Охота на льва

Петровичева Лариса

Лишь бы только с Нессой все было в порядке, молил Андрей, вслушиваясь в плеск колес по лужам и негромкой разговор бородачей с Дорохом о добыче жемчуга. Лишь бы только с ней ничего не случилось – а там мы плюнем на все и отправимся на Землю или в любое другое место. Куда бы вы ни отправились, от себя вы не убежите – не замедлил встрять внутренний голос с интонациями Виля, однако Андрей к этому времени уже начал забываться тревожным сном, и, по счастью, ему ничего не снилось.

Хутор, в который их привезли, оказался двумя аккуратными домиками среди леса. Выбравшись из повозки и следуя за фонарями бородачей, Андрей подумал, что это место крепко смахивает на перевалочный пункт контрабандистов – хотя откуда бы в этих местах

взяться контрабанде… В одном из домиков горел свет, когда вся компания вошла внутрь, их приветствовали радостными возгласами, и Андрей первым делом почувствовал сытный запах мясной каши, а затем, смахнув с лица дождевые капли и всмотревшись, увидел, что обстановка в доме самая простая и незатейливая, а за небольшим столом сидят двое: один был точной копией бородачей с фонарями, такой же нестриженый и широкоскулый, а второй оказался самым настоящим сулифатским эфенди – смуглым, темноглазым, с тонким горбатым носом и аккуратной бородкой. Всмотревшись в эфенди, Андрей подумал, что где-то его уже встречал, и тут Супесок учудил.

– Спаси Заступник! – заорал он, судорожно обводя лицо кругом. – Мертвяк!

– Да какой мертвяк, где? – спросил Дорох, за которого поспешил спрятаться Супесок, – уже из-за плеча бывшего революционера тот делал в сторону эфенди жесты, отпугивающие нечистого.

– Кембери! Сгинь! Сгинь, погань!

Действительно это был Вивид Кембери – теперь Андрей узнал его, хотя внешность господина посла порядком изменилась с момента их последней встречи.

– Сгинь! Провались! Спаси Заступник нас грешных…

– Чего это сгинь? – хмуро осведомился Кембери. – Я не за тем сюда целую седмицу тащился… Добрый вечер, доктор Андерс. Как добрались?

– Неплохо, спасибо, – ответил Андрей, пожимая протянутую ему руку. – А вы сильно изменились, милорд.

– Еще бы! – воскликнул Супесок. – Он же от контузии скончался после взрыва. Я сам твое тело видел, погань! Ты зеленел уже! Сгинь!

Кембери улыбнулся с облегчением.

– А, так вот вы о чем! Успокойтесь и не переживайте. Меня укололи фумтом и похоронили заживо, спасибо его величеству. Но, – тут он чуть ли не дословно повторил древний земной афоризм, – слухи о моей гибели оказались сильно преувеличены.

Супесок, готовый в любой момент отпрыгнуть и убежать неведомо куда, осторожно приблизился к Кембери и потрогал его за руку. Как видно, рука оказалась самой обычной, человеческой, – бывший глава охранного отделения моментально обрел утраченное присутствие духа, сел за стол и произнес:

– Что ж, тогда приношу свои извинения, милорд. Согласитесь, нечасто видишь своими глазами восставшего из мертвых.

– Ничего страшного, – улыбнулся Кембери, и по его знаку Дорох сел за стол, а один из бородачей принес стопку глиняных плошек и пузатый чугунок с мясной кашей. Сам же Кембери тем временем полез за пазуху и извлек тщательно запечатанный толстый конверт.

– Доктор Андерс, а это вам.

Вскрывая плотную бежевую бумагу конверта, Андрей заметил, что у него от волнения трясутся пальцы. Внутри лежали документы – новенькие удостоверения личности на имя Андерса Клу и Парфена Тарха и еще какие-то бумаги – насколько понял Андрей, документы на дом в Загорье и банковские книжки. Последним он вынул тонкий белый лист, исписанный торопливыми строчками на русском, и от волнения едва не выронил его.

– Ее величество шлет вам поклон, – значительно произнес Кембери.

Дорох поставил перед ним миску каши, но тот не удостоил ее вниманием.

– Она жива, – глухо промолвил Андрей. Письмо дрожало в его руке, и строчки расплывались и дробились. «Отец! – прочел он. – Я верю, что это письмо тебя найдет…»

Андрей опустил руку с дрожащим листом и некоторое время пытался унять неистово стучащее сердце.

