Охота на клона
Шрифт:
Он надулся; я потащил его на платформу. Мы сели в кабину пневмотрубы, и почти всю обратную дорогу я тупо смотрел на вереницу сигнальных огней за прозрачными стенками и в темноту в промежутках между станциями. Я думал о «Невронексе».
«Невронекс»! Я даже не вспомнил о них — вероятно, потому, что не хотел натыкаться на их название.
Из всех возможных мест… Почему именно «Невронекс»?
Что-то стукнуло меня по плечу. Я огляделся и увидел, что беспризорник заснул и во сне прислонился ко мне. Остальные пассажиры, наверное, думали, что он мой сынишка. Во сне он дрожал.
IX
— Мне на следующей выходить, — сообщил я, расталкивая мальчишку. Он зевнул, потянулся, наступил мне на ногу.
— Устал, — сказал он. — У тебя посплю, сан?
Я покачал головой:
— Ничего подобного.
Он удивился.
— Пожалуйста! Устал. Никогда не спал в квартире.
— Ты не много потерял. Не все ли равно, где спать, — лишь бы заснуть. И потом, мне надо работать. Не хватало только, чтобы под ногами путался беспризорник.
— Я могу помогать, — заявил он, старательно выговаривая слова.
Я понял: малыш привязался ко мне, ходит за мной, как утенок за уткой. Пора немного отстраниться.
— Нет, не можешь. Загляни ко мне в офис через пару дней. Может, тогда я что-нибудь тебе сообщу.
Кабина остановилась, и я вышел. Удаляясь, я спиной чувствовал на себе его обиженный взгляд; тем временем пневмотруба уносила его все дальше. Я мог бы привыкнуть к обществу других людей, но сегодня мне необходимо было побыть одному. Без свидетелей.
После того как я узнал, что «комета» Эм-Эма — на самом деле часть эмблемы «Невронекса», я принял важное решение. Очень важное. Но пока не был уверен, что готов изменить свою жизнь.
Много лет назад именно в компании «Невронекс» я подключился к дискеткам. И вот оказывается, что «Невронекс» или, по крайней мере, один из его филиалов каким-то образом причастен к похищению и гибели двоих беспризорников. Спрашивается: почему именно я ухитрился узнать, кто похитил детей, зачем и где находятся похитители.
Следовательно, необходимо проникнуть в «Невронекс» и задать им ряд вопросов, не возбуждая чрезмерного подозрения. Для меня существует надежный способ добиться желаемого, а именно: потребовать разблокировки.
Не слишком радужная перспектива. Я давно собирался это сделать, готовился стать обычным человеком… но не сейчас, а когда-нибудь потом. Не так быстро. Может быть, через год. Может, в следующем квартале. Но уж точно не завтра.
Не завтра, понятно вам?!
И все же… как иначе я попаду в «Невронекс»? Я голову сломал, пытаясь что-то придумать, но все без толку.
Плюхнулся в новое кресло-трансформер, такое же, как у Элмеро, и нажал кнопку, чтобы кресло приняло форму моего тела. Я сидел и смотрел в коридор через зеркальную дверь. Присматривался, прислушивался, но там все было тихо, поэтому я подкатился к шкафчику с дискетками и открыл его. И долго смотрел на маленькие золотые диски. За долгие годы я истратил на них целую кучу денег. Некоторые уже выдохлись, но я все равно их не выбрасывал. Может, из-за ностальгии. Добрые старые времена — тогда мне надолго хватало одного простого оргазма. Постепенно я перешел на двойные, потом
Я выбрал эту дискетку из кучи и прикатил в центр комнаты, развернувшись спиной к голограмме Линии. Когда кресло приняло лежачее положение, я вдруг засомневался.
Может, не стоит? Я внушал себе: держись! Ты целый год постепенно отвыкал. Уже три недели продержался без дискеток. Рекорд! Все равно что очистился. Зачем все возвращать? Послезавтра тебе будет гораздо легче, если сейчас ты закинешь проклятую штучку обратно в ящик и пойдешь спать.
Веские доводы. И вполне разумные. Но никакие разумные доводы не тянут против крохотного фактика: завтра, после того как меня разблокируют, у меня уже не останется выбора — разве что я решусь зашиться повторно. Но повторная блокировка возможна только через полгода. Сегодня — последний день. Послезавтра я стану таким же, как большинство моих сограждан, за одним исключением: некая часть меня настолько огрубела за долгие годы использования дискеток, что эту броню не преодолеть ни одному живому существу. Некая важная часть меня навечно — или почти навечно — онемеет. Мне необходим последний толчок, последний удар — чтобы вспомнить добрые старые времена. Так сказать, лебединая песня. И никакие разумные доводы не заставят меня сегодня отказаться от дискетки.
Я вставлял дискетку в ямку за ухом, когда уловил за дверью движение. Рука замерла на полдороге. Подкидыш! Он тихо крался по коридору к моей квартире. Я почувствовал, как у меня сводит челюсти. Если маленький паршивец решил, что вломится ко мне и начнет хныкать и умолять пустить его переночевать, он жестоко ошибся. Мне нужно побыть одному, хотя бы на…
Он не постучал и не позвонил. Просто некоторое время стоял и смотрел на дверь, а потом опустился на пол и свернулся калачиком спиной ко мне.
Маленький надоеда собрался расположиться на ночь за моей дверью, не ставя меня в известность о своем намерении!
Сквозь прозрачную дверь мне было видно, как ритмично движется в такт дыханию его тощая спинка; мальчик засыпал. Я сжал дискетку в кулаке. Я все еще мог ее поставить, как собирался. Моя дверь звуконепроницаемая, и он даже не догадается, чем я занимаюсь.
Но я-то знаю, что он там!
Я долго смотрел на мальчишку. Он казался таким хрупким — лежал у моей двери и ворочался, устраиваясь поудобнее. Я представил, что он всю ночь проведет на жестком полу, под холодным белым светом, пока я буду сладко спать в затемненной квартире.
Ну и что? Он ведь сам так решил! Мог ведь вернуться к своим и сейчас бы уже мирно спал. В безопасности. Под землей. В заброшенных шахтах бывшей подземки.
Я вздохнул и направил кресло к шкафчику. Бросил дискетку на место, вернулся к двери. Может, все и к лучшему, уверял я себя. Утром будет легче… и потом тоже — по ночам. Меня ждут долгие, пустые, безрадостные ночи.
Я затемнил дверь — не считал нужным раскрывать ему свой маленький секрет — и отодвинул ее. Потом толкнул его ногой.