Охота на президентов или Жизнь №8

Петухов Юрий Дмитриевич

— Спасибо, — поблагодарил я невольно, забыв про все ихние «сэнкью-тэнкъю».

— Суха спасип гвотка длать! — ответил он, скаля прокуренные зубы с дичайшим акцентом. И спросил: — Фром Раша?

Я кивнул. Нина улыбнулась, мол, Раша, Раша.

— Айм тоша русски, бывша русски!

— Бывших русских не бывает, — возразил я и тут же получил локтем в бок. Ладно, в следующий раз я её и поставлю с краю, отпихиваться своими локтями от этих гадов. Нина вообще всё время мне запрещала громко ругаться и кричать по-русски. Везде имелись уши… и, в общем-то, она была права. Я хорошо помнил двух немчиков, с которыми учился сто лет назад на одном факультете, они всё время орали, особенно меня тошнило от их оглушительных «йа!! йа!!!» Мне не хотелось быть похожим на тех обалдуев.

Но я не всегда сдерживался. — Бывших русских не бывает! А глотку можно и промочить…

Я знал, что в Штатах лишь в одной забегаловке из ста можно заказать спиртное. Лицензия на пойло должна висеть у дверей заведения… В отличие от запьянцовской Россиянии здесь запрещалось спаивать народонаселение в тотальных масштабах — полусухой зкон! Надо было искать соответствующее зведение…

— Меня зовут Стэн, — сказал наш спаситель. Был он седоватый, лысоватый, высокий, с умным, но малость помятым лицом и серыми грустными глазами. Таких здесь встречалось немного. И его вполне можно было бы принять за русского. Вот только выражение на этом почти русском лице было местное. Такие выражения быстро прилипают и превращаются в маску. Его можно было принять и за безработного. В этой Заокеании две трети жителей болтались по улицам и получали пособия У нас не было ничего общего. Кроме наших корней. Но этого вполне хватало.

— Я специально приехал во Фриско, — сказал он, когда мы уселись в зачуханной китайской харчевне, где клиентам наливали чуть ли не из-под полы. — Котиков покормить, андэстэнд?

Мы говорили на жуткой смеси русского и препоганеи-шего с нашей стороны инглиша. Но понимали друг друга очень хорошо. Тогда я не знал, кто такой Стэн, и раскрывал душу нараспашку. Собственно говоря, иначе я и н^ умеаааааал. А ведь именно тогда он уже получил своё задание и просто отдыхал перед отправкой на «историческую родину». Платил каждый за себя, как было принято у аборигенов. Стэн пил. Я смотрел. Нина ела. Ноги гудели, и нам нужна была маленькая передышка перед очередным рывком, ведь я ещё собирался сплавать на знаменитый Алькатрац, этот остров-тюрьму, где когда-то держали аж самого Аль-Капоне (самую главную достопримечательность Штатов), а потом пробежаться через залив по длиннющему Голден-Гейт-бриджу, который называли «золотым», а на самом деле он был густокрасным, можно сказать, красно-коричневым. Но я не мог пропустить Стэна — русские в Штатах, за этим я и ехал сюда, не только за этим, но и…. Восемьдесят процентов русских в этой обетованной земле были евреями. Господь их храни! Но Стэн точно был русским.

— Мой дед…

Дед-белогвардеец, подлинная белая кость, голубая кровь, это находка! Русских слишком долго и очень старательно уничтожали, нынче они на вес золота… голд! впрочем, об этом мало кто знает и всем нет до этого дела.

Моим писательским делом было вытянуть из него ду. шу — да на три поколения назад. Русские везде разные: в Париже одни, в Ницце другие, на улице Хэрри в Сан-Франциско совсем третьи. А Стэну было интересно, какие они, эти «красные» туземцы, к которым он собирается в гости большим белым господином. Может, он и впрямь был «бывшим русским». Я успел прогуляться по Голден-гейту. Назад, с того берега возвращался во мраке, лишь несущиеся навстречу машины слепили фарами, а под ногами было триста метров мрака… В этой тьме я вдруг вспомнил, что видел Стэна раньше. В Яме. Есть такое местечко вокруг Мёртвого моря. Я видел его в Эн-геди, в холле роскошного пятизвёздочного отеля. Я сидел там с одним стариком-евреем, который родился в русском Харбине, мотался по свету, а потом на «фантоме» сбивал наши «миги» во время Семидневной войны. Старик был матёрый, называл себя Бобом, хотя по-настоящему звали его то ли Борис, то ли Борух. Он сбивал арабов. И я не мог его упрекнуть… Он защищал свою родину… А теперь он управлял хором русской песни, самодеятельным, местным хором, в котором пели беженцы из Союза, из сов-деповско-демократической Россиянии, он был единственным порождением той, настоящей державы, что и Харбин делала русским градом… Когда он сам затянул «Степь да степь кругом…» в том же сверкающем холле, душа моя раскисла и потянуло меня в «берёзовые сини» из этой ямы с мутным свинцовым воздухом… Да, я вспомнил помятое лицо с серыми печальными глазами. По-моему, они и пришли вместе… Впрочем, это было неважно. Важно, что в той китайской забегаловке я пригласил Стэна в Москву, даже дал ему свой телефон…

