Охота на Роммеля
Шрифт:
Мой сержант Хэммонд получил серьезную травму, когда ему на руки упала крышка люка. Его эвакуировали в тыл, а взамен прислали капрала по фамилии Пиз. Он влился в наш отряд вместе со своим экипажем и танком А-13. Пиз раньше служил в Пятом королевском полку и был так называемым «старичком», но мы с ним не имели проблем в общении. Командиром эскадрона назначили капитана Патрика Маккоги, которого я знал по Магдалене, — прекрасный парень и выдающийся бегун на четверть мили, занявший шестое место на играх Содружества в 1938 году.
На рассвете наш батальон бросили на помощь 150-му пехотному полку и танковой бригаде Первой армии, которые отбивались от 90-й моторизированной дивизии немцев. Бои шли среди минных полей близ опорного пункта «Рыцарский мост» у Бир-Хачейма.
Бир-Хачейм пал. 15-я и 21-я танковые дивизии стремительно обходили нас с двух сторон. С этого момента началось отступление. Оно продолжалось до тех пор, пока Роммель не постучал в ворота Александрии.
В кино всегда показывают, что первыми в атаку идут вражеские танки. В реальном сражении все происходило иначе. Сначала появлялись передовые пехотные отряды на мотоциклах с колясками. За ними выдвигались бронемашины — четырех- и восьмиколесные SdKfz-222 и SdKfz-234, которые служили заслоном для танков и уничтожали небольшие пешие отряды и обычный транспорт. Затем на грузовиках и бронетранспортерах подъезжала мотопехота. Ее роль в Африканском корпусе заключалась в истреблении наших орудийных расчетов — противотанковых орудий, артиллерии и эшелонных машин. Кроме того, моторизированная пехота защищала противотанковые самоходки Рak-38 и длинноствольные 88-мм орудия. Они возвышались на десять футов над уровнем пустыни. Орудийный расчет состоял из семи человек. Услышав один раз ухания «Восемь-восемь», вы уже никогда не забывали этот жуткий звук. Первоначально 88-мм орудия задумывались в качестве зениток, предназначенных для противовоздушной обороны. Пушка «Восемь-восемь» отличалась высокой скоростью стрельбы. Она пробивала 150-мм броню на расстоянии двух тысяч ярдов. Самая толстая сталь, которую мы имели на тяжелых «Матильдах», не превышала ста миллиметров. «Восемь-восемь» подбивала «Крусейдер» с одного выстрела на расстоянии полутора миль. Дальность выстрелов наших «голубчиков» и «крестоносцев» достигала примерно полтысячи ярдов. Итак, после мотопехоты появлялись «Паки» и «88». Какое-то время они окапывались, используя для прикрытия холмы и складки местности. И вот только тогда вы могли увидеть «панцеры».
Мы, новички, уже знали это. Нас обучили такой тактике, и мы знакомились с ней во время полевых учений. Но чтобы действительно понять сноровку немцев, нам потребовалось нечто большее, чем тактические занятия. Через два дня после отступления из Эль-Адема в холмистой местности к западу от Бир-эль-Губи мой передовой отряд из четырех танков обогнал батальон и поднялся на склон холма, чтобы осмотреть территорию за этой естественной преградой. Внезапно наш левый «Крусейдер» (А-13 капрала Пиза) заметил два немецких Т-II, пытавшихся скрыться от нас. Самым уязвимым местом танка является корма. Мы не могли упустить такой возможности и бросились за немцами, как псы за лисицами. Вверх и через гребень холма! Едва мы спустились на сотню футов вниз по его противоположному склону, два наших танка были подбиты и потеряли траки. Экипажи сильно обгорели. Пока мы снимали их с брони, снаряды из вольфрамовой стали шлепали по неподвижным корпусам, словно градины в бурю. Мой танк был прошит насквозь в нескольких местах, но оставался на ходу. Мы даже не увидели «Восемь-восемь», обстрелявшую нас. Быстро развернувшись и бросив на песчаном склоне подбитый «Крусейдер» и дымившийся «Хони», уцелевшие машины моего отряда «захромали» прямиком в ремонтную часть. Посмотрев назад, я увидел командира Т-II на башне танка. Он махал нам рукой на прощание.
