Охота на викинга
Шрифт:
— К нам приехал, к нам приехал Колян Коляныч да-арагой! — распевает Костя, размахивая огромным кубком, расписанным золотыми цветами. Кубок называется «хохлома», а в нем плещется, конечно же, водка.
Русское гостеприимство — это удивительно. Русские искренне считают, что должны дать гостям все, что они хотели бы для себя. Их не очень интересует, что у гостя может быть другой вкус, другие желания и потребности. Я несколько раз был в гостях у русских — и везде одно и то же: шикарный стол со множеством сытных и вкусных, но чрезвычайно вредных с точки зрения здорового питания блюд (один этот их, с позволения сказать, салат «оливье» чего стоит!), спиртное с приличным запасом, а из развлечений в лучшем случае семейные
К чему я все это? Только лишь к тому, что Олег и Костя сумели переплюнуть всех русских хозяев, о которых я говорил, а ведь там были не провинциальные бизнесмены средней руки, а весьма и весьма обеспеченные люди!
Вообще после «пьяного поезда» и болезни Ариты я несколько напрягся и хотел даже поскандалить, но Олег убедил меня, что с моей невестой все в порядке: Арита с бабушкой поехали в город, на квартиру, температура у племянницы хоть и высокая, но беспокоиться не стоит, бабушка — бывший медицинский работник, все лекарства есть, а так больной нужно просто отдохнуть, выспаться, в общем, все будет хорошо и завтра, ну, в крайнем случае послезавтра мы увидимся.
А пока нужно отдыхать, расслабляться и ни о чем не думать, потому что я — дорогой гость, а у них в Сибири не принято, чтобы гости были хмурыми.
Ну, я и начал отдыхать и расслабляться, правда, забыв уточнить, от чего я устал.
Дом, принадлежащий, как я понял, Олегу, поражает меня своими масштабами и странным дизайном внутренних помещений. Это какая-то дикая смесь, эклектика, возведенная в принцип, где натуральное дерево в стиле настоящих швейцарских шале и винтажные каминные решетки le style de provence [12] соседствуют с чудовищно безвкусными золочеными карнизами и аляповатыми искусственными цветами в дешевых вазонах, а полированный мрамор, более уместный во дворцах или общественных зданиях, декорирует лестницу, ведущую в подвал, где располагается дизельный генератор и газовый котел отопления. При всем при этом строители, устанавливавшие окна, почему-то забыли закрыть швы, залитые желтой монтажной пеной, декоративными накладками, что выглядит на фоне тяжелых бархатных портьер настолько сюрреалистично, что я понимаю, что очень нуждаюсь в русском народном транквилизаторе.
12
В стиле «Прованс» (фр.).
Окончательно добивает меня вид из окон второго этажа. Дом с трех сторон окружен забором, а здесь его нет, и прямо от стен начинается что-то вроде грандиозного поля, покрытого снегом. Кое-где из снега торчат голые кусты, а на небольших возвышенностях сиротливо машут ветками похожие на обглоданные кости березы. Поле, или, скорее, равнина, тянется вдаль практически до горизонта, где виднеется темно-серая полоска леса. Там вроде бы проходит дорога, но в тусклом свете пасмурного зимнего дня сложно что-либо рассмотреть.
Наверное, летом, когда все вокруг зеленое, пейзаж не столь уныл, но сейчас он просто убивает меня своей тоскливой безнадежностью. Нужно быть русскими, чтобы не просто жить в таких условиях, а строить дома, растить детей, запускать в космос спутники и радоваться жизни. Пока Олег показывает мне дом, в котором, кроме него, живет еще несколько человек прислуги, пока водит по большому двору, демонстрирует в гараже снегоход и японский джип с лебедкой, Костя занимается столом — перед баней полагается, как мне объяснили, «немножко расслабиться».
— Попаримся, пообедаем, — похлопывая меня по плечу, улыбается ставший вдруг словоохотливым Олег, — кстати,
— Нет, — улыбаюсь я в ответ, а сам думаю: откуда тут может взяться сосед, если вокруг не видно ни одного дома?
