Охота на оборотня
Шрифт:
Эльф вздрогнул, и его решительность как ветром сдуло. Внешний вид знахарки, её поза, выражение лица отображали крайнюю степень презрения. В голубых глазах плещутся обида, разочарование и негодование одновременно, в уголках поджатых губ притаились гнев и горечь, даже чёрная коса, казалось, вот-вот превратится в змею и прошипит: «Шшто, вернулассь, ссскотина оссстроуххая?» Знахарка гордо прошествовала за прилавок мимо Вилля, чуть не свистнув его косой по лицу.
— Алесса, я вернулся! — покаянно склонив голову, оповестил её эльф и, дождавшись, когда в голубых глазах сверкнёт лучик
— Нам не о чем с вами разговаривать! — холодно отвечала девушка. — В моих услугах вы больше не нуждаетесь, а иные я вам, увы, предложить не могу!
— Алесса, ну хватит дуться, — примирительно улыбнулся Вилль. — Я и впрямь не могу долго усидеть на одном месте.
— Дуются, господин капитан, пузыри! — неумолимо подбоченилась знахарка. — А если вы не можете сидеть, то у вас, простите, геморрой, а с этим уже к Феодоре.
— Алесса, я тебе благодарен!.. Просто у тебя очень заманчивый подоконник.
— Какая благодарность, господин Винтерфелл? — изумилась знахарка и забарабанила ноготками по прилавку. — Где море цветов? Где ужин при свечах? Где заверения в вечной преданности?
— Да какие цветы — зима на дворе! — растерялся Вилль. — Хочешь, ёлку из леса тебе принесу? Или снеговика слеплю? А насчёт ужина с Симкой переговорю.
Алесса внезапно упала лицом на прилавок и затряслась, с надрывом всхлипывая. Тут Вилль по-настоящему перепугался — он и не думал, что знахарка окажется такой ранимой. Вихрем подскочив к столу, приподнял её за плечи и с тревогой заглянул в лицо. Алесса действительно рыдала… от смеха.
— Ой, Вилль, над тобой так здорово подшучивать! — наконец, отсмеявшись, сказала девушка. — Ты бы себя со стороны видел — дитя дитём! Ёлку он мне принесёт!
Эльф мысленно плюнул и сделал в памяти зарубку уложить Алессу на обе лопатки при первом же споре, а знахарка облокотилась на прилавок и с лёгким оттенком снисхождения неспешно обласкала капитана взглядом с головы до ног.
— Мы поговорим, только для начала я осмотрю твоё плечо. И не вздумай перечить, пациент! Говоришь, тебя мордой города назвали? Так вот, на этой морде всё написано: зелёный как лягушка, глаза красные, губы синие. Пойдём, горе луковое, — Алесса толкнула дверь в сени.
Она не слышала шагов за спиной, но чувствовала, что Вилль идёт следом. «Если сейчас не скрипнет, тогда обернусь», — подумала девушка. Пятая ступенька лестницы скрипела всегда, без предпочтения к отдельной расе. Даже бесшумный по природе Вилль умудрялся задевать чуткие струны загубленной сосновой души. «Сейчас посмотрю…» Крррек… Знахарка зашла в комнату, а за ней, привычно кланяясь потолочным балкам, проследовал эльф.
— Нет слов! — восхитился Вилль. Всё пространство чердака было заставлено сохнущими бутылками. Они стояли на подоконнике и на тумбочке, на шкафу и стуле, тянулись стройными разноцветными рядами вдоль стен. Девушка явно хорошо поработала прошлой ночью.
Она немного удивилась, когда эльф, раздеваясь, бережно положил пояс с саблями рядом на зелёный плед из крашеного козьего пуха, заменяющий покрывало, а не отставил в угол с глаз подальше. «Старые забрал, памятные прокопьевские…», — подумала Алесса, и отчего-то ей стало за капитана обидно.
— Все вы, мужики, одинаковые, — ворчала знахарка, разматывая бинт. — Как с клинками наголо бегать, так это — вперёд и с песней, а как лечиться потом — сразу в кусты!
Вилль решил промолчать, ссора не входила в его планы. Рядом лежали драгоценные и такие долгожданные Тай-Кхаэ'лисс, казалось, только дотронься, и рукоять сама прыгнет в раскрытую ладонь… Он обречённо сморщился, когда вымазанная чем-то бледно-жёлтым маленькая тёплая рука знахарки легко заскользила по плечу, спине и груди. А потом вдруг отметил для себя: не так уж и неприятно. У той же Марики ладони твёрдые и мозолистые, натруженные лопатой да граблями.
Эльф развернулся немного резче, чем хотелось, и, подпустив в голос умоляющие нотки, шутливо боднул знахарку в плечо.
— Леська, пойдём в Храм, а?
— Ага! — обалдело кивнула Алесса.
— Леська, ты — золото, права была Марта! Мне ещё три дня бездельничать одному, — пожаловался Вилль. — А ты бы рассказала, как краску мешать надо, как накладывать…
— Тебе зачем?!
— Век живи — век учись! — улыбнулся парень, и знахарка растаяла.
На улице она пожалела, что сдалась практически без боя, но дороги назад уже не было. В этот раз девушка сама взяла Вилля под руку и внезапно вспомнила слова Марты о том, что главное в жизни — опора. Крепкая, надёжная, которую для настроения можно шутливо потрепать за уши.
«Интересно, а у Арвиэля женщин много было?» — полюбопытствовала пантера, но девушка отказалась рассуждать на эту тему.
«Интересно, клюнет или нет? Ядрёна ворона, шушеля мать, кудрить твою… Пресветлая!» Мысли хаотично скакали, периодически натыкаясь друг на друга и создавая в голове винегрет из дичайших компонентов.
«Хозяин! Мы на мессте…»
Отлично! Справа от Храма за поленницей сидит Темар, на крыше слева притаился Аким. Оба с арбалетами, и выход взят на прицел. Эльф надеялся, что до стрельбы не дойдёт, и всё же бережёного беси сторонятся.
На лавке возле двери уже лежали рядышком орочий боевой топор и широкий меч, короткий, как раз под гномий росток. Сабли не возражали против временной разлуки, только Лёд шепнул напоследок: «Осторожно».
Храм — Обитель Божия в тварном мире, где внемлет многомудрый всепрощающий Иллиатар робкой молитве смертного, и теплеют очи верных учеников его, когда кается просветлённый грешник. Впрочем, святые лики на фресках сейчас наблюдали гораздо более прозаическую картину. Жрец задумчиво вертел в руках золотой кубок для таинств и с присущей ему терпеливостью внимал наперебой галдящим гномам.
— А по ножке лоза виноградная вьётся с листом малым кружевным, — кивая сам себе, басил кузнец.
— А на чаше виноградинки рубиновые да агатовые слезу алмазную пустили аки сам Триединый по нам, грешникам, плачется, — расписывал хитрый Дорий. — Не так дорого и выйдет, да лепо! А человеку святому и скидочку сделать не грех, как постоянному клиенту.
Эртан, смиряя от природы громкий голос, переговаривался с мельником по поводу грядущего сева — ячмень и окультуренный хмель для пива сажали на полях Мирона.