Охота на Князя Тьмы
Шрифт:
– Куда? – прошептала я, медленно отступая.
– Да вы не пужайтесь. Отсюдова не далече. Скатаемся в участок. Выясним, как вы тут наперед полиции оказались, – он повернулся к старику. – И вы, Петр Кузьмич, собирайтесь.
– А я-то вам зачем? – захлопал глазами сторож.
– Будете вводить в обстоятельства.
Глава 5, Где важно читать книги
В экипаже было тесно. А еще душно, из-за чего я, забывшись, попросила открыть окно. А на меня взглянули как на дурочку и не
От сидевшего справа Петра Кузьмича несло кислой капустой. Я всю дорогу боялась, что задохнусь. А вот от сидевшего слева пристава не несло. От него пахло. Морозной свежестью и ваксой.
Запах сам по себе терпкий, но мне безумно нравился. А все потому, что напоминал о покойном дедушке, который тоже чистил сапоги ваксой, предпочитая ее гуталину.
Чем дольше мы ехали, тем сильнее мне хотелось предложить Гордею поменяться местами. И только желание не обижать сторожа, который и так от страха места не находил, держало мой рот на замке.
Призрачной женщины не видно. Но в ее полное исчезновение я не верила. Скорее всего летит над экипажем. И появится, как только я меньше всего буду этого ожидать.
Мерно покачивающийся француз, кажется, заснул. Яшка изучал свои грязные ногти, изредка кидая на меня любопытные взгляды. И только пристав, откинувшись головой на спинку высокого сиденья, смотрел в маленькое окно, за которым пролегала глубокая ночь.
Это пока ночь. А если продержат до утра? Что я Инессе Ивановне скажу? Еще решит, что какими-то непотребствами занималась. На свидание бегала. У них здесь, вроде как, с этим строго.
Прервал мои невеселые думы послышавшийся снаружи звонкий свист. Экипаж резко остановился. Я выглянула в окно. Придорожный фонарь осветил двухэтажное кирпичное здание с решетчатыми окнами.
Мещанский участок располагался на улице… Мещанской. О чем гласила приколоченная к дому табличка. Подъездная дорожка, вычищенная от снега, была усыпана гранитной крошкой и вела к парадному крыльцу.
Первым наружу выскочил Яшка. За ним полез проснувшийся медицинский эксперт. Следом пристав, который далеко уходить не стал, а протянул руку и помог мне спуститься. Петр Кузьмич, кряхтя и охая, справился сам.
А вот и моя прозрачная знакомая. Как я и думала – висит над крышей, на меня не смотрит, ножками болтает.
Не успели мы и шага сделать, как открылась входная дверь и на улицу, без верхней одежды, выскочил мужчина. Высокий, плотный, лысый, но при усах. Лет тридцати, не больше. Принялся внимательно разглядывать нашу честную компанию, пока не дошел до Ермакова.
– Гордей Назарович, а чего у вас тело мертвое на санях катается? А ежели видел кто? Кликнули бы санитарную карету.
– Квасить меньше надо. Так и передай Прихотько, – бросил ему пристав и одним кивком головы подозвал к себе рыжего парнишку. – Яшка, тело в холодную давай. Им Поль Маратович займется.
Француз, услышав свое имя, что-то пробормотал и быстро скрылся за входной дверью. Яшка с извозчиком направились к саням.
– А этих куда? В загон или сибирку [1]? – кивнул на нас с крутившимся рядом сторожем лысый.
Услышав эти непонятные слова, старик вздрогнул и схватился за сердце.
– Што ж этое делается? Честного человека…
– Полно вам, Петр Кузьмич, – поморщился Гордей и обратился к своему коллеге. – Свидетели это, Стрыкин. Сопроводи в мой кабинет.
На улице, перед рассветом, усилился мороз. А в приемном отделении Мещанского участка полиции, тесном от трех столов, забитого папками старого шкафа и другой потертой мебели, было тепло и спокойно.
Правда задержаться нам с Петром Кузьмичом здесь не дали. Лысый усач прошел дальше, к ютившейся в углу болотного цвета двери. Дернул за ручку и кивнул, приглашая войти.
Что мы и сделали.
Небольшой кабинет пристава поразил своими спартанскими условиями. Стол с зеленой суконной поверхностью, на которой стояла лампа и лежала стопка газет. Хозяйский стул. Шкаф для одежды. И висевший на голой стене портрет царя в деревянной рамке.
Неуютное, темное помещение имело лишь один плюс – большое окно с видом на освещенный газовыми фонарями парк. В него то я и смотрела, пока Стрыкин бегал за стульями для посетителей.
Сторож придвинул свой вплотную к столу и принялся сверлить меня обвиняющим взглядом. Губы поджимал. Брови сводил. Того и гляди бросит что-нибудь грубое. Склоку затеет.
Благо Ермаков задерживаться не стал. Послышались тяжелые шаги. В проеме нарисовалась знакомая фигура, которая, даже без пальто и шапки, внушала… почтение.
Рост ни на сантиметр ниже, плечи, с красующимися на них серебряными погонами, ни на миллиметр уже. Ладно сидящая полицейская форма. Кто-то явно отдает должное своей физической подготовке. Впрочем, девятнадцатый век или двадцать первый, с его работой – обычное дело.
– Стрыкин, чаю горячего мне намешай, – бросил он, садясь на свой стул.
– А этим? – кивнул на нас усач.
– Обойдутся!
Вот же… чёрствый сухарь. Я бы, может, тоже от чего-нибудь горячего не отказалась.
Пока я мысленно песочила этого невозможного типа, он, полностью игнорируя мою скромную персону, развернулся к трясущемуся как осиновый лист сторожу.
– Ну-с, Петр Кузьмич, рассказывайте, как дело было.
– Вот те крест, Гордей Назарыч, – быстренько перекрестился старик. – Все как на духу. Сижу я, значится, в своей сторожке. Педремываю. Ночь на дворе. Перемейский парк к этому часу на замок закрыт. Все об том знают. Не суются. Тут слышу шум. В ворота стучат. Кого черт принес? Выхожу, а там эта… красавишна. Не хотел же пускать. Да как дьявол на ушко нашептал, на рублики ее позарился. Взял грех на душу…
Ох, как жалится дед, на слезу пробивает. Только на лице пристава даже морщинки не появилось. А меня от того, чтобы не вмешаться, сдерживала жесткая самодисциплина, да надежда, что и мне дадут шанс выговориться.