
— Как же выходят из положения? — не преминул вставить словечко я.
— Существуют методы, с помощью которых можно обмануть сознание и волю; воздействие осуществляется здесь на подсознание непосредственным образом. Классический пример (можно вставлять в учебники его) — это «спрятанный» кадр. Метод этот опробован давно и он состоит в следующем. Берется пленка кинофильма и на протяжении ее вставляется несколько кадров, рекламирующих, скажем, хот-доги. Исследования показали, что количество людей, пожелавших купить хот-дог на выходе из кинотеатра после просмотра такого фильма, увеличилось в несколько раз. При том сознание не успевает зарегистрировать «спрятанный кадр», его
Другой метод. Зрение — это, безусловно, основной источник информации для человека. Но возможности воздействия на подсознание через слух также достаточно велики. Широко уже известно, к примеру, что при прослушивании музыки изменяется у человека кровяное давление, ритм, глубина дыхания, частота сокращений сердца до полной его остановки. Причем, подобный эффект был замечен не только в нашем «просвещенном» веке, но и гораздо раньше. Лечение различных недугов при помощи специально подобранных мелодий практиковали известные такие деятели, как Пифагор и Асклепий. Наш век не остался в стороне. Не так давно одна из японских компаний выбросила на рынок пресловутые «бесшумные кассеты». Там на фоне обычной музыки был наложен голос, записанный в неслышных инфра-низких частотах. Воздействие по эффективности ничуть не меньше «спрятанного кадра». Кстати, именно на музыкальном воздействии основывается и наш проект, известный вам, Борис, под названием «Гамельнский крысолов». Если в проекте «Свора Герострата» у вас используются с целью подчинения функций подсознания заданной программе наборы определенных словосочетаний: так называемый, психошифр — то мы используем для тех же целей мелодии. А какая из методик предложенных более перспективна — покажет время.
— Скажите, — поинтересовался я, — а если, допустим, к вам в руки попадется человек, которого необходимо избавить от вложенных ему в подсознание программ, вы сумеете это сделать?
— В случае, если с вашим человеком я работала ранее, то да, возможно, сумею. Но если кто-то работал другой, причем, если к тому же он использовал незнакомую мне методику, то… Это понятно, возьмите любого профессионального программиста (я имею в виду именно программиста, то есть человека, который занимается компьютерами, а не людьми). Он вам скажет, насколько трудно бывает порой разобраться в не слишком длинной программе, написанной и на хорошо вроде бы знакомом ему языке на основе архитектуры хорошо знакомого ему компьютера его же коллегой. А здесь — не компьютер, здесь — человеческий мозг. Кроме того, существует одна проблема, на которой, думаю, стоит остановиться особо.
— Проблема? Очень интересно.
— Да, именно проблема. Она напрямую связана как раз с тем, что человеческий мозг, сознание и подсознание его — гораздо более сложный комплекс, чем любая самая совершенная ЭВМ. Поэтому мы в своей практике используем принципы системного программирования, которые применяют профессиональные программисты для облегчения жизни тем пользователям, у которых нет времени досконально осваивать компьютер, но есть желание использовать его возможности с наибольшей эффективностью.
В случаях таких создается обычно некий пакет, называемый системой программирования. Он включает компиляторы или интерпретаторы (они осуществляют преобразование программ в машинные коды), библиотеки подпрограмм (они содержат готовые процедуры), самые разные вспомогательные программы: редакторы, отладчики. Пользователю остается только выбирать готовые решения из предлагаемого списка. На подобном принципе построены такие системы программирования, как Турбо-Паскаль,
Ага! Это то, что мне нужно!..
— Но здесь-то и заключен корень проблемы, — продолжала рассказывать Марина, — потому что разобраться в производных деятельности такой системы программирования практически невозможно, так как путь их реализации для каждого человека индивидуален, и, не имея представления о первых этапах адаптации системы в подсознании, можно неверным ходом быстро и необратимо повредить психику реципиента. И это без учета возможности встроенной защиты от несанкционированного проникновения.
— Как же вы собираетесь работать с нашим «объектом»? — удивился я. — Раз столь велика вероятность того, что первым же шагом вы необратимо повредите его психику, наша затея имеет мало шансов на успех.
— Все правильно, — Марина, не понятно чему улыбаясь, с задумчивым видом уронила столбик нагоревшего пепла с сигареты в пепельницу. — Только меня не интересует состояние ЕГО психики.
Наверное, я опять не сумел сдержать своих чувств, и что-то такое из винегрета неприязни и неподотчетного смутного страха отразилось на моем лице, что заставило Марину по-новому взглянуть на меня: внимательно и с нескрываемым любопытством.
— Я думаю, у нас все получится, — сказала Марина с полунамеком, не желая, видимо, затягивать паузу возникшего между нами отчуждения. — Кстати, вот нам и первая возможность попробовать свои силы.
Я услышал, как в дверном замке повернулся ключ и в прихожей затопали.
Да, успел подумать я, поднимаясь навстречу долгожданным гостям, вот такой вот познавательный у нас с тобой, Марина, получился разговор. Очень познавательный. И интересный…
Глава двенадцатая
Сифоров оказался прав: «объект» я бы не сумел узнать при всем желании. И фотографии, предложенные моему вниманию, тому бы не помогли.
Теперь он и выглядел иначе: был коротко подстрижен, в парадке курсанта и без очков, что его стесняло: он близоруко щурился, часто моргал, выглядел неуверенным и словно обдумывал предварительно каждый шаг, каждое свое движение. Более того, воочию (мне напомнил Сифоров) я встречал этого парня всего один раз, в мае, да и то мельком, а так как в то время меня занимали отношения с другими личностями, то я его просто-напросто не счел нужным запоминать.
А «объектом категории Би» оказался тот самый мальчик-курьер, который принес мне в ходе майских событий радиотелефон для поддержания постоянной связи с Геростратом. И он же, этот мальчик, если верить Сифорову, был тем самым боевиком Своры, что выполнял по приказу «нашего фокусника» запланированные покушения: одно — не слишком удавшееся — на Мишку Мартынова, и другое — удавшееся вполне — на преподавателя сопромата из моего института.
Я разглядывал этого парня с непонятным мне самому чувством или даже с очередной смесью чувств из привычно-отстраненного любопытства, легковесной (по той, наверное, причине, что я никак не мог представить себе этого щуплого парнишку в роли киллера) недоброжелательности и в той же степени легковесного сочувствия: я ведь догадывался, что ему сейчас предстоит пережить, но видел в том лишь знак, подтверждение существованию справедливости, возмездия, пусть и в такой грубой форме.