Охота на крутых
Шрифт:
– Санек, нам от них не удрать! – тихо и обреченно сказал Федя.
– Сам знаю! – огрызнулся Козырь. – Так что ж ты теперь посоветуешь – остановиться и поздороваться?
– Нет, но...
– Вот сиди и не гавкай под руку!
Но Федя не хотел сидеть. Через минуту гремел чем‑то железным в углу.
– Ты что там делаешь?
– Сейчас увидишь! – Федя сел на переднее сиденье и положил рядом с собой две коробки из фанеры, похожие на почтовые бандероли. Козырь протяжно свистнул.
– Так ты их не выкинул тогда?
Дело в том, что месяца два назад им сделали необычный заказ: изготовить две компактные мины с часовым механизмом. Два мужичка, заказавшие их, уходя, оставили взрывчатку, капсюли и двое дешевых механических часов с секундными стрелками. Феде заказ показался настолько интересным, что он проковырялся с ним две недели. Но сделал.
– Что ты это хочешь делать? – поинтересовался Козырь.
– Поставлю на пять секунд взрыватель и вышвырну в окно! – просто ответил Федя.
– А если не успеешь выбросить?
Змей пожал плечами – дурацкий, мол, вопрос.
– Это что же, нас прям здесь разнесет на кусочки? – психанул Козырь, кося одним глазом на мину. – А ну, вылазь на дорогу и экспериментируй там, террорист хренов! – заорал он. Затем взглянул назад – передняя иномарка была уже метрах в семидесяти. Боковые стекла в ней опустились и из них высунулись автоматные стволы.
– А впрочем, – резонно рассудил Санька, – один хрен – разорвет нас твоей миной или расстреляют эти вон обезьяны... От руки своего все‑таки смерть не такая противная. Давай, швыряй, только замедлитель поставь на десять секунд, не на пять – у тебя сейчас глаз косой, а механизм у часов нежный... – он увидел иномарку уже метрах в двадцати и заорал: – Да бросай ты быстрее, алкоголик несчастный, а то они из нас дуршлаги начнут делать!
– Сейчас! – Федя пыхтел у задней двери «рафика». – Замок... дверца... не открывается!
– А часы поставил?
– Угу!
– Так какого же ты рассусоливаешь? Выбей заднее стекло и швыряй!
– Жалко! Я за него на «толчке» двести «тонн» отвалил!
– Ах ты!.. – Санька не успел продолжить – плотный автоматный огонь «выдул» заднее стекло. Федя немедля вышвырнул через него мину.
Рвануло так, что подскочил задок «рафика». Иномарка после автоматного залпа приотстала, и это спасло ее. На секунды, не более. Скорость была такой, что водитель не сумел бы избежать вырытой взрывом большой ямы, если бы даже захотел. Машина на скорости нырнула в воронку. Полыхнул яркий факел взрыва. Следующая за ней вторая иномарка резко тормознула, свернула на обочину, чудом не перевернувшись, пронеслась по кювету и вновь выскочила на дорогу. Грохнула очередная мина. Это Федя, дабы не испытывать судьбу, следом за первой выбросил в освободившийся оконный проем и вторую. Иномарка резко замедлила ход и остановилась. Затем... развернувшись, на полных парах понеслась назад, в Николаевку.
– Федя, мы победили! – восторженно заорал Корзырь. – Видишь, они удирают?
– Вижу, не слепой, – Федя на заднем сиденье вытирал пот с лица, подставляя его свежей струе воздуха. – А вдруг они вертолет поехали для подкрепления вызывать? «Базуки» у меня, к сожалению, нет!
Приятели переглянулись и вдруг захохотали весело, облегченно, до колик. Нервы... В Донецк заезжали уже по‑темному. А в Николаевке в это время баба Зина, перепрятав, наверное, в пятнадцатый раз привезенные Козырем три с лишним миллиона рублей – на потом, на похороны себе, – примеряла у мутноватого, треснувшего давно уже зеркала золотую цепочку с крестиком – все, что осталось от сокровищ Ивана Федоровича Гребова. Она улыбалась чему‑то своему, а по щекам катились скупые старческие слезы. Чего – невысказанного счастья, благодарности или ностальгии по давным‑давно прошедшей молодости? Этого никто никогда не узнает – бабушка не скажет.