«Мне очень тяжело без тебя. Я всегда теряла близких и теперь нахожу утешение лишь в одной мысли – что ты жив и здоров, и у тебя все

хорошо. Если ты читаешь мое письмо, то это значит, что ты наконец свободен, и лорд Кембери нашел тебя. Прошу: уезжай в Загорье и оставайся там. Только так я смогу быть уверена, что твоя жизнь в безопасности. Документы и деньги в конверте, для господина Супеска тоже, если он с тобой. Поверь, все будет хорошо, и я сделаю все возможное и невозможное, чтобы мы встретились как можно скорее.

Надеюсь, до скорого свидания.

С любовью, Несса».

Прочитав письмо дважды, Андрей аккуратно сложил его и опустил в конверт к прочим бумагам. Супесок смотрел на него с сочувственным пониманием. За столом воцарилась тишина – даже стук ложек стих. Андрей закрыл конверт, разгладил смятый в спешке клапан и повернулся к Кембери:

– Итак, господин посол, что нам делать дальше?

Спустя день в вагон поезда Северные земли – Заюжье вошли два немолодых джентльмена купеческой наружности, багажа у них почти не было. Проводник проштамповал кусачками их билеты, проверил паспорта на имена Тарха и Клу и сообщил, что на нужную им станцию Загорье-1 поезд прибудет через четыре дня. Купцы согласно кивнули, от вина, равно как и от травяных сборов, отказались, и, пожелав им счастливого пути, проводник забыл о них.

* * *

В прежние времена Авруту Хонка наверняка бы отправили на костер за ересь.

Блистательно пройдя обучение в столичном лекарском корпусе, он совершенно неожиданно начал утверждать, что случаи одержимости, неоднократно описанные в литературе, не являются происками слуг Змеедушца, и припадочных следует вести не в инквизиционные пыточные, а в лекарские корпуса. Если есть болезни тела, то почему не может быть болезней души? Научное сообщество мигом исключило Авруту из своих рядов, и молодой врач закончил бы свои дни на дыбе, если бы не личное вмешательство государя: император Торн признал, что в идеях Авруты есть определенный смысл, дал ему кафедру в академиуме и велел продолжать исследования. К концу войны Аврута уже добился положительных результатов в лечении одержимости при помощи магнетизма, и теперь его кафедра душелечения считалась одной из самых перспективных в стране. Узнав, что Эмма пришла по поручению личника государя, Аврута тотчас же отложил все свои дела и заверил, что госпожа Хурвин может полностью им располагать.

Мрачный кабинет профессора навевал на Эмму нешуточную тоску. Высокие стеллажи с книгами, стол, захламленный бумагами, человеческий череп на подставке, исписанный непонятными каракулями, – все это напоминало страшную сказку. Впрочем, со дня смерти отца Эмма словно не покидала театр ужасов: работа, порученная ей Артуро, казалась всего лишь отсрочкой приговора к безумию. Выслушав ее вопросы о маниаках, профессор добродушно усмехнулся:

– Мы пока находимся в самом начале большого пути, моя госпожа. Человеческий мозг загадывает нам невероятные загадки, которые вряд ли будут решены при моей жизни. И не при вашей. Впрочем, – он поправил окуляры на носу, став похожим на старую мудрую птицу Роох, – ваш пример не совсем корректен. Вальчик действовал сугубо в рамках инквизиционного протокола и просто очень хорошо выполнял свою работу.

Эмма поежилась.

– А двенадцатилетнюю девочку он раскроил распялкой тоже в рамках протокола?

Профессор грустно усмехнулся.

– Можете мне поверить, дорогая Эмма, что да. Времена сейчас намного мягче.

Эмма поджала губы. Покойный полковник Хурвин и ссыльные заговорщики могли бы опровергнуть эту сентенцию профессора.

– Но маниаки…

– Да, маниаки существуют, – кивнул Аврута. – Если уж говорить об убийце рыжих дев, то его поведение можно объяснить по-разному. Это и страсть, доходящая до крайности, и физическая болезнь, возможно опухоль мозга. Как жаль, что меня не пускают к нему в тюрьму! Ведь изучение его мозга могло бы совершить подлинный прорыв в науке!