Охота на тигра. Танки на мосту!
Шрифт:
Звуки усиливающегося боя доносились к нам с запада — орудийные выстрелы, взрывы бомб. Самолеты гитлеровцев кружили там, отлетали, налетали новыми волнами. Девятка наших штурмовиков, сопровождаемая несколькими истребителями, с ревом пронеслась на запад.
«Капитан Павлов» быстро шагал к машинам. Один. Его люди, сняв гимнастерки, уже начали торопливо окапываться на склоне. Они расположились на занятом ими участке не в одну линию, а кольцом — круговая оборона... «Капитан» не напрасно изучал военную тактику: позиция, выбранная им, была удачной. Даже я, профан, новичок в этом деле, понял это, а также то, что первые пулеметные очереди «пограничников» ударят по расчетам противотанковых пушек.
К нашим машинам подходили раненые.
— Ожидайте, сейчас отправим! — хрипло крикнул им «капитан». — Три бойца с пулеметом остаются у машин. Старший сержант, давайте диверсанта и этого глухого... Пойдут с нами.
Он побоялся оставить меня в машине. Уж очень большую ценность я представлял для него, и он не хотел рисковать. Теперь он не отпустит меня ни на шаг. Я прыгнул вслед за Володькой на землю, приблизился к «капитану» и сказал прочувствованно и многозначительно:
— Спасибо, товарищ капитан...
— В чем дело? — нервно и подозрительно зыркнул он на меня. — За что еще спасибо?
— За предоставленное мне счастье быть очевидцем... — перешел я на немецкий.
— Что буровишь? — сердито крикнул на меня «капитан». — По-немецки шпрехаешь? Да? Ты у меня еще и по-нашему поговоришь!
Он кричал, но я видел в его глазах радость, которую так трудно скрыть каждому честолюбцу, когда его тщеславие польщено. Тронулись. «Капитан» шагал как на параде, размашисто, но не торопясь. За ним шел я, «старший сержант», Володька, позади нас — волкодавы. Вдруг все мы подняли головы — с запада на этот раз на малой высоте возвращались наши штурмовики. Теперь их было только пять, их преследовали «мессершмитты», которых безуспешно пытались отогнать два наших истребителя. Пучки белых нитей от трассирующих пуль чертили небо и тут же исчезали. Один штурмовик задымил уже над нами.
— Не разевать рты! — весело прикрикнул на нас «капитан», увеличивая шаг.
Мы шли к саперам. Чувство нереальности происходящего снова охватило меня. Я не мог поверить, что солнце, как ни в чем не бывало, сияет над землей, что синяя волнистая гряда на южной части горизонта — горы, что я дышу, иду, что «капитан Павлов», так спокойно, уверенно шагающий впереди, — переодетый гитлеровец, чудовище, самый заклятый мой враг... «В таком прекрасном теле такая преступная душа», вспомнилось мне. В моей голове еще раз ослепительно вспыхнуло слово «сверхчеловек», и я упал духом совершенно, но тут же мужественный человек во мне схватил своего безвольного двойника за горло. «Ерунда! Сверхлюдей нет в природе, мир делится на добрых и злых, справедливых и негодяев, умных и дураков, мужественных и трусов. Твой враг подл и жесток, а ты добр, мягок душой — это правда. Он старше, опытнее тебя в таких делах, у него волкодавы, а ты новичок, и так несчастливо сложились обстоятельства, что ты один, и даже твои друзья считают тебя своим врагом. Это тоже правда. Но вспомни, какие ты препятствия смог преодолеть. Один! Выполняя первое задание! Нет, ты сильней его, этого надменного потомка тевтонских псов-рыцарей, находчивей, бесстрашней. И если на то пошло, твоя славянская башка работает в сто раз лучше его арийской головешки. Ты должен нанести ему последний, смертельный удар».
Мы были уже недалеко от блиндажа, как к нам навстречу вышел младший лейтенант, очевидно, командир саперов. Три бойца стояли у входа в блиндаж, смотрели на нас.
— Капитан Павлов, — лихо козырнув, представился саперу гитлеровец.