Услышав звук подъехавшей машины, Гек выскочил на крыльцо.
– Вот это сюрприз! Вы что, ясновидящие? Я ведь только что в тридцатый раз звонил!
– Ну и как – ответили? – поинтересовался Козырь.
– Пока нет.
– Ты лучше вообще выбрось из головы этот номер, – посоветовал Федя, – а то там такие бяки могут ответить... В общем, мы там больше не живем.
– Что‑то случилось? – спросила Женя.
– Не то слово! – Санька и Федя принялись здесь же, у крыльца, рассказывать про свои двухдневные приключения, умолчав, естественно, о ночном эротическом шоу. Но восхищаться «амазонками» никто не мешал, более того – встав в позу, Женя торжественным шепотом заявила, что все они – ее подруги.
– И Кира, и Лада? – принялся уточнять наивный Федя.
– Они – в первую очередь, – подтвердила Женя и спросила с подозрением: – А почему это вы их так выделяете?
Вконец смутившийся Федя начал лепетать что‑то о заржавевшей футорке, но его выручил Козырь.
– Да потому что они там за главных у них – вот почему. Вы лучше скажите: место в этом доме найдется, чтобы выспаться почеловечески, или опять придется в машине кемарить?
– Найдется, – успокоил его Гек, – не наверху, так внизу обоснуетесь, у Паши. Отсыпайтесь, а завтра – снова в дорогу. Поедем в одно место. Красивое, говорят, но гадючье, так что нужно быть готовыми ко всему.
– А нам что, привыкать? – подмигнул ему Федя. – Покурим вот и пойдем в ваш плацкартный.
– Куда? – удивился Гек.
– Ну, верхние и нижние места в плацкарте бывают, не купейный же вагон у вас, тем более – не СВ, – засмеялся Федя. Остальные поддержали шутку.
– Женя, прочти что‑нибудь на сон грядущий, – попросил Гек.
– Это стихотворение я придумала сегодня вечером, – сказала Женя, вглядываясь в ночное звездное небо, и начала декламировать:
Все сроки вышли, а тебя все нет, И ночью сон – не сон, а бред – не бред. – Ну отзовись! – молю ночами небо. – Ну передай хоть маленький привет! В виски набатом бьют колокола, Разлука между нами пролегла, Десяток лет, а для любви – столетье. Эх, если бы я столько ждать могла! Ни пламя догорающей свечи, Ни звезды уходящей в свет ночи Письма к тебе ни строчки не подскажут. Все, как живое – дышит, но молчит. Ну как в бумагу душу мне вложить – Избитых слов архив разворошить? Ведь словарей любви не существует, И мне самой судьбу свою вершить. Любовь в конверте, запертом на клей, Домчит к тебе созвездье Водолей. Поведала луне и небосводу: – Ты для меня всех краше и милей ! Боготворю любовью неземной, Кричу тебе: – Приди и будь со мной! ...Но, может быть, меня ты не услышишь За чьей‑то заслонившей мир спиной?– Интересно мне очень, – после некоторого раздумья произнес Санька, – а кому все‑таки предназначено это послание? – он хитро взглянул на Женю.
В падающем из окна свете видно было, как она вспыхнула, хотела что‑то ответить, но не стала – повернулась и влетела в дом.
– Эх ты, деревяшка! – постучал его по голове Федя. – Пора бы тебе знать уже, что стихи не обсуждаются – их душой надо принимать.
– Ну, если она у тебя такая широкая, что принимает и «Распутина», и стихи вперемешку – пожалуйста, принимай, – огрызнулся в ответ Санька, – а я не поэт, мне надо все разложить по полочкам.