Охота на льва
Шрифт:
– Что же делать? – спросила Эмма.
– Не красить волосы, – ответил Артуро. – И готовиться к новым делам.
Глава 8
Белые острова
Идут на север,
Срока у всех огромные,
Кого ни спросишь,
У всех указ.
Взгляни, взгляни
В глаза мои суровые,
Взгляни, быть может,
В последний раз.
В вагоне было душно, воняло дрянным табаком, потом и протухшей капустой. Заключенные валялись на грязных деревянных лежаках, вяло переругивались с охраной и играли в карты. Иногда возникала столь же вялая потасовка, которую лениво разгоняли охранцы, – если в первые дни они охотно пускали в ход дубинки, то за седмицу пути на север все устали и вымотались, так что затевать серьезную драку ни у кого не было ни сил, ни желания. Андрей лежал на верхней полке и смотрел в зарешеченное окно – за грязным стеклом тянулись бесконечные леса, и казалось, что дорога так и будет тянуться среди этих высоких сосен до конца света. Супесок, расположившийся напротив, курил вонючие самокрутки, периодически жаловался на боль в спине – на допросах ему, похоже, крепко досталось – и рассказывал об аальхарнском севере. В юности он прожил там несколько лет, и истории о крае бесчисленных озер с прозрачной студеной водой, непуганых медоедов и рыбе, что клюет чуть ли не на голый крючок, звучали очень романтично, однако Андрей сомневался, что все так и будет на самом деле. Когда-то он читал книги по истории нового времени и имел все основания полагать, что по прибытии их запрут в бараки и будут выгонять на работы – стройку какой-нибудь бесконечной дороги из ниоткуда в никуда. Романтика…
Если Андрей, размышляя о провалившемся заговоре и том, что ждет их впереди, едва не впадал в панику, то Супесок вообще не был склонен к напрасной рефлексии. Андрею казалось, что сейчас его товарищ словно отключил все чувства и желания, кроме самых основных – поесть, покурить, справить нужду и выспаться. Может быть, это было правильно: когда поезд с заключенными миновал Залесье и въехал в северные земли, Андрей совсем помрачнел, а Супесок сохранил бодрость духа.
– Не грустите, доктор, – сказал он, когда заключенных выгнали из вагонов и под захлебывающийся лай свирепых караульных псов пинками выстроили на перроне в какое-то подобие колонны. – Я думаю, мы еще вернемся.
За деревьями поднималось солнце, окрашивая кору сосен теплой золотистой охрой. Утро пахло хвоей и свежим дождем – после спертого воздуха арестантского вагона у Андрея закружилась голова, и он едва не упал. Супесок поддержал его под локоть, а сержант охранцев незамедлительно отоварил ударом приклада в плечо.
– Политические, молчать! – рявкнул он, хотя ни Супесок, ни Андрей не проронили ни слова. – Ну что, ублюдки, добро пожаловать на север! Это место ошибок не прощает, а рудники в особенности. Стране нужен металл, так что готовьтесь вкалывать и сдохнуть! Дальше пойдете пешком, и упаси вас Заступник сделать хоть шаг в сторону – мигом получите пулю в башку! Ясно?
– Ясно… – нестройно прогудели заключенные, и охранцы принялись орудовать дубинками, разделяя их на небольшие группы, чтоб удобнее было конвоировать.
– Политические, стоять. У вас другое направление.
Андрей вопросительно поднял бровь, а Супесок философски заметил, что дальше этих мест ссылать уже некуда.
– Поговори мне еще! – рявкнул сержант.
Серые колонны медленно стали стекать с перрона и уходить в лес по дороге, засыпанной рыжей хвоей, – там их ждали рудники и бараки. Когда перрон опустел и последний отряд заключенных скрылся за деревьями, сержант толкнул их в сторону низенькой деревянной постройки с одним окошком:
– Давайте двигайте на вокзал.
– Вокзал… – проворчал Супесок, шагая вслед за Андреем к кривой наспех сляпанной двери. – Больше на сортир похоже.
– Поговори мне! – прорычал сержант и ткнул его дубинкой в поясницу.
Супесок зашипел от боли и выматерился.
Против всех ожиданий, в домике оказалось довольно уютно. Деревянные лавки были накрыты домоткаными ковриками, на столе весело поблескивал круглым сытым пузом самовар, окошко украшала кружевная занавеска, пусть и немыслимой степени загрязнения, а на стенах висело расписание и маршруты поездов и портрет императора. Посмотрев на картину, Супесок презрительно сморщился и сплюнул.
За столом сидел сутулый человечек самой неприметной внешности. На скатерти перед ним лежала телеграмма.
– Спасибо за службу, сержант, – сказал он. Голос у человечка был мягкий и тихий. Сержант козырнул ему, на прощание окинул Андрея и Супеска таким взглядом, словно раздумывал, не стукнуть ли их дубинкой на добрую память, однако задерживаться не стал и покинул домик. Когда дверь за ним закрылась, человечек произнес:
– Садитесь, ссыльные.
Супесок выдал сакраментальное:
– Сесть мы уже успели.
– Тогда присаживайтесь, – невозмутимо ответил человечек и провел ладонями по телеграмме. – Чего вам столбами-то стоять?
Андрей и Супесок послушно опустились на лавку. Снаружи доносилось тяжелое лязганье металла по металлу и стук – вагоны готовили к возвращению назад.
– Итак, Парфен Супесок, – бывший глава охранного отделения утвердительно кивнул, – и доктор Андерс… Кстати, как ваша фамилия?
– Просто Андерс, – ответил Андрей, и человечек понимающе кивнул.
– Хорошо, просто Андерс. А меня зовут просто Виль. Я буду вашим куратором в этих замечательных местах, то есть моя задача – контролировать ваши действия и предотвращать возможность побега, если она возникнет. Связь с внешним миром вы тоже будет осуществлять через меня. Через четверть часа сюда прибудет почтовый экипаж, и мы поедем к месту вашего нового жительства – на Белые острова.
Супесок не удержал кривой ухмылки.
– Разве там живут? Это ж просто камни в море!
Виль ласково ему улыбнулся.
– Разумеется, живут, ссыльный Супесок. Там есть небольшой рыбацкий поселок, налажен промысел жемчуга. Вы, конечно, будете жить отдельно от остальных жителей, жизнь там довольно скучная, но это все-таки каторга, а не курорт. Благодарите его величество за доброту – ваши товарищи сейчас шахты осваивают. Или могилы.
Андрей подумал, что всю жизнь его куда-то ссылают – сперва на эту планету, где он провел десять лет в домике отшельника на болотах, теперь вот на острова. Край света. Край вселенной. Дальше ехать некуда. За окнами раздался свист, и Андрей услышал, как медленно тронулся поезд. Виль усмехнулся грустно и едва уловимо – просто дрогнули уголки губ.