Охота на орлов
Шрифт:
– С твоего разрешения, я пойду с моим опционом и двумя десятками солдат.
– Делай как считаешь нужным. Но обязательно перехвати наместника до того, как он въедет в лагерь. Его наверняка сопровождает свита, однако, учитывая, что он несется как демон, она будет небольшой. Дело может легко обернуться к худшему, а я не хочу нести ответственность за смерть императорского наследника. Мне и этого проклятого мятежа хватит.
Тулл невольно вздрогнул. Если Германика убьют, виновным объявят его, и тогда смертный приговор неизбежен. Погибшие солдаты останутся неотмщенными, а орел Восемнадцатого легиона так и не будет найден. Он расправил плечи.
– Я доставлю наместника к тебе, господин. Жизнью клянусь.
Идти по лагерю не в форме центуриона, притворяясь рядовым легионером, было непривычно. Тайный приезд с Фенестелой в Рим стал едва ли не единственным такого рода случаем. Тогда им потребовалась некоторая привычка, но риск не шел в сравнение с нынешним. Здесь, в лагере, полном солдат, Тулла не оставляло ощущение, что в нем едва ли не на каждом шагу узнают командира. На всякий случай он опустил на голову капюшон плаща и шел, глядя в землю, предоставив Пизону с товарищами выбирать маршрут. Под плащами они прятали мечи, но доспехов не надел никто – мятежники ими практически не пользовались, так что панцири сразу привлекали внимание.
По мере того как они продвигались в направлении северных ворот, Тулл посматривал по сторонам, наблюдая за происходящим. Ожидалось, что именно там, в районе северных ворот, появится Германик. На первый взгляд обстановка в лагере была спокойной. Палатки легионеров стояли на своих местах. Кое-где сохранились и боевые штандарты легионов. Правда, местами стройный армейский порядок нарушался. Тулл присмотрелся и понял, что б'oльшая часть палаток центурионов уничтожена. При более внимательном взгляде обнаружилось, что их либо разорвали в клочки, либо сожгли. Тут и там на земле виднелись темные, расплывшиеся пятна крови – свидетельства совершенных преступлений. Повсюду валялся мусор – разбитые амфоры из-под вина, осколки тарелок, кожура от сыра, сандалии с порванными ремнями; предметы из разграбленных командирских палаток – окованный железом сундук, лежащий на боку, не до конца скатанный дорогой ковер, массивная железная стойка с крючками для двух дюжин масляных ламп. Запах мочи и фекалий указывал на то, что некоторая часть легионеров перестала считать приоритетом посещение по нужде отхожих мест.
Если сам лагерь еще казался обычным, то населявшие его солдаты напоминали сброд. Мятежные легионеры бродили вдоль палаток или шлялись по главным улицам большими шумными группами. Многие были пьяны. Неуправляемые толпы двигались в том же направлении, что и Тулл с его людьми, и из подслушанных разговоров становилось понятно, что они хотят увидеть Германика и изложить ему свои требования.
Никто не обращал внимания на людей из отряда Тулла, и вскоре они достигли северных ворот, где образовалась очередь из желающих выйти за пределы лагеря. Солдаты передавали друг другу, что все должны собраться на парадном плацу как можно скорее, дабы Германик смог удостовериться в огромном численном превосходстве восставших. Тулл велел Пизону забраться на одну из сторожевых вышек у ворот. Вскоре легионер вернулся и сообщил:
– Центурион, приближается группа всадников. Они примерно в миле от лагеря.
– Похоже, это Германик. – Сердце заколотилось быстрее. Чутье подсказывало, что наместник может угодить в ловушку, и Тулл прикидывал, успеет ли встретить Германика до того, как тот окажется на плацу. С другой стороны, захочет ли наместник, известный своим решительным нравом, прислушаться к советам Тулла? Кроме того, поспешить навстречу Германику значило обнаружить перед мятежниками присутствие его, Тулла, отряда.