— Младший лейтенант Егорушкин, — приветствовал его сапер.
— Товарищ младший лейтенант, быстренько соберите своих людей, я должен провести инструктаж и проверить...
— Не беспокойтесь, капитан, у нас все в порядке, — самолюбие младшего лейтенанта, видимо, было задето вмешательством пограничника. — Инструкция известна, ждем приказа, а не будет — действуем по своему усмотрению. И попрошу вас и ваших людей... Здесь нельзя посторонним...
— Я выполняю личное поручение генерала Морозова, — многозначительно, но без тени амбиции заявил «капитан» и, взяв командира саперов за локоть, сделал шаг к блиндажу. — Дело в том, что мы поймали гитлеровского диверсанта, специально засланного в Равнинную, чтобы... — Гитлеровец продолжал двигаться к блиндажу, мягко, но настойчиво, увлекая за собой сапера. — Как полагает генерал, диверсанты получили задание взорвать мост преждевременно, чтобы отрезать путь нашим отступающим частям.
Я знал: момент для решающего удара нужно выбрать безошибочно — второго случая не представится. Но и медлить нельзя. У меня мелькнула мысль: а что, если сказать несколько фраз по-немецки? Командир саперов, почувствовав неладное, запретит «капитану» подходить к блиндажу... Если завяжется схватка, перестрелка, кто-нибудь из тех саперов, что стоят у блиндажа, поймет, в чем дело, и рванет мост. Но тут же возникла иная мысль — как же те, на той стороне, ведь путь к спасению для них будет действительно отрезан?
«Капитану Павлову», хоть он и не подозревал об этом, удалось сбить меня с толку. Я не учел жестоких законов военной логики, которыми вынуждены руководствоваться военачальники. Из двух зол выбирают меньшее. В случае необходимости полководец без колебания должен пожертвовать частью войск, чтобы спасти от разгрома всю армию. При сложившейся обстановке большинство сражавшихся по ту сторону реки были обречены на гибель, независимо от того, уцелеет мост или нет. А что произойдет, если гитлеровские танки с ходу прорвутся на этот берег?.. Страшно даже подумать.
Момент был потерян — мы подошли к блиндажу. Рядом с блиндажом зияла большая воронка от авиабомбы.
— Товарищ капитан, — словно оправдываясь, сказал младший лейтенант, — мы предусмотрели возможность нападения диверсантов, у нас три пулемета.
— Да, — кивнул головой гитлеровец, — станковый у моста. Я видел...
— И два здесь, — сапер показал на крышу блиндажа, где стоял, направленный на мост, ручной пулемет и затем махнул рукой в сторону окопчика. Окопчик этот находился метрах в семидесяти от блиндажа, из него выглядывали головы двух бойцов, а рядом с ними торчал направленный в небо ствол пулемета.
— Понимаете, в чем дело, — озабоченно ворковал возле сапера «капитан». — Возможно, диверсант был не один, а имелась группа в несколько человек. Генерал-майор выделил под мое командование сорок бойцов и приказал прикрывать вас и мост в случае нападения. Мои люди окапываются выше, вот там, на бугре. Видите? Пластуны залегли на берегу, замаскировались, следят за каждым на мосту. Сколько у вас человек? Созовите всех.
— Гургинидзе! — крикнул младший лейтенант в сторону окопчика. — Давайте сюда оба! Бегом! — он поморщился, решая, звать ли наблюдателя, позвал все-таки: — Коломиец!
Я мучительно бился над решением простейших арифметических задач. Мне не хотелось, чтобы те двое покидали окопчик... Сейчас саперов у блиндажа вместе с их командиром было четверо. Стоявший шагах в сорока выше на склоне наблюдатель не в счет — не успеет подбежать на помощь. Гитлеровцев восемь. Пожалуй, стоило подождать, когда все саперы соберутся к блиндажу, Семеро против восьми. А я? Володька? Девять нас. Но волкодавы... Конечно, знают бокс, приемы самбо и джиу-джитсу. И преимущество внезапного нападения... И неизвестно, как будет вести себя в первые мгновения глухой Володька...