Следующие пять дней наши полки и эскадроны вели бои, которые позже были названы историками «битвой при Эль-Адеме». Для нас эта битва выглядела как несколько изолированных, непонятных и незавершенных стычек. Нам приказали сформировать бригаду и занять позицию, которую враг намеревался атаковать в ближайшее время. Мы на предельной скорости помчались в заданную точку и заняли ее. Но враг не появился. Несколько часов мы жарились на солнцепеке и окапывались за линией холмов вместе с другими эскадронами, прикрывавшими фланги. Машины из штаба и эшелона «Б» гоняли в тыл и обратно. Внезапно в наушниках прозвучал приказ отходить на соседнюю высоту, потому что немецкие колонны быстрым маршем заходили к нам в тыл. Мы в безумной суматохе оставили позицию, примчались к новой высоте и снова оказались в гордом одиночестве.
Вот типичный четвертый день отступления, реконструированный по записям моего дневника:
— Джама-один вызывает всех Джама. Друзья сообщили о вражеских танках. Код четыре-ноль. Приближаются с юго-запада на расстоянии код три-ноль-ноль-ноль.
Голос капитана в наушниках едва прорывается через треск помех. «Друзьями» он называет наш передовой заслон.
— Приказываю. Третьему (он имеет в виду мой отряд) взять широкий обзор, но не высовываться, пока все машины не выйдут на линию. Остальным повторять мои маневры. Теперь вперед! И слушайте приказы! До связи.
Наш отряд из четырех машин (только что вернувшихся из ремонтной части) выдвигается в направлении противника. Полдень. Жаркое марево снижает видимость до тысячи ярдов. Мы перебираемся через первую линию холмов и рассредотачиваемся с интервалами в триста ярдов — один танк впереди, два на флангах, четвертый страхует. Позади, в пятистах ярдах от нас, капитан Маккоги готовит эскадрон к атаке. Сам он в центре тыловой группы. Через наушники я слышу, как он руководит отрядами и рапортует в полк о том, что впереди видны бронемашины. Мы не знали тогда, что немцы прослушивали наши переговоры. Они использовали на передовой грузовики с пеленгаторами, а их радисты понимали английский не хуже нас и определяли по голосам не только наших командиров эскадронов, но и командиров отрядов. Естественно, они сообщили о наших маневрах той колонне «панцеров», которая двигались на нас. Из штаба нашего батальона пришел приказ: врага остановить любой ценой.
— Я Джама, вызываю Джама-три. Продолжай движение. Сообщай обо всем, что увидишь. Конец связи.
Это он нам. Я трясусь и подскакиваю в куполе, взгромоздившись на брезентовое откидное сиденье. Одно колено упирается в небольшую полку, на которой лежат ручные гранаты, запасной бинокль и четыре книги, которые я читаю в минуты отдыха. Второе колено прижато к боковине затворного предохранителя нашей 74-мм пушки. Я приказываю капралу Пизу, который находится впереди, продвинуться еше на сотню ярдов. Мы держим скорость пять миль в час. Мои глаза прижаты к оптике. Качка, как на ялике в море. Пахнет соляркой и машинным маслом. Поверхность башни так нагрелась на солнце, что жжет локти через рубашку. Внутри танка температура в три раза выше, чем снаружи.
Наконец, я увидел наших «друзей» — два бронеавтомобиля 3KDG (Третьего эскадрона Королевской гвардии драгун). Они несутся к нам, то появляясь на вершинах холмов, то пропадая в ложбинах. Словно водяные жуки на волнах. Иногда я с трудом различаю машины в шлейфах поднятой пыли. Но мне знакомы их контуры. Нас недаром учили долгие месяцы. Я стараюсь быть умелым командиром танка, хотя пока мне редко это удается. Я делаю лишь пятьдесят процентов того, что нужно в идеале. Навыки врага на порядок выше наших — как в тактике, так и в снаряжении. Мы знаем свои слабости, поэтому равняемся на немцев. Я не чувствую страха; для эмоций в бою не хватает времени; слишком большая концентрация внимания требуется для управления танком. Однако я осознаю свои недостатки, малую мощность нашего оружия, ошибки экипажа и штабного руководства. Это неприятное чувство.
Впереди показался длинный холм с ложбиной, в которую может пройти танк. Так мы не будем заметны на фоне неба. Я приказываю Пизу перейти на фланг, а сам занимаю его место.
— Водитель, стой!
Теперь у меня появился обзор. Ветер отогнал дымку марева на юге. Внутри танка температура 110 градусов по Фаренгейту. Через оптику я вижу две полоски пыли, заходящие к нам во фланг на юго-востоке. Первая полоска — это танки; вторая в пяти милях позади — эшелонный транспорт (грузовики с горючим и амуницией).