– Идем к помосту, – велел центурион Пизону и остальным легионерам. – Как можно быстрее. Старайтесь не смотреть в глаза окружающим.
Люди, стремящиеся к цели, всегда двигаются быстрее тех, у кого ее нет. Кроме того, солдаты Тулла в отличие от мятежных легионеров были трезвы. Просочившись группами сквозь толпу, они собрались у невысокого помоста, на который во время смотров и парадов поднимались старшие командиры. Несколько пьяных скандалистов попытались зацепить солдат Тулла, но их обошли стороной, не вступая в ссору. Центурион приказал своим людям не подходить вплотную к помосту, потому что там уже стояли Костистый, Толстоносый и близнецы. Окружавшие их мятежники были трезвы и, казалось, готовы к возможным неприятностям.
Все ждали появления Германика. Казалось, время остановилось. Тулл старался не поднимать головы, говорил мало, но чутко ловил каждый звук. Его приятно удивило, что вера в справедливость своих требований сочеталась у восставших с искренней преданностью Германику. Еще он отметил для себя, что вожди мятежников не стали подниматься на помост, оставив его свободным для наместника.
– Он даст нам то, чего мы хотим, – высказал свое мнение легионер с тяжелой челюстью, стоявший справа от Тулла.
– Точно, – согласился его товарищ с лицом, которое казалось вдвое уже, чем физиономия первого. – Германик – честный человек и прекрасный военачальник, это каждый знает.
– Он даст то, что принадлежит нам по праву, – громко заявил Толстоносый. – А иначе я ему не позавидую.
– В этом нет нужды, – возразил легионер с тяжелой челюстью, но б'oльшая часть стоявших поблизости солдат поддержали Толстоносого.
Тулл бросил на Фенестелу, стоявшего в нескольких шагах слева, многозначительный взгляд. «Дело может плохо обернуться», – произнес он одними губами. «Я готов, – беззвучно ответил Фенестела, – люди тоже». Тулл склонил голову, потом пощупал рукоять меча под плащом, проверяя, удобно ли тот расположен на поясе. Оставалось только молиться. Тулл нечасто обращался к богам, но в трудные, как этот, моменты молитва помогала почувствовать себя уверенней. «Фортуна, великая богиня, – попросил он, – сохрани этих людей в спокойствии, а моих солдат живыми. Пусть Германик скажет, что нужно, и с миром покинет это место».
– Идет! – донеслись голоса со стороны дороги, ведущей к северным воротам. По толпе прокатилась волна возбуждения. Люди толкались и наваливались друг на друга, чтобы увидеть наместника, и Тулл вместе с ними. С приближением Германика толпа растянулась и поредела. Что характерно, мятежники и не попытались представить себя наместнику в достойном виде или организовать нечто вроде почетного караула.
Высокий и представительный, в поле зрения появился Германик. Голова его была обнажена, взгляд суров, дорогие доспехи ослепительно блистали. По толпе пронесся коллективный вздох восхищения. Наместника сопровождали три человека – два кавалериста и штабной командир. «Смелости ему не занимать – явиться в такое место с крошечным эскортом», – подумал Тулл, не в первый уже раз проникаясь восхищением к этому человеку. Другое дело, можно ли считать такое поведение благоразумным и мудрым? Воздух над плацем сочился тревогой и опасностью. Оставалось только надеяться, что прославленная отвага и ораторское искусство наместника помогут ему остаться в живых – если же дело повернется к худшему, одних людей Тулла просто не хватит.
– Где ваши штандарты, солдаты Рима? – громогласно вопросил Германик, возвышавшийся благодаря своему огромному росту над окружающими легионерами. Поднявшись на помост, он выглядел настоящим великаном. Эскорт остался внизу. – Я хочу видеть штандарты, хочу знать, с какими частями и подразделениями говорю.
– Мы достаточно хорошо слышим тебя и без штандартов, – дрожащим от злобы голосом возразил Костистый.
Германик не уступил.
– Поднимите ваши штандарты, – крикнул он. – Ведь вы гордитесь своими частями?