Охота на гиену
Шрифт:
— А вообще были у нее враги?
— Ну как сказать… Она всех людей на две категории делила: козлы и бараны. Козлы — это конкуренты, бараны — покупатели. Остальные для нее просто не существовали.
— А вы, ее сотрудники, к какой же категории относились?
— Думаю, где-то посредине. Что-то среднее между козлом и бараном.
— Так, выходит, у нее много врагов было. Многие могли ее смерти желать?
— Нет, что вы, это ведь нормальные деловые отношения. Если бы все своих конкурентов убивали — мы бы с вами в пустыне жили. Ну, разумеется, ее было тяжеловато выносить, особенно в больших дозах, но, в конце концов, за это
Наконец милиция уехала, отчаявшись, видимо, узнать что-то полезное о последних днях великой Мадам. Труп увезли раньше. Минут через десять после отъезда последнего представителя милиции заявился Денис, оставив Васю и Андрея караулить на улице. Витя понял, что «крыша» нервничала и дожидалась за углом, пока милиция уберется восвояси.
Денис по-хозяйски развалился за столом и уставился на Витю немигающим взглядом.
— Ну чего, Вшек, у вас тут стряслось?
Витя снова подробно рассказал о событиях.
— Ну вы даете, в натуре! Кто ж ее мог замочить? С нами у нее вроде все тип-топ, «тамбовские» в этот район с прошлого года не суются… Выходит, гастролер, не иначе…
Ну мы с ним разберемся. Ты смотри, Витек, если что знаешь — чтобы не тихарить.
— В натуре, — невозмутимо ответил Витя.
Его не очень беспокоил визит Дениса.
Гораздо больше его беспокоил другой визит.
Пятнадцать минут назад Людочка испуганным шепотом сообщила, что к ним выехал Павел Аркадьевич. Сам звонил!
Кто такой Павел Аркадьевич, никто толком не знал, но это был единственный человек, при котором Мадам становилась тише воды ниже травы. Он неторопливо проходил в ее кабинет, они запирались изнутри, и час-два оттуда не доносилось ни звука. То есть оттуда и не должно было ничего доноситься — дверь была достаточно толстой, чтобы голоса обычного человека не было слышно, но голос Мадам такие преграды преодолевал без труда. И только при Павле Аркадьевиче…
И вот, через полчаса после ухода Дениса, в дверях показался сухонький старичок в темно-бежевом кашемировом пальто. Шофер никогда не сопровождал его, оставался дожидаться на улице. Павел Аркадьевич неспешно подошел к кабинету Мадам, вопросительно взглянул на Виктора, который, мгновенно покрывшись испариной, бросился открывать дверь. Павел Аркадьевич вошел в кабинет и оставался там минут двадцать, после чего крикнул оттуда Витю. В кабинете он небрежным жестом указал Вите на стул для посетителей. По тому, как удобно он развалился в кресле Мадам, Витя понял, что и хозяйке приходилось при Павле Аркадьевиче сидеть на неудобном гостевом стуле.
Павел Аркадьевич не торопился. Он закурил тонкую темную сигарету, не предлагая собеседнику, придвинул к себе пепельницу и заговорил негромким скрипучим голосом, изучающе рассматривая Виктора:
— Жалко Марианну. С работой она справлялась. Характер, конечно… Но положиться на нее я всегда мог.
— Так, выходит, она не хозяйка была?
— А я тебе разрешал говорить? Когда разрешу, тогда и будешь. Я не затем приехал, чтобы слушать, а затем, чтобы ты меня слушал. Сейчас у меня здесь другого человека нет, будешь ты вместо Марианны работать. Пока. Если прибыль снизишь — пойдешь на улицу. На этом все. — Старик указал Виктору на дверь.
Минут через пять он вышел из кабинета и, ни с кем не прощаясь, ушел. Виктор проводил его потрясенным взглядом. На расспросы перепуганной Людочки он отвечал одной фразой:
— Он назначил меня вместо Мадам.
Павел Аркадьевич Куракин неоднозначно относился к своей аристократической фамилии. В юности, когда его принимали в комсомол, и старший товарищ с холодными рентгеновскими глазами спросил, не имеет ли он отношения к князьям Куракиным, Павел Аркадьевич (тогда еще, конечно, Павка или Павлик), нещадно окая, горячо убеждал старшего товарища, что о таких князьях никогда он и слыхом не слыхивал, а, должно быть, были его крестьянские предки у тех князей крепостными. Позже, когда широкая и совершенно народная улыбка Юрия Гагарина обошла все газеты и телеэкраны мира, Куракин мог, в случае чего, невзначай кивнуть: вот ведь Гагарин — тоже княжеская фамилия, а ничего, наш человек! Но постепенно иметь аристократическую фамилию сделалось как бы и неплохо — сначала романтично (поручик Голицын.., корнет Оболенский), а потом и просто почетно и выгодно.
Теперь уже в разговоре с младшими товарищами, чьи холодные рентгеновские глаза и бритые затылки кое-кому внушали физиологический страх, Павел Аркадьевич, нещадно грассируя, объяснял Толяну или Вовану, к какой из ветвей Гедиминовичей относились его предки и где располагались их необъятные владения. И Толян, впервые услышавший про Гедиминовичей от него, кивал с умным видом и на следующий день разъяснял своим коллегам, что этот старый козел — мужик авторитетный, и чтобы базар с ним фильтровали конкретно.
Павел Аркадьевич вернулся из офиса мрачнее тучи. У нею были большие неприятности. Не смертельные, конечно, не такие, как у Марианны, но все же… Он вспомнил рассказы о том, в каком виде нашли убитую, и хмыкнул. Н-да, зрелище, должно быть, не для слабонервных. Прямо в ванне, на боевом, можно сказать, посту… Он раздраженно заходил по комнате, закурил еще одну сигарету, хотя уже выкурил сегодня две, а это был предел, который он сам себе установил.
Неприятности были не смертельными, но их было много. Мало того, что убили Марианну и случилось еще кое-что. Так еще этим делом вплотную занялась милиция, и теперь вокруг фирмы будут вертеться разные личности и расспрашивать, разнюхивать, еще и до прессы дойдет! Дело-то громкое — неизвестный маньяк убивает женщин, вот, дошел до Марианны.
Павел Аркадьевич злобно швырнул сигарету в пепельницу. Дело в том, что он не верил в маньяка.
В воскресенье Сергей сидел дома и чинил телевизор. Однако получалось это у него плохо — знаний явно не хватало. Он с неудовольствием оглядел комнату, где валялись детали, и подумал, что бывшая жена была не так уж не права, когда утверждала, что руки у него не только растут не из того места, но еще и обе левые. Хочешь не хочешь, нужно было идти к соседу. Вот уж у Сан Саныча руки точно растут из того места, это все соседи знают. Сергей подумал и добавил, что голова тоже.
Он звякнул к соседям, но никто не открыл. Куда их понесло в воскресенье, когда погода ужасная — вон какой дождина хлещет!
Открылся лифт и выпустил мокрую Надежду.
— Привет, привет! Заходи! — обрадовалась она.
— Да я вообще-то к Сан Санычу… Только не говори, что опять он где-то сторожит или дежурит!
— Сегодня у него срочная работа, — помрачнела Надежда. — Охранную сигнализацию в новом «Макдоналдсе» монтирует.
Слыхал, новый «Макдоналдс» сгорел?
— Слыхал, это его конкуренты подожгли, которые из «Быстрой еды».