Охота на сурков
Шрифт:
Я подошел ближе, протиснулся между солдатами и, уперев подбородок в руку, сказал:
— А Гитлер-то свалится.
Шорш, склонившись, вновь скользнул по мне невидящим взглядом. Они, эти парни, не ухмыльнулись, даже не глянули друг на друга. Шорш продолжал играть; Пепельный, спортивного вида, наблюдал, вскинув кий на плечо.
— Играйте, как вам угодно, — прогнусавил я, попыхивая сигарой, этакий болтливый болельщик, — но Гитлер свалится. И главное — обратите внимание, его собьет красный шар.
— Вовсе не обязательно, — решительно вставил Ленц. — Вовсе не обязательно. Красный бьет, его направляете вы. Скорее всего, один из белых подшибет Гитлера. Я, понимаете
Фиц направился в служебный зал, а я вернулся к столу, Йооп каким-то вялым, ему одному присущим жестом потирал блестящую розовую лысину. Он, без сомнения, тосковал по своему «Спаги».
— Гитлер, Гитлер! — взволнованно закричали в толпе болельщиков — горных стрелков и артиллеристов.
Внезапно разразился рев, хохот.
— Бум-м-м, хо-ха-ха-ха-а! Тысяча чертей, вот и сбил Гитлера!
Прыщавый выпрямился. Тыльной стороной ладони отстранил прядь со лба, тупо уставился на бильярд.
— Сбил, ха-ха! — хохотал красавец солдат и задорно подмигнул в мою сторону: — А господин-то, ха-ха-ха, верно напророчил, а?
Шорш — эта непропеченно-прыщавая физиономия — точно одеревенел и онемел; повернувшись к доске, он взял мел и записал цифру.
— Не-е-ет, пет, ха-ха, — разгорячился Солдат-Друг. — Все надо стереть, всестереть. Впишите-ка себе нуль, и баста!
Тот, что поприличнее, спортсмен, в первый раз вступил в спор с болельщиками. Скривив гримасу, он смерил Ленца враждебным взглядом.
— Мы иначе играем, — буркнул он. — Если гриб падает, мы списываем только половину.
— Вы говорите о Гитлере? — Ленц задиристо размахивал ручищей. — Ничего подобного! Я знаю правила. Если Гитлера сбили, так вы вот, — он показал на Шорша, — проиграли всю партию, ясно?
— Верно, Брааке, — поддержал его какой-то солдат.
Уши проигравшего запылали. Второй подал ему знак; очевидно, инцидент был нежелателен. Крайнер пожал плечами, подошел к доске и стер одну из колонок, но желваки на его щеках так и ходили.
— Вот теперь будет верно, — похвалил Ленц с торжествующей снисходительностью.
Он оторвался от девицы Туммермут, протопал, раскачиваясь, к стойке, где Фаустино уже подготовил новый ряд пивных кружек, схватил одну, осушил залпом, хохоча, схватил вторую, размашисто поднял, приветствуя меня — знаток бильярда знатока бильярда.
— Солдат-Друг пьет за ваше здоровье!
Я поднял в ответном приветствии стакан, в котором колыхался черный кофе с киршем.
К отелю подъехала машина, разноголосый лай заглушил хлопанье дверцы. В зал протиснулся адвокат. Будто привязанный к его особе, приковылял и Патриарх Арчибальдо.
В тот же миг из-под нашего стола взвился эдакий черношерстный мяч и, подлетев, вереща и взвизгивая от восторга, к новоприбывшему, гоп-гоп, стал наскакивать на Арчибальдо, с размаху навалился на него, поднял его на задние лапы; собаки обхватили друг друга за шеи, неистово замахали обрубками хвостов, бурно выражая свою радость. Шумно веселясь, они ныряли под ноги хохочущим солдатам, Сирио запутался в поводке и, кувыркнувшись на спину, соскреб с себя ремешок. Адвокат, наблюдая происходящее, как-то боком вращался вокруг собственной трости и подфыркивал в лохматые усы, спокойно, точно привычный к успеху директор бродячего цирка.
Но тут Йооп очнулся от апатии; вскочил, стал тыкать, тыкать пальцем перед собой в пол и завопил срываясь:
— Сирио! Сирио!..Место, Сирио!.. К ноге!..
Но
Сметливый фельдфебель Пьяцагалли-младший выскочил из-за стойки, проворно наступил на волочащийся поводок, поймал Сирио и принес, ухмыляясь во весь рот, к нашему столику. Но я успел выхватить отбивающийся всеми лапами комок прямо у Йоопа из-под побледневшего носа — загадкой осталось для меня, чем так возмутил тен Бройку радостный порыв щенка, — уложил возбужденного, шелковистого песика на колени, стал гладить нашептывая:
— Ты непослушный малыш, Сирио. Не будешь слушаться, хозяин пребольно оттреплет тебя.
— Ессо, ессо l’avvocato [38] Гав-Гав! Приветствую вас, господин doctor juris [39] де Колана… Мое почтение, мое почтение, благородный патриций!
Эти язвительно-почтительные выкрики неслись из Граубюн-денского зала, где заводилой был Тардюзер, пока адвокат, шаркая на весь зал, тащился к нашему столику. Вслед за адвокатом плелся истомленный вконец Патриарх; из пасти, подернутой зеленью, свисал длинный дрожащий язык, с которого капала слюна. Воспаленные веки де Коланы, багрово-вздутый чирей на ноздре, невычищенное черное пальто, старомодное, с обтрепанным бархатным воротником, криво-косо застегнутое, торчат нитки отлетевшей пуговицы; не надо обладать бог весть какой сообразительностью, чтобы поставить диагноз — у де Коланы запой.
38
А вот и адвокат (итал.),
39
Доктор прав (лат..).
Небрежно взмахнув тростью, он выказал тем свое презрение выкрикам из Граубюнденского зала, с трудом удерживаясь в вертикальном положении, поклонился, стукнул меня осторожно, даже нежно в грудь янтарным набалдашником и плутовато зашептал, обдав смесью перегара и мяты:
— Черно-Белый-Бело-Черный, и подумать только, что я нас здесь встретил… benissimo[ 40] . Должен передать вам приглашение.
Он церемонно выпрямился, неуклюже силясь принять молодцеватую позу гейдельбергского студента. Попытался даже щелкнуть каблуками нечищенных ботинок, приподнял свою пасторскую шляпу. Хихиканье из Граубюнденского зала. Де Колана, игнорируя насмешников, поцеловал руки Ксане и Поле Полари, что та, глянув на его нечистые усы, дозволила с выражением всепрощения и легкой брезгливости, а я вскочил и как можно отчетливее, с подчеркнуто сердечной обходительностью предложил:
40
8 Очень хорошо (итал.).
— Глубокоуважаемый господин де Колана, позвольте просить вас присесть за наш стол.
— Благодарю, Черно-Белый.
Де Колана подал Йоопу руку, тот протянул ему свою, больше всего озабоченный тем, чтобы, сохраняя достоинство, сманить у меня Сирио и подвергнуть его дисциплинарному взысканию. Анетта взяла у адвоката пальто, шляпу и трость, подвинула ему плетеное кресло. Он сел, покряхтывая и едва заметно покачиваясь, Полари точно завороженная уставилась на отворот его пиджака, испачканный какой-то беловатой жидкостью, по-видимому, сгущенным молоком.