Охота на туманы. Записки из русской деревни
Шрифт:
Клоунесса и вертихвостка
Настя, увидев меня в сиреневом комбинезоне, говорит:
– Хорошо, что не красный.
– Почему? – спрашиваю я.
– А то на клоуна была бы похожа, – отвчеает она, потом добавляет: – А тебе не интересно, что я думаю о тебе?
– Ты – вертихвостка. Про таких, как ты, так в Морце говорят.
Вечером, наблюдая, как я намазываю ночной крем на лицо и тело, Настя спрашивает:
– Чо, от комаров что-ли?
Опростоволосился
Витьке, отличнику, поручили важную миссию:
– А потом вышла неприятность! – заговорщицки делится он со мной. – Я наступил на провод, микрофон грохнулся, раздался ужасный треск и…
– И тут ты, наверно, сказал плохое слово на «ять», – догадываюсь я.
– Да!!! – не удивляясь моей прозорливости, соглашается Витька и продолжает: – Это не так страшно, страшно то, что я потом в адрес школы сказал: «Эх, не видать мне золотой медали…»
Папин чай
Самый вкусный чай был в огромной, с коричневым налётом папиной кружке. И это не поддавалось объяснению. Папа не разрешал чистить свою бадью, в которой чай кис с утра, как говорила мама, но это не портило вкус потрясающего напитка, который умел готовить только мой отец.
Он просыпался рано утром, наводил свой чай, пил одну кружку, наводил вторую, оставлял на столе, накрыв полотенчиком, – может, кто-то из детей перед школой выпьет. И мы с братом боролись за эту роскошь.
Недавно папина кружка прохудилась. Ещё бы! Ей было чуть больше тридцати лет. И я купила новую литровую кружку, чтобы детство не кончалось.
Экскурсовод Настя
– Лена! Зря мы сюда приехали: всё тебе надо посмотреть, сфотографировать и всех расспросить… Мы так до речки не доедем!!! – возмущается Настя.
– Представь себе, что ты экскурсовод и сейчас должна рассказать мне о Большом Морце, показать достопримечательности… – соглашается крестница.
– Хорошо, договорились! Ну, школу мы уже увидели, вон церковь, а сейчас я покажу магазин, где мы сможем купить конфеты и сок и поехать на речку.
Сельская драматургия
Обычный диалог в сельмаге:
– Мороженое есть?
– Есть! Какое дать?
– Дайте подешевле…
– Пиво есть?
– Есть! Какое дать?
– Дай-ка подешевше…
Как папа учил меня есть хлеб
Я люблю есть в одиночестве, подперев тяжёлую голову рукой. Благодатное время для размышлений. Этому меня научил отец. Он многому меня научил, кроме одного…
С малых лет не ем хлеб. Папа, детство которого пришлось на послевоенный период, никогда не мог этого понять, рассказывал, как баба Настя пекла лепёшки из лебеды, а кусок хлеба был пределом мечтаний, и ставил меня в угол с ломтём, наставляя: «Как съешь, так и выйдешь!» Доходило до того, что он заставлял меня есть с хлебом арбуз, макароны, манную кашу. Папа, отмечая мою худобу, ворчал: «Голодающее Поволжье!»
В углу я быстро бросала кусок хлеба за шкаф и со словами «вот, съела» полноправно выходила на свободу. Это продолжалось пару лет, пока у нас не завелись мыши. Папа с мамой отодвинули шкаф, и – преступление, а иначе в глазах отца это не могло смотреться, было раскрыто. Наказания не последовало, поскольку папа был настолько растерян от этого святотатства, что просто махнул рукой и ушёл.
Прошло много-много лет. Папа приехал ко мне в Ереван. Садясь за стол, на котором никогда не было хлеба – я просто забывала его купить, он с грустью отметил: «Так я и не научил тебя уважать хлеб!»
Витька готовит «волшебно»
– Тёть Лен, чем мне заняться? Тёть Лен, ну чем мне заняться?!! – канючит Витька.
– Мужчины сейчас займутся мясом, а ты иди побегай… – отвечаю я и ловлю растерянный пацанячий взгляд.
– А я кто?! – с укором вопрошает Витька.
Тут уже теряюсь я, мне становится стыдно перед мальчишкой.
– М-м-м… – пытаюсь вырулить ситуацию. – Пока мужчины занимаются мясом, ты сбегай за сардельками – будешь девчонок кормить!
…Теперь Витька всем говорит, что готовит он «волшебно» (тётю Лену цитирует!). И каждое утро пытается накормить меня.
Если я кукукнусь…
В детстве я очень боялась.
Вела я себя неплохо, но очень активно, потому что мир был таким интересным. Когда я чуть-чуть подросла, к Лемешкино было приписано еще одно географическое место – Лошки. Там жили повзрослевшие умственно отсталые. И тут уже родители «отправляли» меня дальше по этапу: «Вот отдадим тебя в Лемешкино, а оттуда прямой путь только в Лошки!» Сейчас меня поздно отдавать в Лемешкино и Лошки… Хотя… вот недавно соседка бабка Тайка «кукукнулась», говорит мне мать. И стоит бабка Тайка с чемоданом каждую ночь под фонарём на автобусной остановке – знает, что ей куда-то нужно съездить, а вот куда – не помнит… И подумалось мне, если я «кукукнусь», то тоже буду стоять с чемоданом или с рюкзаком на остановке, или, скорее, идти, идти, идти. Останется только одна память – память ног и мышц и жажда дороги…
Старьёвщик
Вспомнила странную ночь… Лежа в спальном мешке в кратере осеннего Арагаца и чувствуя холод, который пробирал до костей, я пролистывала в памяти страницы детства. Почему-то память воскресила одного старичка. Жалкий, понурый, он часто проезжал по нашей деревне на скрипучей телеге. Колымагу волочила старая лошадь-доходяга. Мне всегда казалось, что человек и лошадь однажды умрут в один день.
Я ждала старика, сидя на скамейке. Этот странный человек владел волшебным ящиком, в котором хранились… сосательные петушки и свистульки. Завидев издали колымагу в клубящейся пыли, я бежала во двор с криками: «Мама, мама! Собирай тряпки!» Мама давала мне охапку одежды, и я бежала к старику, чтобы получить волшебную свистульку – голосовую планку из разобранного баяна…
Сталь начинала петь, когда я с вожделением прикасалась к ней губами. Старик вымученно улыбался. Как бы ему хотелось разделить детскую радость…
…Для меня история старьёвщика началась в тот день, когда взволнованная мама собрала первый мешок одежды и произнесла непонятную фразу: «Это для погорельцев». А отец сказал: «Такое с каждым может случиться!»
Дом с солнышками
Дом, в котором мы родились, папа построил собственными руками. Потом мы, три отпрыска, посадили три тополя и много лет соревновались, чьё дерево выше, сильнее и красивее. А дом у нас с солнышками…