Охота на сурков

Бехер Ульрих

А сколько длилась агония доктора медицины Максима Гропшейда, врача бедняков с улицы Ластенштрассе в Граце?

Он поджидал меня у самого острого угла огороженного парка, а потом побрел рядом, подошел ко мне ближе, чем все другие, беззвучно ступая надполого спускавшейся лесной дорогой, освещенной Млечным Путем, белый, словно шампиньон, и к тому же наголо обритый (стало быть, после поступления полумертвого доктора в Дахау они еще потащили свою жертву к лагерному цирюльнику!); на Гропшейде болталась арестантская одежда, серовато-белая с белыми же полосами, на бледных губах играла зловеще таинственная и вместе с тем знакомая усмешка, в которой можно было прочесть… да, можно было:-«Жаль, Требла, что мне не положено замечать тебя, ведь я сплю, бреду, как сомнамбула, сплю». Из его лба торчал, словно белый изогнутый рог, охотничий нож.

Сколько времени могла длиться агония Максима? Сколько часов?

Все перестало казаться мне «таинственным

и ужасным» — это было невыносимо; я больше не смотрел на него.

Галлюцинации вышедшего в тираж бунтаря-австрияка?

В эту ночь на пути домой меня охраняли мертвецы.

3

От Полы к Пине. Кто бы мог подумать?

Пунтрашинья. Путник вспомнил: таково ретороманское название Понтрезины; с колокольни приходской церкви донеслись два удара, пробило два часа ночи; можно не сомневаться, что путник-лунатик почти неслышно крался по лестнице в здание почты. Он тихо толкнул дверь комнаты для приезжих, которая вот уже месяц была его «кабинетом» и которую он намеревался освободить как раз сегодня. У стены стояла раскрытая постель, в этом было что-то необычное; в портативном «ремингтоне» торчал лист бумаги: «НЕ СЕРДИСЬ НА МЕНЯ ЗА ТО, ЧТО Я, КАК МЫ ДОГОВОРИЛИСЬ, ПОСТЕЛИЛА ТЕБЕ ЗДЕСЬ, НО МНЕ СЕЙЧАС НАДО МНОГО СПАТЬ. ЕСЛИ ТЫ ВООБЩЕ ПРИДЕШЬ ДОМОЙ, ЖЕЛАЮ ТЕБЕ ХОРОШО ОТДОХНУТЬ, ДОРОГОЙ МОЙ БРАТЕЦ, ТЫ ЭТО ЗАСЛУЖИЛ. К…» После буквы «К» — точки. Чем была вызвана эта записка? Неужели только тем, что К. узнала: официантке Пине, девушке из Вальтеллины с меланхоличным «римским» взглядом, внушили, что господин приехал сюда лечиться от аллергии не со своей законной супругой, а со сводной сестрой? Дверь, соединявшая комнаты, оказалась запертой. Странно! Ксана почти никогда не запирала ни дверей, ни чемоданов. После всех передряг туннеля ужасов в минувший понедельник путник остро нуждался в отдыхе, а посему надо было тихо принять душ и смириться с тем, что ему постелили здесь. Он и впрямь принял душ, однако уже в три часа утра, то есть во вторник, 21 июня, в тот день, когда началось первое лето Великогерманского рейха, беглец из рейха стоял у фонтанчика перед отелем «Мортерач». Ночь все еще длилась, луна светила, ни один петух не прокукарекал, стало быть, путник-лунатик был по-прежнему путником-лунатиком. У фонтанчика перед «Мортерачем» не было слышно коровьих колокольчиков, только вода тихо плескалась, напевая свою нескончаемую песнь, звучавшую в эту ночную пору веселей, чем днем, хотя и более вяло, в этом она была похожа на путника. Внезапно раздался размеренный стук подбитых гвоздями башмаков. Два навьюченных поклажей проводника из тех, кого частенько можно было увидеть в экскурсионном бюро, тяжело ступая, поднимались на Бернину, оба попыхивали трубочками не спеша, обстоятельно. Ночь была светлая, и они оглядели человека у фонтанчика, спокойно, но с некоторым недоверием.

— Sal"u [317] .

— Sal"u.

Чуть косолапя, ставя внутрь носки башмаков с налипшей грязью, они постепенно удалялись, перебрасываясь словами на своем ретороманском языке, — видимо, они говорили о выстреле, оборвавшем молодую жизнь Ленца Цбраджена из Санк-Морица. Ужасная история! «А правда ли, что в ней замешан тот тип у фонтанчика?» Нет, почти невероятно, что обо всем этом могли узнать проводники, если уже в силу своей профессии они ложились спать с курами. Как бы там ни было, но путник вновь вспомнил цепь прежних своих рассуждений, роковых рас-суждений; он видел слишком много мертвецов, а в таких случаях просыпается жажда развлечений. Путник знал, где живет Пина. Не сделать ли попытку влезть к ней в окно, так сказать, «приокниться»?

