Охота на охотника
Шрифт:
Он провел руками по ее спине, спустился к талии, положил ладони на ягодицы и прижал ее бедра к своим. Она приникла к нему, ее дыхание было горячим, губы настойчивыми, руки, обжигая прикосновениями, скользили по его груди, животу. Они слились телами, дыханием, казалось, даже мыслями.
Она прислонилась спиной к стене, он положил ладони ей под ягодицы, приподнял ноги и медленно вошел в нее. Она укусила его плечо, сдерживая крик.
Они почти не двигались, наслаждаясь необычайным единением, и только в конце,
Вода, просачиваясь между телами, приносила прохладу и успокоенность. Он осторожно опустил ее на пол, и она обессиленно приникла к нему.
– Ну скажи, что у тебя никого не было после Ривьеры…
– Никого!
– Врешь, – вздохнула она, – ну и правильно. Я не хочу знать, был ли кто или нет, мне достаточно, что сейчас ты со мной. Выключи воду, я замерзла.
Сандерс закрутил кран. Виктория пошевелилась.
– Спину поцарапала, – пожаловалась она. – Ну что за любовь? Никаких удобств.
– Зато как романтично, – возразил Дик.
Он поднял полотенце и принялся вытирать ее, но она тут же отстранилась.
– Я сама. А то мне захочется продолжения. Отвернись.
Отвернувшись, он натянул пахнувшую потом одежду на мокрое тело. Людвига видно не было – наверное, все еще копался в глидере. Полубой как сидел в кресле, так и оставался неподвижным.
– Ты иди, – сказала Виктория, – я сейчас. А то Людвиг подумает что-нибудь.
– Наверняка подумает.
– Ну вот и иди.
Он медленно вернулся в «комнату». Присел на кровать. Ну ладно, нравилась ему эта женщина, но ведь многие нравились! Тем более что она никогда не согласится оставить работу и уехать с ним. И он не уедет с ней – что он будет делать там, на забытом богом Фионимаре? Скорее всего, в разведку его не возьмут – и что, сидеть без дела? Тем более что она королевских кровей, а он кто? Выбившийся в люди латинос, проложивший себе дорогу п'oтом и кровью, своей и чужой.
Он помотал головой, отбрасывая дурные мысли. Что будет, то и будет. Вот сделаем дело, тогда и посмотрим, как жить и с кем жить.
Заворочался Полубой, всхрапнул, потянулся и сел в кресле, моргая заспанными глазами.
– Где мисс Салливан?
– Сейчас подойдет, – буркнул Сандерс.
– А Людвиг?
– В глидере ковыряется. Когда выйдем?
– Под утро, – Полубой взглянул на часы, – часа через полтора.
Из глидера вылез Людвиг, вытирая руки грязной тряпкой, подошел, присел на стул.
– Вы дальше-то куда? – спросил он, стараясь не глядеть на Сандерса.
– В Развалины, – ответил Полубой. – Подбросишь?
– Само собой! Вы перекусите на дорогу – потом может и времени не быть. Развалины – это, брат… да! А я пойду соберу тачку. Малость подправил ее. Теперь как новая.
Полубой поднялся на ноги, огляделся недоуменно.
– А где моя майка? Последняя!
– Вот, я постирала – она вся в крови была. – Виктория неслышно приблизилась к ним, протягивая выстиранную майку.
Повисло молчание.
– Вот это да! – только и сказал Сандерс. Людвиг восхищенно присвистнул, Полубой покачал головой.
Виктория была в парадном мундире офицера флота Магдебурга. Серебрились витые погоны, аксельбант пересекал высокую грудь, туго перетянутая ремнем талия казалась невозможно тонкой, галифе с ярко-красными лампасами выгодно подчеркивали бедра. Общий вид несколько портили босые ноги с маленькими ступнями.
– Кто сказал, что военная форма идет только мужчинам? – спросил Людвиг, победно всех оглядывая.
– А ты что, босиком в Развалины пойдешь? – спросил Сандерс.
Людвиг полез под кровать, долго не появлялся и наконец вынырнул оттуда весь в пыли, но с довольным выражением лица.
– Ну-ка примерь, красавица! – Он протянул Виктории ботинки для хардболла с ребристым протектором и длинной шнуровкой на голени. – Должны быть в самый раз. Лет двадцать назад они были в большой моде. Я по пьяни купил, а потом гляжу – они на пять размеров меньше.
Виктория зашнуровала ботинки, притопнула.
– Годится. Спасибо, Людвиг. Ты мой самый любимый мужчина!
Старик крякнул, махнул рукой.
– Ладно, знаем мы, кто любимый, – вздохнув, сказал он и заковылял к машине.
Они быстро перекусили. Людвиг набил два рюкзака консервами. Время близилось к четырем утра.
– Ну, пора. – Полубой передал один рюкзак Сандерсу, второй взял сам.
Глидер уже ждал их с распахнутыми дверцами, покачиваясь на стояночной подушке. Полубой сел впереди, Сандерс с Викторией сзади. Людвиг захлопнул дверцы и дал двигателю тягу. Медленно, словно прощаясь, машина проплыла длинным ангаром. Едва выйдя за ворота, Людвиг добавил мощности, и глидер свечой взмыл в небо…
Кулак сокрушил чашку магдебургского фарфора в мелкие осколки.
– Как ушли?!! – заорал Герберт ван Хорн, с бешенством глядя в невозмутимое лицо начальника охраны.
– Один был ранен, его держали с двух сторон и спустились на двух антигравах, – спокойно ответил Алекс О’Доннел, – внизу их ждал глидер. Идентифицировать машину не удалось – либо краденая, либо из другого сектора.
– Где Уэйнстейн?
– Мы привели его. – О’Доннел подошел к двери, распахнул ее и подал знак.
Два боевика ввели Сеймура Уэйнстейна. По лицу его плавала бессмысленная улыбка, лицо было смятым, распущенным, будто лицевые мышцы полностью атрофировались. По подбородку обильно стекала слюна и падала на рубашку с мокрым пятном во всю грудь. В кабинете возник отчетливый запах фекалий и мочи.