Охота на русалку
Шрифт:
— Она бывшая путанка. Скорее всего брали б натурой. Может, один ее тянул бы, а может, все. Кто знает? Но на халяву не проскочила б, это точно! Лелька никому из них родней не приходится, а значит, отмылиться от налога шансов нет. Все равно будут с нее брать…
Ни Тонька, ни Игорь не могли предположить, что Лелька, потеряв весь страх, сама пойдет к крутым.
Когда-то в путанках она обслуживала их, знала, где живут, была знакома с иными накоротке. Да, некоторые из бандюг отбывали сроки в зонах, на их место пришли другие, кого-то из своих крутые убрали сами. Но главари оставались прежними. И Лелька, никому
Баба шла по улице, озираясь по сторонам. Никого из знакомых не приметила.
«Да кого я боюсь? Чего опасаюсь? Уже мужика порезали. Ждать, пока с сыном что-нибудь утворят ублюдки или саму прикончат в подворотне? У Женьки вон сколько друзей было, а случилась беда, и где они? Хоть бы один вступился. Даже не позвонили, не спросили, как он там? Зато он им помогал, лопух безмозглый!» — досадует Лелька, входя в подъезд, где жил главарь одной из банд города — Вовка Сыч. Его она знала давно, с ним много раз встречалась в притоне накоротке.
Вовка слыл бесшабашным драчливым выпивохой. Он под настроение мог озолотить угодившую ему блядешку. Умел и высмеять едко, и опозорить, если девка оказалась равнодушной и не сумела растормошить и приласкать его.
Сыча любили и боялись. Он был непредсказуем во всем, как дикий январский буран. Но иногда он пребывал в лирическом настроении, и тогда от него можно было добиться многого. На это и рассчитывала Лелька.
Едва ей открыли дверь, она поняла, что пришла некстати.
На всю мощность орал музыкальный центр. От его воя дрожали стекла в окнах. Попойка была в разгаре. Самые отмороженные из банды мужики уже успели отменно ужраться и заставляли двух путанок сбацать на столе. Те, тощие, неоформившиеся, стыдились своей незрелости и не решались на стриптиз. Ну что за кайф видеть вместо женских ног две вермишелины, кривые и волосатые. Вместо грудей — два прыщика, смешно примерять даже нулевой лифчик. О заднице и говорить не стоило, ее по трезвой не увидеть, по пьянке и вовсе не разглядеть. Вместо волос — детский пух. Ну куда с таким стриптиз? Да еще на столе у крутых! Через минуту сдернут со стола и, назвав десантом мандавошек, выкинут отсюда вон.
Хорошо, если через двери выпустят. Случалось, выбрасывали в окно. Обо всем этом малолетние путанки были наслышаны. Но хотелось жрать и что-то заработать. Последнее пересилило страх.
И в тот момент, когда девчонок собрались вытряхивать из тряпок, позвонила Лелька.
— Привет! — вошла она в комнату уверенно.
— О-о-о! Сама Русалка возникла!
— Братва! Да это ж своя в жопу!
— Мужики! Теперь будет задираловка! Сама Лелька объявилась! С ней не соскучишься!
— Тихо вы! Чего загоношились? Я к Володе! С ним хочу потарахтеть!
Подошла к Сычу, присела на колени и, погладив небритую толстую физиономию, предложила тихо:
— Поговорим, зайчик?
— Сегодня мы отдыхаем от всех дел. Но ради тебя пойду на что хочешь. Идем, моя Русалка! — Ухватил Лельку и повел в другую комнату.
Сыч прикрыл двери и, указав гостье на постель, велел раздеться.
— Вовка! Сначала разговор!
— Кто тут хозяин? Потрекать успеем. Куй хуй, пока стоит.
Вылез из брюк. Бабу грубо уронил в постель.
— Ну к чему
Лелька знала норов Сыча. Попробуй она дернись, попытайся поперечить, он не моргнув глазом выкинет ее с пятого этажа. Она терпела все молча. Сыч развлекался с Лелькой как хотел. Ему было плевать, что их снимали на камеру и на фото его же крутые. Когда баба сказала о том Вове, тот расхохотался и предупредил:
— Корефаны, вот это называется «ласточка», увековечьте для моей старости!
Крутнул бабу над собой. Даже Лелька, видавшая виды, испугалась. А Сыч хохотал:
— В натуре знай наших, крошка! Я тебя измотаю, я тебя и покатаю! Такого трюка твой задохлый козел в глаза не видел, а уж проделать и подавно не сумеет. Жидкий он.
Обычно Сыч подолгу не прыгал на бабах. Но тут превзошел самого себя. Баба уже устала, а Вовка и не думал покидать ее.
— Володька! Я поговорить пришла, — напомнила баба.
— Трекай! Чего хошь?
— Оставьте меня в покое!
— Это ты насчет налога?
— Да!
— Ну, зараза! Так и знал! — Вдавил бабу в постель с ушами. И задал такое, что Лелька взвыла:
— Больно, Вовка! Слышь, чумовой?
— Молчи! Тебе больно? А мне терять не обидно?
— Иль еще не получил свое? — деланно обиделась Лелька, попыталась спихнуть с себя Сыча.
— Куда? Не рыпайся! А то как вломлю! — И ущипнул бабу так, что взвыла:
— Ненормальный! Паскуда!
— Захлопнись! Ты за тем и возникла! Вот и получи сполна. У твоего вместо хера гнилая морковка! Ему по соплям вмазали, он затрещал как баба! На помощь звал! Кого? Мы сами умеем справиться, и ему доказали, но слегка. Когда пропердится, потрекаем всерьез!
— Как? А я зачем с тобой трахаюсь? На халяву? — возмутилась Лелька.
— Я не звал. Ты сама захотела и принесла себя с доставкой на дом!
— Козел!
— Бузишь, блядешка! Сейчас отдам тебя пацанам. Пусть потешаться. Она хоть и старая, твоя транда, но на ночь сойдет, если свет не включать!
— Сыч! На тебя и твоих крутых всегда сыщутся другие. Я поговорить хотела. А ты что? — рассвирепела баба и попыталась спихнуть Володьку всерьез.
— Ну, Леля, в натуре ты меня достала! Эй, пацаны, вали сюда! Забирайте метелку! Дарю вам на ночь. Отводите хер и душу. Я спать пошел!
Лелька попыталась найти свою одежду, разбросанную по постели. Но куда там? Ее мигом выгребли три пары рук и, щупая, тиская, пощипывая на ходу, поволокли в маленькую темную комнату, разложили на полу и тешились бабой кто куда и сколько хотел. В этой комнате не было окна. Лишь дверь, закрывающаяся наглухо. В этой комнате лишали девственности всех городских гордячек. Выйти отсюда добровольно, своими ногами, не удалось ни одной.
— Смачная телка! — схватил ее кто-то за зад.
— Староватая! — сдавила грудь чья-то ладонь.
— Кайфовая бабенка! Давай развернем на бок! Вдвоем веселее! — предложил другой хрипло.
— Ну, поехали!
Лелька заорала от боли.
— Заткнись! — зажали рот. Баба выворачивалась, выкручивалась, отталкивала, ее били, держали за руки и ноги, насиловали жестоко.
— Пяль курву! Ишь, сука! Кусаться вздумала.
— Вломи ей!
Лелька стонет, но это лишь раззадоривает крутых.