317

Привет (ретороманск.).

Он пошел вниз по длинной наружной лестнице вдоль стены гостиницы, прилепившейся к склону горы; запоздавшая летучая мышь хоть и вслепую, но совершенно безошибочно «запеленговала» крупную моль, которая лихорадочно вилась вокруг единственной лампочки на этой наружной лестнице — и вот уже летучая мышь утащила свою добычу (и с сурками и с летучими мышами это случается). Путнику-лунатику пришло в голову сравнить себя с этой загулявшей допоздна летучей мышью. Кстати, когда он в последний раз видел адвоката, летучая мышь тоже охотилась где-то поблизости, да и когда он, в полнолуние стоя у руин башни «Спаньола», обнажил мраморную грудь Пины, вокруг кружила целая стая этих ночных тварей.

«Tanti pipistrelli» [318] , — сказала Пина тогда.

Разве она не сообщила ему, что живет одна-одинешенька у подножия наружной лестницы отеля, в первой комнатушке? Спустившись почти так же бесшумно, как летучая мышь, ou свернул на асфальтовую дорожку, над которой висели длинные веревки для сушки белья и вдоль которой шел ряд узких деревянных дверей с окошками (слишком узкими, чтобы влезть в них)

да еще с ребристыми ставнями; на окошке, расположенном ближе к лестнице, ставни были полуоткрыты. Из тьмы комнаты доносилось жирное тиканье дешевого будильника.

318

Много летучих мышей (итал.).

— Пина…

Внутри раздался негромкий возглас и прерывистый шепот внезапно разбуженной женщины.

— Chi va l`a?[ 319]

— Un vecchio pipistrello[ 320] .

Опять отчетливо послышалось жирное тиканье будильника «тик-так». А потом женский голос произнес:

— Chi? Che cosa?[ 321]

Ночной путник собрал весь свой запас итальянских слов.

— Il vecchio pipistrello aspetta fuori alla porta[ 322] .

319

Кто это? (итал.)

320

Старая летучая мышь (итал.).

321

Кто? В чем дело? (итал.)

322

Старая летучая мышь ждет за дверью (итал.).

— Come-e? [323] — Мирный шепот перешел в негодующее шипение.

Путник еще раз повторил, что «старая летучая мышь» ждет у двери. Изнутри донеслось шарканье шлепанцев, и в узком оконце появилась мраморно-бледная Пина — ее лицо и ночная рубашка казались высеченными из одного куска. Точно так же как черные волосы и грубый гребень, которым она их расчесывала, точно так же как и глаза девушки, смотревшие на путника отнюдь не ласково. (Уже достаточно рассвело, чтобы это заметить.)

323

Что? (итал.)

— О Альберто! — Ее слова также прозвучали отнюдь не ласково. — La luna `e oggi molto pi`u magra, non `e vero?[ 324] — Попытка путника облагородить свою операцию по «приокнению» болтовней о «старой летучей мыши» и о тощей луне не удалась; Пина даже не сочла нужным ответить «летучей мыши» на своем родном языке.

— Идите лечь постель. Я должен через двух часов уже восстать, Пина хочу спать.

— Разве Пина уже не перешла на «ты» со старым летучим мышонком?

324

Сегодня луна гораздо более ущербная, правда? (итал.)

— Иди ты лечь спать.

Ребристая ставня закрылась изнутри, и шепот собеседников походил теперь на шепот в церковной исповедальне.

— Non posso entrare?[ 325]

— Нет, иди в домой, иначе три прислуга от кухню, который спят рядом, просыпайсь.

— Если ты меня впустишь, девушки не проснутся. У тебя в комнате я буду вести себя тише, чем летучая мышь.

— Летай домой, pipistrello. Иди спайть к твоей сестра. — Ее шепот звучал сердито.

325

Можно мне войти? (итал.)

— Я сплю один.

— Не мой дело. Можешь спайть с твой красивый сестра, но может быть, commissario[ 326] Мавень это не очень нравится.

— О чем ты говоришь?

— Может быть, полиция отвозийт тебя в воскресенье в Самедан, потому что ты есть incestuoso. Потому что ты сделайть… Come si dice in tedesco[ 327] … Крово… Крово… смешение…

— Я — incestuoso! В жизни на меня не раз возводили напраслину, но это уж слишком. Кровосмешение! Ха-ха!

326

Комиссар полиции (итал.).

327

Как это по-немецки (итал.).