Охота на ведьму
Шрифт:
Девушка тем временем смело зашагала по мостовой, в следующее мгновенье кто-то с зычным гиканьем, стремительно вылетел на неё из-за поворота, объятый огромными клубами пыли. Люция увидела рвущихся вперёд стройных лошадей со вспененными боками и совершенно обезумевшими от скачки глазами, над лошадьми возвышался широкоплечий кучер, размахивающий хлыстом. Сердце юной искательницы приключений ушло в пятки, ноги отказались повиноваться, и она замерла посреди дороги, как столб. Словно в тумане Люция почувствовала, что кто-то изо всей силы бесцеремонно, выдёргивает её за руку
Конечно, это был Торой. Вот он уставился на неё со скептической улыбкой, мол, что барынька, проштрафились, довыпендривались? Тёмно-синие глаза смотрели на Люцию, не скрывая насмешки:
– Вы впервые вышли пешком, я полагаю? – С едким сарказмом спросил мужчина свою спутницу. – По сторонам смотреть непривычны?
«Ага, не обращайте внимания, господа прохожие, я тут изо всей силы стараюсь быть незаметной, поэтому и едва не угодила под копыта лошадей», – вяло подумала девушка.
Мимо с грохотом промчался безумный экипаж, сверкнув на солнце золотыми гербами. Злой кучер привстал на козлах и, проносясь, мимо бледной Люции изо всей мочи проорал ей в лицо:
– На дорогу смотри, дура безмозглая! – удар хлыста разорвал знойный воздух и покрытые пеной лошади растворились в клубах пыли.
Девушка, расширившимися от страха глазами, всё ещё смотрела в ту сторону, откуда появился сумасшедший возница, в горле у неё стоял ком, губы дрожали от еле сдерживаемых рыданий, глаза щипало от подкатывающих слёз. Наконец, первые крупные капли потекли по перемазанным пылью щекам.
Люция поспешно отвернулась от Тороя, пытаясь скрыть свою досаду, обиду и унижение. Проклятый мужлан, грубиян самоуверенный, нахальный субъект, как он смеет, как смеет постоянно унижать и оскорблять её! Глотая слёзы, девушка попыталась взять себя в руки, нет уж, ни за что она не доставит ему радости увидеть себя плачущей.
– Прекратите реветь, что вы, право, словно ребёнок, – с плохо скрываемым раздражением бросил Торой, – в конце концов, мне совершенно не улыбается видеть вас с размозженной головой и переломанными конечностями. Может быть, я и висельник, но вовсе не жестокий тиран. Так что вытрите слёзы. Вот, возьмите.
С этими словами мужчина протянул ей безукоризненно чистый носовой платок.
Люция, с достоинством приняла подношение и, шмыгая носом, утёрла слёзы, оставляя на щеках грязные разводы.
Торой, тем временем вновь утратил к ней интерес и оглушительно свистнул проходящей мимо телеге с глиняными горшками. В отличие от обезумевшего извозчика, несшегося, что есть духу, горшечник ехал степенно и неторопливо, ещё бы, горшки – вещь хрупкая. Поравнявшись с молодой парой, возница натянул поводья. Смирная гнедая кобылка остановилась, недовольно скосив карий глаз на попутчиков и подёргивая ухом.
– Эй, любезный, не будете ли вы так добры довезти меня и мою сестру до площади Трёх Фонтанов? – обратился к вознице Торой, сверкнув на солнце несколькими медными монетами.
– Отчего же не помочь хорошим людям? – Горшечник чинно расправил бороду, и с достоинством принял из рук Тороя пару медяков, – садитесь, но, ежели
– Нет, нам не к спеху. Забирайся-ка. – Торой легко подсадил Люцию в телегу, а сам, водрузив ей на колени узел с платьем, запрыгнул на сиденье рядом с кучером.
Словно нехотя, телега тронулась. Гнедая кобылка шла неторопливо, глухо цокая копытами по камням мостовой. Убаюканная неспешной качкой, Люция начала успокаиваться. На улице стояла липкая жара, солнце пекло затылок, клонило в сон. В полудрёме девушка прислушивалась к неспешной беседе сидящих впереди мужчин:
– Уезжаете из города? – спросил возница, перебирая в руках поводья.
– Ну да, сестру замуж выдаю, вон, приданое везём. – Лениво ответил Торой.
– Чего ж ревёт-то? – вяло поинтересовался горшечник.
– А, поди, пойми этих баб. Радуется, наверное… – также вяло ответил «брат». – Что в городе-то слышно? Говорят, ко двору должна прибыть королева-мать?
– Ну да, завтра ожидают. Эх, и суматоха будет… Ходят слухи, рынок на день закроют, чтобы телеги с товаром по городу не сновали. Одни убытки… Да ещё, судачат, будто королевский птичник заболел и лежит при смерти. А из питомника Его Величества пропала какая-то редчайшая птица, люди болтают, что птичник продал её за большие деньги, а сам теперь разыгрывает представление с хворью, дабы скрыть свою причастность к делу.
– Вот как? – всё так же вяло произнёс Торой. – Неужто ему мало платят, чтобы так рисковать своей шкурой?
Люция между тем, напряглась, как тетива. Девушке стоило немалых усилий, сдержаться и ничем не выдать своего волнения. Она сидела, стиснув узел с одеждой и, кусая губы, молилась, чтобы эта медленная, бесконечная поездка наконец-то закончилась.
– Да кто ж поймёт этих богачей, – натягивая поводья, произнёс горшечник, – Но, говорят, птица была редчайшая, государь просто в ярости… Да ещё эта неразбериха с магами, которые снуют по королевству…
Торой видимо заинтересовался последней фразой возницы:
– Что за неразбериха?
– Дык, табунами, говорят, валят на запад, в Атию.
– И что же в этом такого? – Как будто бы искренне поинтересовался пассажир.
– Ну, ведь война с атийцами всего пятьдесят лет назад была, только-только улеглись эти страсти и, вдруг, такие дела. Кто их поймёт, вдруг новую армию собирают – магическую, и снова на нас двинут? О, кажись, приехали, ребята! – с этими словами горшечник натянул поводья, остановив свою кобылку.
Торой спрыгнул с телеги и помог спуститься на мостовую своей спутнице.
– Спасибо, добрый человек.
Горшечник улыбнулся в бороду и, ничего не сказав в ответ, тронул с места. Торой, проводил его взглядом и, забросив за плечо узел с одеждой, повернулся к побледневшей от волнения Люции.
– Вы слышали, слышали?! – вцепилась она в своего спутника, – Слышали, что он сказал?
– Слышал. Подумаешь, валят на запад, тоже мне повод для паники… – рассеянно отмахнулся её спутник.