Охота на клона
Шрифт:
— Заходи! — сердито прошипел я. — Что скажут соседи, если увидят тебя под моей дверью?
Он застенчиво улыбнулся, с трудом поднимаясь на ноги. Ворча, я показал ему диван и выключил свет.
X
Эм-Эм пришел в дикий восторг, когда утром, проснувшись в настоящей квартире, получил настоящий завтрак. Я даже позволил ему помыться в душевой кабине. Он был счастлив. Когда он помылся и оделся, я отправил его восвояси — довольного, чистого, улыбающегося. Я велел ему прийти ко мне в офис попозже.
Убедившись,
Однако в мозгу свербело, и почему-то всплыло в памяти слово «кастрация».
Не то чтобы я сейчас способен доставить особое удовольствие женщине, просто, когда из моей головы вынут проводки, я самому себе не буду интересен. Говорят, после того, как тебя разблокируют, можно даже приучиться снова спать с настоящей женщиной. С ней никогда не будет так же хорошо, как с дискеткой, но переучиться все же можно.
Я не был уверен, что мне так уж захочется попробовать.
Некоторое время я слонялся в окрестностях «Северного Бедекера», просто чтобы убить время. Наконец решил, что хватит оттягивать. Раз уж задумал, надо довести дело до конца. Я забрел в помещение, занимаемое «Невронексом»…
И попал в очередь.
Такого я не ожидал. Странное зрелище! Другие посетители были в голографических костюмах. Я увидел двух Джоуи Хосе, одну Суки Алварес, одного Пепито Ито и других популярных персонажей. Все сидели в очереди к лаборантке. Она уводила каждого по очереди в процедурный кабинет; через несколько минут посетитель выходил и шел по своим делам. Похоже было на то, как если бы все они что-то покупали, но в этом не было смысла. Если им нужны простые наркотики или дискетки, их ведь можно достать гораздо быстрее и к тому же надежнее, не выдавая себя — в автоматах, расставленных вдоль стены. Мне самому нужна была лаборантка. В конце концов, я пришел на операцию.
— Вы здесь одна? — спросил я у нее через головы впередисидящих.
— Пока не придет продавщица — да. — Лаборантка улыбнулась. — Один день в неделю мы позволяем ей поспать подольше.
— Я пришел раньше вас, — вмешался тощий, потрепанный с виду тип через два стула от меня. На нем не было голокостюма.
— Я и не спорю.
— Просто не забудьте, что вы за мной, — угрюмо буркнул тип.
Наконец все в костюмах прошли. Остались только мы с вежливым бездельником. Шаркая ногами, он переместился к стойке.
— Хочу сдать несколько нано.
Лаборантка внимательно оглядела его с головы до ног. Она была рыжеволосая, пухленькая, круглолицая, румяная. Просто ангелочек — если у ангелов бывает нахмуренное выражение лица.
— Разве вы не были у нас на той неделе?
— Был, но…
— Никаких но. Две недели между сдачами, и ни секундой меньше. Вы прекрасно знаете правила. Увидимся через неделю.
Он зашаркал прочь; проходя мимо меня, он отвел глаза в сторону.
— Чем «Невронекс» может вам помочь? — обратилась ко мне лаборантка.
— Мне нужна операция.
Она
— Правда? Какая именно?
Я огляделся, чтобы убедиться в том, что поблизости никого нет. Мне не хотелось афишировать свои намерения.
— Хочу разблокироваться.
Она широко распахнула голубые глаза и захлопала ресницами.
— Неужели?
— А что?
— Все в порядке. Просто вы не похожи на наших обычных… — Она осеклась.
— На околпаченных? Тех, кто завис на дискетках?
— Мне не нравится это название. Мы предпочитаем называть наш метод «прямой лимбический нейростимулятор».
— По-вашему, как я должен выглядеть? Как тот парень, которому вы только что отказали?
— Мы пытаемся разрушить сложившийся стереотип. Кстати, вам придется подписать расписку.
— Знаю.
Так я и думал. Сотрудники «Невронекса» вживили мне в мозг провода примерно через год после того, как сбежала Мэггс. Тогда я тоже писал расписку, в которой указывал, что я осведомлен обо всех перечисленных потенциальных физических и психических последствиях своего поступка и освобождаю «Невронекс» от всякой ответственности за таковые. Теперь они хотят, чтобы я освободил их от ответственности за то, что я перестану быть околпаченным.
Конечно. Почему бы и нет?
Мы приступили к делу. Я написал расписку, потом мы обсудили вопрос о цене. Я знал, что здесь не торгуются — прейскурант составлен в центральной конторе «Невронекса», — и все же ухитрился выторговать скидку за счет не до конца использованных дискеток.
Когда наконец пришла продавщица, лаборантка повела меня в стерильную операционную и уложила на операционный стол. Я смотрел на монитор; там было видно, как она готовит к операции мой череп. Когда я смотрел в голокамеру и видел собственный затылок, у меня возникло странное чувство, будто голова отделяется от тела. Лаборантка выбрила участок вокруг ямки, продезинфицировала его и достала скальпель.
— Без лезвия? — удивился я.
Она уселась в кресло, расположенное у меня в изголовье. Лица ее я не видел, только руки на мониторе. Но голос звучал спокойно и уверенно:
— Лезвие есть. Просто вы его не видите. Оно представляет собой петлю молекулярной проволоки Гассмана. Видите? — Она взмахнула видимой частью инструмента в паре сантиметров от моей головы, и кусок черепа отделился, как по волшебству. — Отличная вещь! Одинарный ряд молекул сплава Гассмана; молекулы субмикроскопические, но выдерживают вес в сто килограммов. С таким материалом приятно работать.
От ее нескрываемого воодушевления у меня все сжалось внутри; потом я вдруг увидел, как из надреза полилась кровь. Моя кровь!
— Выключите, пожалуйста, монитор!
— Пожалуйста.
Ее рука на мгновение исчезла из поля зрения, а затем экран потух. Не понимаю, почему некоторым так нравится смотреть на то, как их оперируют. Уставившись в пустой теперь потолок, я начал болтать без умолку. Обычно я слушаю, что говорят другие, но сейчас мне было не по себе: страшновато как-то, холодно, меня тошнило. Мне показалось, что разговор отвлечет меня.