Это он и рассказывал мне потом про «рядового второго класса», про свои сны и сволочей из «конторы»… это он плакался спьяну, что дед его обманул и что дым, хлам и мусор отечества вызывает в нём приступы тошноты. Я сочувствовал Стэну и не донимал его… сам поймёт, что мать надо любить не только в парче да злате, но и в рубище. Душу изливал… а сам «жучков» ставил… ну, может, не сам, может подручные, какая разница.

— Возьми себя в руки, — потребовал Стэн из трубки. — Это были учения! Все дивизии, все самолёты ещё ночью вылетели назад, пока ваши проститутки свой марафон крутили и им на пиво собирали…

— Правда? — переспросил я его совсем по-детски.

— А что за резон их держать, Юра, — пояснил Стэн, — ты думаешь, у нас деньги не умеют считать? Наши парни привыкли к комфорту, каждый в день обходится по три тыщи баксов плюс техника, горючее… А на хера тратить, когда ваши справляются задаром?!

— Кто наши? — переспросил я, стягивая петлю.

— Администрация ваша, колониальная… Да, ладно, не горюй вот примем в альянс новых членов, тогда и пришлём вам «лесных братьев» да «стрелков латышских», ха-ха! — юмор был чёрный. Но другого явно не было. — Шучу! Сами управитесь! Мне тут доложили, что ваши за ночь по Россиянии полтора миллиона русских фашистов, нацболов и скинхедов выловили. Уже и лагерь оборудовали, на Медвежьем острове, спиралькой обложили, туда и загонят до отмены моратория…

— Какого ещё моратория? — спросил я, спрыгивая со стола и направляясь к двери.

— Какого? У нас смертную казнь не отменяли… так что сам подумай, какого! Это у вас — гуляй не хочу!

Я поглядел в «глазок». За дверью стояли четыре бугая из «беты», в камуфляже и с гранатомётами. Значит, и эти уже работали на Стэна. Шустрый. Впрочем, он тут не причем, нынче все работали или на Заокеанию, или на Альянс, или на мафию. Стэн сам был простым администратором, которому выпал чёрный жребий — ведь были же колонии и потеплее и поспокойней этой!

Мне вдруг страшно захотелось рассказать Стэну про Кешин заказ. Я подумал, что он помог бы нам справиться наконец с этой неразрешимой проблемой… Нет! Только не это! Ведь его, Стэна, и направили сюда, чтобы защищать этих кукольных назначенцев да дергать их за верёвочки, он им и папа Карло, и Карабас-Барабас.

— Ну, ладно, — прошелестел Стэн в трубке напоследок, — больше не дури, вечером заеду, будем водку пить…

Вечером я ему сказал.

— А ты знаешь, почему именно тебя послали сюда?

— Я лучший… — без тени сомнения ответил он.

— Нет, ты не лучший, ты просто нужный… Когда им было нужно занять всю Азию и Восточную Европу, они руками таких же нужных спецарей раздолбали нью-йоркских близнецов…

— Врёшь! — он выскочил из кресла. Но я не собирался ни драться, ни спорить с ним.

— Нет, не вру. А теперь им нужно, чтобы по ним из Россиянии шарахнули, понял? Лицо у него вытянулось и побледнело.

— А кто тут может шарахнуть, подумай сам? Эти генеральные президентии и федеральные генералиссимусы? Хрена вам, у них у самих виллы и счета там, на западе, они их шарахать не станут… да и кнопка-то нынче у твоей «комиссии по разоружению Россиянии», у тебя, Стэн… Или ты её вернёшь этому мальчугану Карапутину?

— Не верну… — сипло выдавил Стэн, — этому тинэйдже-ру только с писаками воевать… опять Апельсинова посадил! Рядовым второго класса ядерные кнопки не дают…

— Только ты можешь долбануть по Штатам… только ты! Он стоял и, молча, запрокинув голову пил «Гжелку» из горлышка, бутылка пустела на глазах: я смотрел и понимал, бывших русских не бывает.

— Ты понял в какое дерьмо они тебя посадили?

— Мне не давали такого приказа! — наконец выдавил он.

— А таких приказов и не дают. Тут рассчет на сообразительность… А кто плохо соображает…