За столом, выпив «гостевую» под цыганские песнопения Кости, я задаю этот вопрос. Олег, с урчанием обгладывающий копченую утиную ногу, кивает куда-то за спину:
— У нас участки соседние. Мой у шоссе заканчивается, а его как раз начинается.
— А какая площадь у твоего участка? — интересуюсь на всякий случай.
— Пятьсот два гектара, — небрежно роняет Олег и тянется за квашеной капустой.
Я, как любит фигурально выражаться Дмитрий, роняю челюсть. Получается, что Аритин дядя — крупный землевладелец?
— Ты закусывай, Колян, закусывай, — смеется Костя. — Тут тебе не Европа: вышел за околицу, и поссать негде, везде одни заборы. Это, блин, Сибирь-матушка!
На огромной плазменной панели за его спиной, очень в тему, идет передача канала «Дискавери» про скученность жизни людей в таких мегаполисах, как Сан-Пауло или Мумбай. Убогие хижины, лепящиеся одна на другую, занимают огромные территории. Наверное, их жители, узнав, что есть люди, владеющие земельными участками площадью с весь их район и живущие на таких участках в одиночку, не сумели бы это себе представить, как мы, современные европейцы, не молсем представить, например, жизнь на острове, с которого невозможно уехать.
Олегу кто-то звонит по телефону. Я вопросительно смотрю на него — вдруг что-то с Аритой? Он машет рукой — все нормально, кладет телефон на стол.
— Сосед выехал. Давай махнем по одной — и пойдем, встретим. Он интересный человек, а кроме того, у него к тебе разговор.
— Мы же не знакомы! — удивляюсь я.
— Заодно и познакомитесь. — Олег снова улыбается. Чувствуется, что дома ему намного комфортнее и спокойнее, чем в Москве или поезде. — Я ж тебе говорил — мы партнеры, причем он как бы старший в нашем бизнесе. Дон Корлеоне. Ты «Крестного отца» смотрел?
Я вместо ответа начинаю насвистывать мотивчик Нино Рота. Костя кричит со своего места:
— Не свисти в хате, блин!
Я демонстрирую осведомленность в русских приметах и суевериях:
— А то денег не будет?
— Нет, — вдруг мрачнеет Костя. — Свист в дому — к покойнику…
Сосед приезжает как раз в тот момент, когда хмурый, наголо бритый слуга — кажется, у русских это называется «истопник» — докладывает Олегу, что баня готова, можно идти париться.
Его зовут Иннокентий Геннадиевич. Мне удается выговорить это имя со второй попытки, а вот дядя Ульрик, например, не справился бы и с десятой, я уверен. Все же у русских очень сложные имена. Мы, завернувшись в простыни, сидим в помещении для отдыха, называемом «предбанник». У Олега баня под стать дому — большая, с двумя парилками и бассейном, а в «предбаннике» стоит стол красного дерева и кожаные диваны. На тумбе сбоку — морской аквариум с пучеглазыми рыбками, неизменная плазменная панель показывает, слава богу, без звука, клипы леди Гаги.
Иннокентий Геннадиевич сидит напротив меня. У него костистое носатое лицо и угольно-черные глаза под низким лбом. Он жестикулирует во время разговора так, словно делает какие-то колдовские пассы. Голос у соседа Олега низкий, глубокий и удивительно приятный.
— Нильс, — говорит он, словно бы обволакивая меня со всех сторон теплой пеленой своего внимания, — вы мне глубоко симпатичны. Нечасто встретишь иностранца, который бы так хорошо понимал и чувствовал Россию, наш народ, нашу культуру. Вы — молодец, вы на практике опровергли фразу Тютчева о том, что, дескать, «умом Россию не понять». Понять, еще как понять. Конечно, на ваше отношение к нам оказала влияние ваша избранница… Ведь так?