Охота на Горлинку
Шрифт:
— Почему?
— Поклялся себе, поклялся Лесю убитому и Даниле израненному пообещал — будет на мне гимнастерка до тех пор, пока хоть один бандит топчет зеленогайскую землю.
Грозными были те слова. Не шутил Иван — таким не шутят, памятью мертвых грозят только самому лютому ворогу. Еще деды и прадеды становились на колени перед порубанными товарищами и не богу, не иконам с крестами — им обещали отомстить. И ничто в мире не могло помешать им сдержать эту клятву. Разве что смерть…
Влада в смятении брела по тропинке домой. Ее отец — ворог Ивана… Иван — ворог ее отца. Все смешалось
Своя правда у Ивана Нечая, и не отступит он от этой большой правды. И ее, Владу, выкинет из сердца и памяти, если она не будет с ним. Значит, надо идти одной дорогой с Иваном, потому что он для нее самый дорогой человек, и правда у него большая — правда для всех.
СРЕДИ СВОИХ ВСЯКИЕ ПОПАДАЮТСЯ
Горлинка осталась в лесу. Возвращаться в Зеленый Гай было нельзя: долгое отсутствие учительницы не прошло незамеченным. «Ястребки» во главе с Нечаем и Малеванным прочесали лес вокруг села. Надийка нашла тетрадку учительницы. Вывод напрашивался один: Марию похитили и замучили бандеровцы. Вот тогда и появился в районной газете некролог.
Нет, Марии нельзя было возвращаться в Зеленый Гай, где в связи с ее «смертью» провели митинг — портрет учительницы, обвитый траурными лентами, несли пионеры.
В лесу много было дел. Шла подготовка к операции «Гром и пепел». Каждый день Горлинка отправляла курьеров по установленным адресам и явкам. Курьеры уходили со строгими приказами, подкрепленными распоряжениями Розума, по ее просьбе он тоже остался в лесу. Они приводили с собой группки националистов, выделенных в подмогу Стафийчуку для проведения операции. Ослушаться никто не осмеливался. Неохотно, скрепя сердце, Сорока, Шулика, Дубняк и Джура слали своих людей. Они попадали в руки мрачного Василя. Тот выдавал националистам советское обмундирование, оружие, занимался строевой подготовкой. Когда-то он служил сержантом в Красной Армии, в сорок втором сдался в плен, националисты завербовали его в одном из лагерей. Василь знал команды, уставные требования. Он строил националистов, зычно командовал:
— Рядовой Слипак, выйти из строя!
— Выконую послушно, друже… — с готовностью отвечал приземистый плюгавый Слипак.
— Болван! — орал Василь. — Как отвечаешь, опенок обос…?
Слипак растерянно лез пятерней в потылыцю. Виновато мямлил:
— Так воно б надо було сказать: «Есть, товарищ сержант».
— Молодец, — несколько успокаивался Василь и подавал новую команду: — Рядовой Слипак, стать в строй!
— Слухаю послушно, друже…
— Гнида вонючая! Торба с дерьмом!
— А ты дай ему в зубы — враз поймет, — посоветовал Василю Блакытный — он сидел на пне и наблюдал за «учениями».
От короткого тычка Слипак, приглушенно всхлипнув, растянулся на земле.
— Молодец, — одобрил Блакытный.
Он стал важной персоной в банде — телохранителем самой Горлинки. Назначил его на эту должность Розум, долго и требовательно наставлявший Блакытного:
— Горлинка сама тебя назвала. Я тоже считаю, что ты подходишь. Ты полностью отвечаешь за ее жизнь. Беречь будешь и от чужих и от своих. Среди своих тоже всякие попадаются…
Розум затянулся цигаркой, задумчиво проследил за колечками дыма, таявшими в синеве. Беседовали они с глазу на глаз, на укромной полянке, закрытой со всех сторон орешником.
— Ничьи приказы, кроме Горлинки, для тебя недействительны, — методично, размеренно продолжал эсбековец. — Какими б странными они тебе ни показались — выполнять безоговорочно. Ты ни перед кем не отчитываешься, никому не должен сообщать о том, что делаешь кроме меня и Горлинки, разумеется.
— Даже Стафийчуку? — понизил голос Блакытный.
— Сказано — никому. С этой минуты ты ему не подчиняешься. Если надо — спи у ног Горлинки, но чтоб ни один волос с ее головы не упал.
— Я за нее жизнь отдам, — горячо заверил Блакытный. Про себя пробормотал, что, кажется, это первый приказ за все время, который он с удовольствием выполнит.
Стафийчук как-то сник, он послушно выполнял все указания Горлинки, уступил свой бункер, старательно занимался подготовкой к операции.
Однажды поздним вечером Дрот неслышно приблизился к командирскому бункеру, наклонился над люком…
— Геть! — отделился тенью от дерева Блакытный.
— Ты что, Остап, своих не признал?
— Геть! — непримиримо сказал Остап. И повторил запомнившиеся слова Розума: «Среди своих тоже всякие попадаются…» Дрот ушел в темноту.
На следующий день Розум отправил Дрота со срочным поручением в дальний курьерский рейс. Из него Дрот не возвратился — напоролся на засаду «ястребков».
ВЛАДА ИЩЕТ НЕЧАЯ
Надийка собралась пойти в сельсовет — надо было договариваться о топливе на зиму для школы, — когда дверь ее хаты стремительно хлопнула, и на пороге появилась Влада с неизменным ружьем за плечами. Это было так неожиданно, что Надийка испуганно ойкнула.
— Где Нечай? — едва переведя дыхание, взволнованно спросила Влада.
«Так и знала, — подумала Надийка, — к Ивану!» Необычные же дела должны были случиться, чтобы решилась она прийти в село.
— Так я тебе и сказала! — независимо, с неприкрытой неприязнью ответила Надийка.
Влада, видно, и не ожидала другого ответа. Она прижала ладони к груди — сердце вот-вот выскочит, — умоляюще посмотрела на Надийку.
— Мне Иван нужен. Я на квартире у него была, нету, хозяйка говорит — вчера еще куда-то уехал. Куда? Большая беда грозит Нечаю…
— Вот как! Наверное, от твоих же друзей и грозит беда. Мало вам крови да слез, на войне пролитых…
— Люблю я Ивана!..
В голосе Влады Надийка уловила неподдельную искренность.
— Ушел Иван вчера в район. Возвратиться обещал сегодня к вечеру.
— Какой дорогой?
— Ходит он обычно через лес. Не любит Нечай кривых дорожек.
— Спасибо! — облегченно вздохнула Влада. — Я его где-нибудь перехвачу на пути.
— Неужели побежишь навстречу? — всполошилась Надийка.